ЕВРАЗИЯ - Левое движение России: закономерный тупик

Во время предвыборной кампании 2012 года обнаружилась странная закономерность: довольно неожиданно США и Запад в целом оказали определенную поддержку оппозиционному кандидату на пост президента России коммунисту Геннадию Зюганову.

Вдобавок некоторые представители крайне левых сил тесно сблизились с либеральной оппозицией и даже поддержали «либерального западника» Дмитрия Медведева против государственника и державника Владимира Путина (заявление Сергея Удальцова о целесообразности сохранения Медведева на два года на посту президента). Казалось бы, нет ничего более полярно противоположного, нежели коммунизм в его российском и довольно националистическом (сталинистском) издании и ультралиберальная идеология современного Запада. Чем же объясняется такой довольно неожиданный поворот?

Антипутинский консенсус

Самое простое и чисто технологическое объяснение состоит в том, что Запад (США) крайне недоволен Путиным как политиком. Дело при этом не в идеологии Путина, а в системе его конкретных действий на посту президента России. Эта система квалифицируется Западом как отказ следовать в русле линии Горбачева и Ельцина. Той, что направлена на десуверенизацию России и принятие ею правил западной гегемонии (как в откровенном однополярном американоцентричном, так и в завуалированном - глобалистском и интернационалистском виде). Для американских прагматиков не так важно, что человек говорит, как то, что он делает. Путин делает все не так, как хотелось бы Западу. И эта линия поведения носит систематический характер - с самого начала его первого президентского срока.

Раз в современной России нет политических лидеров или движений, способных составить Путину конкуренцию в одиночку, Запад делает ставку на поддержку всех оппозиционных антипутинских движений, к какому бы идеологическому флангу они ни относились. А это включает не только идейно близких Западу либералов, но даже русских ультранационалистов. По этой же логике Запад распространяет свою поддержку и на российских коммунистов, на Геннадия Зюганова и другие левацкие силы.

Раньше других необходимость такого объединения всех оппозиционных антипутинских сил без исключения осознал опальный олигарх Борис Березовский, который в течение последнего десятилетия пытался создать против Путина как своего личного врага широкий фронт из самых противоречивых политических сил, включая любые крайности - националистические, либеральные и коммунистические. Видимо, Березовскому, считающемуся на Западе крупным экспертом в области российской политики, удалось убедить в своей правоте и представителей Госдепартамента США, профессионально занятых организацией «цветных» революций в самых различных странах.

Эта тактика не является, впрочем, чем-то совершенно неожиданным: для демонтажа советских режимов в Восточной Европе и на постсоветском пространстве западные стратеги неоднократно прибегали к услугам националистических и далеко не либеральных кругов. А в арабском мире «цветные» революции опирались не только на космополитическую западническую интеллигенцию, но и на местных исламских фундаменталистов, без вовлечения которых в протестные акции ни одна из революций «арабской весны» не имела бы шансов на успех. Борясь с «Аль-Каидой» в одних странах, США охотно прибегают к ее помощи в других: вчера - в Ливии, сегодня - в Сирии, далее везде (включая наш Северный Кавказ).

По этой же логике американцам было бы вполне логично поддержать и российских коммунистов, не обращая внимания на их антизападную и антилиберальную риторику. Если эти силы помогут раскачать путинскую систему или даже свалить ее, это само по себе станет искомым результатом, а в реальный приход коммунистов к власти в России сегодня ни один трезвый аналитик не верит.

Здесь можно было бы поставить точку, так как на чисто технологическом уровне такое объяснение исчерпывает всю интригу странного, на первый взгляд, альянса российских коммунистов-державников с протестными либералами и их американскими кураторами. Но, отталкиваясь от этого ситуативного расклада сил, можно задаться более серьезными вопросами и поразмышлять о природе современного левого движения в России.

Правда и ложь русского коммунизма

Распад Советского Союза в начале 90-х нельзя объяснить только наличием «пятой колонны» и давлением внешних врагов. Причины кризиса были внутри самой советской коммунистической системы. Идейное разложение и распад этой системы явились той средой, в которой произросло поколение либеральных реформаторов, похоронивших великую страну и общество социальной справедливости. Советская система сама породила своих могильщиков. И, соответственно, созданная в начале 90-х на развалинах КПСС Коммунистическая партия Российской Федерации автоматически получила в наследство вирус, погубивший ее прямую предшественницу - КПСС. Русский большевизм с самого начала отличался от классического марксизма весьма существенно.

1. Ортодоксальный марксизм допускал успех пролетарских революций только в развитой индустриальной стране. Россия в начале ХХ века была страной неразвитой и аграрной. Ленин и Троцкий, волюнтаристски опираясь на фанатичную группу пассионариев, настояли на том, что пролетарская революция возможна и в России. Кроме того, по Марксу, пролетарская революция не могла произойти только в отдельно взятой стране. Ленин и Троцкий настаивали на том, что могла. Таким образом, русский большевизм с самого начала отклонился от канона весьма существенно.

Однако в отличие от народников и эсеров, которые пытались концептуально осмыслить особенности русского социализма в духе самобытного исторического пути России, Ленин и Троцкий замяли это несоответствие и не возвели свои идеи и свою успешную революционную практику по захвату власти в России в самостоятельную и прозрачную доктрину, контрастирующую с классическим марксизмом. Это породило первый уровень интеллектуального диссонанса: несоответствия просто замалчивались, загонялись в область бессознательного. Революция в России состоялась, строительство социализма пошло полным ходом, а приведение ленинизма в соответствие с марксистской ортодоксией было отложено.

2. Еще более радикальным был подход Иосифа Сталина, который не просто провозгласил осуществление пролетарской революции в отдельно взятой стране (в 20-е годы в Советской России это стало свершившимся фактом), но и принялся настаивать на том, что в этой отдельно взятой стране, не дожидаясь Мировой Революции, можно построить социализм. В этом он натолкнулся на жесткое сопротивление со стороны Троцкого. Троцкий революцию в «отдельно взятой» допускал, но не построение в ней социализма. Сталин победил Троцкого во внутрипартийной борьбе, затем выжил из страны и, наконец, убил ледорубом. Но перед этим Троцкий сумел сформулировать свою версию того, что произошло в СССР в период власти Сталина: перерождение революции в бюрократию. Это и стало теоретической основой троцкизма.

Сталин же со своей стороны снова отказался вносить поправки в марксизм или разрабатывать новую теорию, загнав несоответствия на еще более глубокий уровень. В результате в СССР на уровне идеологии мы стали свидетелями существования трех слоев: а) номинальная марксистская ортодоксия (от имени которой и выступала правящая Коммунистическая партия), б) существенно отличающийся от нее ленинизм (осуществление революции в одной стране) и в) еще более отличающийся и от марксизма, и от ленинизма сталинизм (построение социализма в одной стране). Вместо того чтобы осмыслить эти несоответствия и доктринальные зазоры открыто и прозрачно, Коммунистическая партия загнала их в область подразумевания, окружила фигурами умолчания, погребла под сетью концептуальных натяжек.

Гораздо яснее описывали ситуацию те, кто находился вплотную к сталинизму справа и слева. Справа национал-большевики (в частности, Николай Устрялов) хвалили Сталина за возврат к державности и геополитике Российской империи, считая, что «русское начало» в сталинизме «преодолело марксистскую схоластику».

Слева троцкисты показывали, в свою очередь, как влияние русской державной стихии «губительно» сказалось на первой в мире пролетарской революции.

Однако идейные споры в Компартии затихли уже к концу 30-х. Троцкого убили в 1940 году, вернувшегося на Родину Устрялова расстреляли в 1936-м. Советская идеология застыла, так и не предложив внятной рефлексии на вопиющие отклонения от марксистской ортодоксии. Это блокировало советскую мысль в зародыше. Необходимость не замечать базовых несоответствий привила привычку к двоемыслию и в конце концов полностью парализовала способность к непротиворечивому и доказательному, рациональному идеологическому мышлению. Идеи подверглись девальвации. Попытки Хрущева разобраться с ситуацией в конце 50 - начале 60-х не дали внятных результатов, демонтаж «культа личности» ничего толком не прояснил по существу. А когда в 80-е началась перестройка, то полноценно идеологически мыслить было уже попросту некому - эта способность была искоренена предшествующими десятилетиями систематической и планомерной общеобязательной лжи.

Marxism today

Параллельно этому на Западе марксистская мысль развивалась в духе ортодоксии, и по мере того как советский (и китайский) опыт стали терять притягательность для европейских интеллектуалов, там начался процесс систематического пересмотра марксизма, но уже в соглашательском, мелкобуржуазном, леволиберальном ключе. Показательно, что американские и европейские троцкисты, пылавшие ненавистью к СССР, активно способствовали антисоветской эволюции европейского марксизма. И хотя любые версии марксизма радикально направлены против капиталистической системы, в своей ненависти к Сталину и СССР (а также к российской идентичности, которая, согласно Троцкому, и привела большевистский эксперимент к бюрократическому перерождению в националкоммунизм) троцкисты все чаще доходили до союза с либералами.

Так, американский троцкист Джеймс Бернэм одним из первых выдвинул идею солидарности с американской капиталистической гегемонией на том условии, что она будет направлена против СССР. Позднее по той же логике проходила идейная эволюция американских неоконсерваторов, вышедших все как один из троцкистских кругов (об этом чуть позже).

Два течения в поздней компартии («космополиты» и «почвенники»)

В перестройку противоречивость темперированного брежневской эпохой сталинизма достигла критической стадии, и идейный гибрид советизма стал распадаться на две составляющие. Одна из них была ориентирована на патриотизм и державность. Другая - на сближение с ортодоксальным марксизмом, включая антисталинизм и троцкизм, а также отличалась особым вниманием к тем еврокоммунистическим тенденциям, которые вели европейских левых к сближению с либералами. Из лона КПСС вышло два течения:

- консерваторы, или «почвенники» (включая на крайнем фланге общество «Память», довольно быстро переродившееся в некоммунистическое национальное православно-монархическое движение);

- «космополиты», или «западники», довольно быстро вышедшие за рамки троцкизма и перешедшие напрямую к ультралиберальным и капиталистическим доктринам (младореформаторы Анатолий Чубайс, Егор Гайдар и т. д.). Горбачев колебался между одними и другими. Попытка наступления «почвенников» в лице ГКЧП в августе 1991 года закончилась провалом. А в начале 90-х вместе с Ельциным окончательно победили «космополиты-западники», осуществив демонтаж советской социалистической системы и развалив СССР.

В этом их полностью поддержал Запад, который выступал не только в роли цивилизационного конкурента СССР, но и в роли идейного вдохновителя концептуализированной (либеральной и троцкистской) русофобии.

От КПСС к КПРФ

КПСС была распущена после либерального переворота августа 1991 года. Позднее Зюганов на ее останках основал другую структуру - КПРФ, которая провозгласила себя «правопреемницей КПСС». При этом на самом первом этапе КПРФ сделала ставку на национальную (национал-большевистскую) составляющую, не остановившись перед прямой реабилитацией Сталина и дружелюбно приняв целый ряд правоконсервативных идеологических ориентиров: православие, монархию, иерархию, национальную самобытность России, геополитический метод анализа и т. д.

Однако настоящей идейной работы по выяснению того, как соотносятся между собой ортодоксальный марксизм, ленинизм, троцкизм и сталинизм, а также какое к этому отношение имеет еврокоммунизм и западная социал-демократия, как следует трактовать коммунистический опыт стран Азии (Китай, Вьетнам, Северная Корея, Камбоджа), Латинской Америки и Африки, не было проделано. Фигуры умолчания, противоречия и множественные сочетания несочетаемого сохранились в КПРФ как ее фирменный стиль.

Весьма показательно, что, несмотря на свои электоральные успехи и постоянное присутствие в российском парламенте, КПРФ не выпустила ни одного номера регулярного журнала, посвященного теоретическим вопросам идеологии. Вся идейная база застыла в том состоянии, в каком лидер КПРФ Геннадий Зюганов в самом начале 90-х (под большим влиянием писателя-«почвенника» Александра Проханова) сформулировал патриотическую, но при этом весьма расплывчатую партийную платформу.

Среди европейских марксистов КПРФ воспринималась как недоразумение, а ее апелляции к Сталину и к ценностям классического правого русского консерватизма ставили ее вообще вне левого контекста. В этом довольно невнятном идеологическом состоянии КПРФ законсервировалась и практически не изменялась в течение 20 лет вплоть до настоящего времени.

Новые левые в России

Одновременно в российском обществе появилось параллельное направление, так же апеллирующее к марксизму. Оно было не оформлено однозначно, но проявило себя в акциях антиглобалистского толка и в последнее время - в протестном движении против Путина. Эти новые левые тенденции ориентировались больше не на советское прошлое, но на западных леваков - как марксистов-ортодоксов, так и анархо-коммунистов и левых либералов. В этом движении, хотя риторика и осталась коммунистической, акцент ставился не столько на борьбе с капитализмом, сколько на требовании гражданских прав и свобод, на разнообразных экологических и демократических лозунгах. Для таких леваков одним из ориентиров стали неомарксистские теории и особенно идеи Иммануила Валлерстайна.

«После либерализма» (Теории Валлерстайна)

Неомарксизм (и в частности, его яркий представитель Иммануил Валлерстайн) представляет собой развитие классического западного ортодоксального марксизма (не ленинизма и тем более не сталинизма). В отношении советского периода русской истории и СССР это течение в целом разделяет троцкистский анализ. Оставаясь убежденным в том, что построение социализма в одной стране невозможно, а если нечто подобное произойдет в реальности, то это будет не настоящий социализм, а его симулякр, то есть версия социализма национального, а не интернационального, «аутентичного».

Отсюда неомарксисты делают следующий вывод: чтобы пролетарская революция смогла победить, должен прежде осуществиться этап реальной глобализации, и при этом все страны должны стать частью единой капиталистической мир-системы. Высшие классы интегрируются в таком случае в интернациональную буржуазию, мировую элиту во главе с мировым правительством. А низшие классы образуют этнически смешанный мировой пролетариат. При этом основу такого пролетариата в наших условиях должны составить обездоленные массы населения Третьего мира (азиаты, африканцы, латиноамериканцы и т. д.).

Только после того, как буржуазная глобализация полностью реализуется и мир под управлением буржуазного интернационального мирового правительства станет единым, придет время мировой пролетарской революции. А любые попытки провести эту революцию в национальном масштабе, не дожидаясь полной глобализации, приведут к повторению советского опыта, а значит, к сталинизму и националбольшевизму. Это, в свою очередь, только отдалит перспективу «настоящей» пролетарской революции, а не приблизит ее.

Поэтому неомарксисты и антиглобалисты, костяк которых состоит в большинстве своем именно из таких леваков, ориентированных в значительной мере на идеи Валлерстайна, критикуя глобализацию, вместе с тем убеждены, что она неизбежна и даже полезна как необходимое предварительное условие для осуществления революции. Отсюда все более частое употребление термина «альтерглобализм» (иной, альтернативный глобализм) вместо «антиглобализм». Точно так же Маркс в своем «Манифесте» настаивал на том, что при всем неприятии буржуазии без ее окончательной победы над феодальным сословным обществом невозможно грядущее торжество социализма.

Это замечание имеет очень важное практическое измерение. Современные леваки - марксисты и антиглобалисты - при всей ненависти к буржуазному строю и критике либерализма признают необходимость и неизбежность победы этого строя в глобальном масштабе. А значит, согласны с процессом десуверенизации и ликвидации национальных государств по мере того, как политико-административное районирование планеты будет все более сближаться с форматом единой мир-системы, состоящей из капиталистического центра (богатый Север) и пролетарской периферии (бедный Юг). Именно такая идеологическая конструкция теоретически обосновывает тактический альянс неомарксистов с либералами в тех случаях, когда речь идет о демонтаже суверенных национальных государств. Отсюда и портреты Че Гевары на майках участников «цветных» революций, и охотное использование либеральными технологами левацких, троцкистских, антиглобалистских и анархистских элементов в организации протестных движений.

Самым ярким примером такой линии является движение «Антифа», или «красных скинхедов». Формальным объектом ненависти этих радикальных экстремистских группировок являются представители неонацистских дви жений. Но это скорее прикрытие для настоящей цели, которой является суверенное национальное государство, которое и обвиняется движением «Антифа» в протежировании уличным бандам националистического толка.

Альянс державника Путина с национально ориентированными коммунистами и националбольшевиками делал бы его позиции чрезвычайно устойчивыми в российском электорате, а также повышал бы значение самих российских левых.

Таким образом, и неомарксисты, и антиглобалисты, и анархисты, и «Антифа» функционально выполняют в современных обществах задачу передового отряда десуверенизации национальных государств. Эту же задачу на другом уровне - экономическая интеграция, транснациональные корпорации, информационная и технологическая унификация, продвижение институтов гражданского общества, развертывание сетей НПО и т. д. - осуществляют сторонники классического либерализма и капитализма в его глобалистской стадии. И либералы, и левые движутся к одной конкретной цели - демонтажу национальных государств. Разница между ними состоит лишь в том, что либералы планируют на этом и остановиться, а леваки верят в неизбежный кризис либеральной системы и в то, что за ним с неизбежностью последует «мировая социалистическая революция». Поэтому сам Валлерстайн называет свою программную книгу «После либерализма». Будучи противниками либерализма, неомарксисты тем не менее помогают ему утвердиться в глобальном масштабе, надеясь на то, что их черед придет лишь после глобальной победы капитала и никак не до нее.

Точно такая же логика лежит в основе альтерглобалистских теорий Антонио Негри и Майкла Хардта, изложивших свои взгляды в классических текстах «Империя» и «Множество: война и демократия в эпоху империи». Согласно этим авторам, вначале надо позволить капитализму (конкретно - США) создать глобальное общество на основе полного смешения, космополитизма и индивидуализма (это они и называют «Империей»). И лишь затем на авансцену истории выйдут революционные космополитические «множества», ведомые авангардом хакеров, лузеров, первертов, наркоманов, бездельников, инвалидов, транссексуалов и вырожденцев, и взломают код глобальной имперской «матрицы». Капитализм призван стереть религии, нации и государства. А потом придет час мировой сатурналии.

Двухходовая тактика американских неоконсерваторов

Еще один случай аналогичной стратегии мы видим на примере американских неоконсерваторов, которые также вышли из американского троцкизма. Основываясь на той же самой логике, что и неомарксисты в духе Валлерстайна или Негри / Хардта, американские троцкисты, позднее ставшие ядром неоконсерваторов (neocons) первого поколения (Норман Подгорец, Ирвинг Кристол и т. д.), идентифицировали сталинизм и СССР как главного врага мировой революции. Для борьбы с ним вначале пошли на компромисс с буржуазной демократией (интегрировавшись в Демократическую партию США), а затем двинулись дальше и солидаризовались с республиканцами.

Это стало для них возможным не из «беспринципности и оппортунизма», а в силу доктринальной убежденности в том, что мировой революции должна предшествовать стадия полной интернационализации и глобализации планеты. Поэтому-то они и стали ярыми и открытыми апологетами американского империализма, свободного рынка и мирового правительства; эта фаза являлась необходимой прелюдией для будущей революции.

После распада СССР ненависть к «русским» у них сохранилась. И первоочередной задачей стала окончательная десуверенизация России, а затем и Китая, следующей преграды на пути либеральной глобализации. После того как советский социализм пал, неоконсерваторам осталось справиться с Китаем, исламскими странами и остальными обществами, которые еще продолжали настаивать по инерции на сохранении национального суверенитета.

Конечно, неоконсерваторы так далеко ушли от стартовых позиций троцкизма и настолько прочно солидаризовались с радикальным либеральным империализмом, что трудно сказать, осталась ли у них еще вера в последующую собственно пролетарскую фазу. Если осталась, то они это тщательно скрывают. Но на практике это большого значения не имеет: глобализм интегрированного глобального американоцентричного мира во главе с мировым правительством в любом случае является тем этапом, миновать который невозможно.

И бывшие троцкисты лишь подталкивают с особой силой и энергией этот процесс, который традиционные американские консерваторы, напротив, привыкли проводить в жизнь не столь активно и с оглядкой на изоляционистские тенденции, весьма сильные у большинства американцев. Поэтому-то классические американские консерваторы (Патрик Бьюкенен или Рон Пол), называемые иногда «палеоконсерваторами», с такой настороженностью и недоверием относятся к неоконам, подозревая их в двойной игре и неискренности в защите национальных интересов США, фритредерства и либерализма.

Солидарность власти и оппозиции в демонтаже российского суверенитета

Этот краткий обзор окончательно объясняет нам то, на первый взгляд, нелогичное обстоятельство, что капиталистический Запад поддержал против Путина даже такую «антизападную» и «антикапиталистическую» силу, как КПРФ. Теперь все становится на свои места не просто с точки зрения технологии, но и с позиции идеологического обоснования данного маневра. Путин воплощает в себе для США национальный суверенитет. Причем это национальный суверенитет ядерной державы, обладающей огромными запасами природных ресурсов и многовековой традицией отстаивания собственной независимости перед лицом западной цивилизации. С точки зрения либералов, это явная преграда на пути капиталистической глобализации и распространения влияния либерально-рыночной системы в планетарном масштабе.

С точки зрения открытых сторонников американской гегемонии, Россия - это недавний конкурент США, способный в какой-то момент снова вернуться в историю, оправиться от поражения и возглавить коалицию многополярного мира (ШОС, БРИКС и т. д.), направленную на блокирование экспансии американских интересов в планетарных масштабах. И, наконец, с точки зрения ортодоксальных неомарксистов, национальная государственность России как наследницы сталинского СССР должна быть как можно скорее демонтирована, так как сохранение или укрепление суверенитета лишь отодвигает горизонты мировой пролетарской революции и мешает космополитическому интернационализму, не дает «пролетариям всех стран соединиться» (например, пытается регулировать потоки этнических мигрантов).

В самом российском обществе эти антисуверенистские тенденции представлены как в радикальной оппозиции и протестном движении, так и внутри самой государственной системы. Либералы с Болотной требуют этого на своих митингах, а либералы в правительстве ведут к той же цели, но только изнутри системы. Оппозиционеры обвиняют Путина в «сталинизме» и «авторитаризме», а либералы во власти стараются искоренить и осудить сталинизм внутри системы. Лидеры с Болотной идут за инструкциями к американскому послу Майклу Макфолу, а американофилы во власти продвигают «перезагрузку». Все эти линии сводятся к единому сетевому маневру, направленному против Путина и против России как национального суверенного государства.

Как российские коммунисты оказались на стороне врагов России?

В скоординированном ансамбле комплексной западной стратегии своя роль отведена и традиционно популярным в России левым движениям и партиям. Если бы КПРФ как партия и тем более национал-большевики, открыто декларирующие верность одновременно российским и советским традициям, строго следовали за своими идеологическими установками, их место в нынешней политической ситуации было в лагере Путина и тех сил, которые руководствуются в первую очередь защитой суверенитета России. И к любым «цветным» технологиям они были бы полностью иммунны. Запад относился бы к ним, естественно, с откровенной враждебностью, а в широких народных массах в силу такой позиции их популярность только бы росла.

Но этого не происходит, и, напротив, левые течения (включая даже национал-большевиков!) оказываются встроенными в противоположный сценарий и превращаются в инструменты десуверенизации и разрушения России изнутри, солидаризуясь с «пятой колонной». Технически это обеспечивается внедрением в ряды коммунистов антиглобалистской и неомарксистской молодежи. Та связана не столько с инерцией советского опыта и неосознанными слоями оригинального русского большевизма, неоднократно трансформировавшегося в национальном ключе, сколько с левым либерализмом, пафосом бунта и восстания и интеграцией в интернациональное левое движение, уже давно сблизившееся с либерализмом и в целом принимающее троцкистский анализ логики мировых событий.

В настоящее время такую функцию выполняют один из лидеров левого движения Сергей Удальцов (доверенное лицо Зюганова как кандидата в президенты РФ) и левый активист Илья Пономарев (структурно связанный с олигархом Романом Абрамовичем). Ранее по тому же пути (вопреки ярлыку «национал-большевика») пошел оппортунист и эгоцентрик писатель Эдуард Лимонов, в юности симпатизировавший именно троцкизму.

Но смещение российских коммунистов в сторону прозападной оппозиции нельзя списать только на них самих и на искусные американские технологии. Надо учитывать и то, что российских коммунистов в эту политическую нишу довольно искусственно сместили политтехнологи Кремля, сформировавшиеся в либеральной среде ельцинского режима еще в 90-е. Теоретически альянс сторонника национального суверенитета державника Путина с национально ориентированными коммунистами и националбольшевиками делал бы его позиции чрезвычайно устойчивыми в российском электорате, а также повышал бы значение самих российских левых.

Но при этом такой альянс ставил под угрозу интересы либеральных проамериканских сетей влияния внутри современной российской элиты и само явление олигархата (частично сохранившееся при Путине). Самое страшное для этих сетей - возможный союз Путина с русским социализмом. Это гарантировало бы ему полную легитимность в глазах широких народных масс, развязало бы руки для проведения смелых державных реформ и сделало бы независимым как от экономической элиты (олигархов), так и от Запада.

Поэтому отрыв Путина от российских левых, их маргинализация, дискредитация и, наконец, их подталкивание к противоестественному альянсу с западными антироссийскими сетями было частью общего плана, исполняемого американской агентурой влияния из самого центра российской власти (то есть из Кремля). Это, помимо всего прочего, позволяло более эффективно влиять и на самого Путина, заставляя его отождествляться с непопулярным в народе либерализмом, что делало его уязвимым и зависимым от олигархов и американской агентуры влияния.

Пора все менять

Кратко сформулирую рекомендации, вытекающие из проделанного нами анализа.

КПРФ и российским левым в целом необходимо:

1) незамедлительно проделать теоретическую работу по разгребанию завалов той лжи, которой сопровождалось развитие левой идеологии в советский период (сегодня некого и нечего бояться и ничто не мешает называть вещи своими именами);

2) строго отделить национальную и суверенную составляющую левого движения от троцкизма и неомарксизма, которые так или иначе инструментально используются мировой буржуазией, строителями американской гегемонии и сторонниками мирового правительства (это потребует размежевания националкоммунистов с интернационалистами, альтерглобалистами, анархистами, движением «Антифа» и прямой американской агентуры влияния в рядах левых);

3) выстроить последовательную и логически выверенную стратегию влияния на власть в социалистическом ключе или (программа-максимум) эффективного прихода к власти с соблюдением непременного условия сохранения и укрепления национального суверенитета России (для этого необходимо преодолеть искусные интриги кремлевских либералов и отказаться от соблазнов сотрудничества с американскими структурами и опальными олигархами).

Все эти задачи требуют качественно новых левых лидеров: одновременно интеллектуально продвинутых, национально ориентированных, смелых, волевых и эффективных.