В списках не значится

В Новом времени основными действующими идеологиями были три политические теории: первая - либерализм, вторая - марксизм, коммунизм или, шире, социализм, причем любого типа, и третья - фашизм, в т. ч. национал-социализм, национал-синдикализм и прочие политические системы, подходящие под классификацию фашизма.

На исходе XX века стало очевидно, что в смертельной схватке между идеологиями, неизбежность которой проистекала из их сути, победу одержал либерализм, а фашизм и коммунизм быстро ли, медленно ли, в военных действиях ли, в ползучей ли подмене ценностей, сошли на нет. Увы, на радость друг другу: «матерые» коммунисты торжествуют о крахе Третьего рейха, «недобитые» фашисты радуются краху Советской империи…

Таким образом, на сегодняшний день в идеологическом мире существует потребность в новой политической теории, основной задачей которой станет противостояние либерализму, точнее, его новой форме - постлиберализму. Уверенно об этой потребности можно говорить хотя бы потому, что либерализм, мягко выражаясь, дорог не всем. Пока эта новая формирующаяся политическая теория именуется просто четвертой.

Причем, как указывает Александр Дугин, четвертая политическая теория (ЧПТ) не является ни эвфемизмом, ни апологией, ни продолжением второй или третьей теорий. Формирующаяся идеология - принципиально новая теория с особым статусом. Иначе и быть не может: нельзя возвращаться к тому, что проиграло. Это как с монархизмом: да, Россия – страна монархического уклада, но возвращать династию Романовых – это, извините, бред.

Со второй и третьей политическими теориями четвертую роднит только признак, который в свою очередь являлся самым главным, парадоксальным образом объединявшим фашизм и коммунизм, а именно - неприятие либерализма. Однако – хотя бы с позиции накопленного опыта по борьбе с либерализмом – нельзя исключать возможность существования компонентов фашизма и коммунизма, которые новая политическая теория могла бы позаимствовать на собственное благо.

Нам представляется, что весьма важным, если вообще не самым главным здесь является фактор вовлеченности в дело приверженцев старых антилиберальных идеологий. Всякая идеология – ничто, если у нее нет сторонников или хотя бы признающих ее определенные ракурсы. Такая идеология подобна картине, которая не вывешена на всеобщее обозрение, пускай даже в приемной какого-нибудь бизнесмена средней руки, но всеми забытая пылится где-то на антресоли. В любом случае, у ЧПТ есть прекрасная возможность начинать свой поход в жизнь не на пустом месте.

Что же происходит сейчас на антилиберальном фронте в плане приверженцев идеи? Точнее, идей?

О летальном кризисе второй и третьей политических теорий свидетельствует в том числе и тот факт, что сегодня практически ни одна более или менее радикальная партия, которая на тех или иных основаниях не принимает либерализм, не может похвастаться стабильностью своего состава и вообще функционирования: новобранцы приходят и так же легко уходят, правящий аппарат идеологической структуры с тревожной периодичностью передергивается внутренними конфликтами, в результате которых организация, если не умирает, то, как правило, раскалывается на несколько новых, союзники и единомышленники меняются слишком часто, чтобы говорить о какой-то стратегии объединиться в единый фронт борьбы за казалось бы общую идею.

Фактически, сегодня более или менее стабильные политические организации, которые можно охарактеризовать как антилиберальные, - это, так сказать, проекты отдельных личностей – харизматических ли, с политическими или финансовыми связями ли, просто ли с какими-то организаторскими способностями и т. д. Есть какой никакой лидер, – есть организация. Тоже - какая никакая. На нем она и держится – а вовсе не на идеологии. Либерализм, исподтишка пропихнув куда только можно и куда нельзя культ индивидуума, приговорил все современные радикальные партии к медленной смерти от «человеческого, слишком человеческого». Проклятый ЧФ (человеческий фактор) нынче затмевает любую идею.

Например, если обратить взоры на политическую сцену сегодняшней России, одна из известнейших и массовых (?) радикальных партий - НБП - выглядит именно так. Если бы не ее лидер Эдуард Лимонов, обладающий определенной харизмой и известным статусом в культурной среде, эта партия уже давно перестала бы существовать в столь сильном виде. О внутрипартийных неурядицах в НБП говорить излишне - по крайней мере, периодически мы становимся свидетелями организованных исходов членов из партии. А о чем еще замалчивается?

В том виде, котором НБП известна сейчас, она прекратит свое существование, если Лимонов по тем или иным причинам отойдет от дел. Естественно, останется какой-то преемник, но всех за собой повести он не сможет в любом случае - в итоге к существующим ныне организациям, использующих в своих названиях определение «национал-большевистский», добавится еще парочка-другая. Пока НБП создает видимость единого организма, но не сегодня-завтра она преобразуется в нефиксированное количество конкурирующих фирм, бьющихся за право единолично использовать брэнд «национал-большевизма».

Случай НБП в рассматриваемой перспективе осложняется еще и тем, что, строго говоря, ее нельзя назвать антилиберальной структурой – из-за продиктованных «антипутиновской стратегией» контактов с либералами, она сама оказалась поражена вирусом либерализма.

Попутно следует напомнить, что согласно теоретикам исторического национал-большевизма, национал-большевизм - это вовсе не сочетание национализма и большевизма, то есть не сочетание фашизма и коммунизма - третьей и второй политических теорий. В соответствии с Александром Дугиным, современный российский национал-большевизм, тот, который единственно настоящий - не что иное, как левое крыло евразийства. Национал-большевизм же Лимонова - это вообще чистое левачество, а то, что хоть отдаленно напоминает национализм, у «лимоновцев» появляется только тогда, когда нужно предъявить очередную претензию Путину-Медведеву.

Другой пример из мира отечественных политических радикалов. Теперь справа. Тоже самый массовый. ДПНИ, претендующее сегодня на газетный титул «самой фашистской организации России», загибается от той же проблемы, что в свое время и РНЕ - правление организации раздирают всевозможные склоки, лидера то и дело критикуют бывшие и действующие соратники, случаются расколы. И все это при текучести рядового состава. Даже более того, молодежь, классифицирующая себя националистической, часто открыто отказывается иметь дело с ДПНИ и ее лидером Александром Беловым (Поткиным), откровенно используя акции этой организации для протаскивания в массы и озвучивания своих собственных идей. И потом, так же, как и НБП, ДПНИ в итоге оказалась поражена вирусом либерализма.

Естественно, в политическом мире современной России существуют и другие радикальные партии, может быть, даже гораздо более радикальные в своем стремлении изменить существующее положение вещей. Они тоже осуществляют какую-то деятельность, но назвать их достойной внимания по результатам не представляется возможным. Фактически, это не политические партии, но какие-то клубы по интересам. И проблемы с составом у них еще большие, нежели у «раскрученных» в СМИ проектах.

Брэнды и НБП, и ДПНИ пока работают - молодежь худо-бедно тянется в организации. Но долго там не задерживается. Внешняя романтика борьбы за идею затмевается суровой действительностью краха идеологии (левой и правой) и теперь уже неизменного присутствия бацилл либерализма. Неофиты разочаровываются – хотя не всегда могут четко сформулировать причину своего разочарования. Думается, их смущает отсутствие идеологической искренности в современных организациях. Ее и не может быть – ведь идеологий фактически нет.

Надо заметить, что кризис политических теорий не обошел стороной и либералов. Либеральные партии в России тоже переживают не лучшие времена. Взять хотя бы недавний самороспуск «Союза правых сил» и неурядицы с формированием нового либерально проекта. Однако, структура кризиса либеральной идеологии несколько иная, нежели коммунистической и фашистской: ведь две последние проиграли идеологическую битву, тогда как первая ее выиграла. А это уже классика: как только заканчивается противостояние одной силы другой силе, заканчивается и существование этой первой силы в том качестве, в каком она существовала на всем протяжении борьбы. Ей остается либо самой сойти на нет, либо как-то видоизмениться, мутировать.

Собственно, либеральная идеология испытывает кризис потому, что ей не с кем сражаться, ей нечего отстаивать - все и без того принадлежит ей. В таких условиях для преодоления кризиса (хотя бы ради того, чтобы защитить отвоеванное) либеральной идеологии достаточно переродиться в новом качестве, т. е. стать пресловутым постлиберализмом.

Отечественные либералы, похоже, просто не понимают, что картина мира изменилась, и к ней нужно относиться иначе, чем, скажем, десять лет назад. Конечно, на Западе тоже не все либералы продвинуты как надо во всех этих постмодернистских тонкостях политической и социальной жизни, но наши в силу классической русской инертности преуспевают в этом особенно. Впрочем, это их проблемы.

Короче говоря, либерализм – в отличие от коммунизма и фашизма – жив. Пускай и в новом качестве. Для рассматриваемого вопроса это не столь уж и важно. Но живы и те, кто упорно не хочет принимать либерализм со всеми его ценностями и обязательствами. Живы те, кого тошнит от «открытого общества» с его потреблядством, кто испытывает потребность в причастности к Традиции в какой-либо ее форме. Итак, сразу конкретизируя проблему, востребована ли в народе и в элите четвертая политическая теория?

Что касается народа. Начнем с того, прежде всего, что востребована антилиберальная политическая теория сама по себе - иначе бы политические партии, чьи идеологии отличны от либерализма, уже давно прекратили рекрутировать в свой состав новых членов по причине несостоятельности этого занятия. Дело в этой сфере обстоит плачевным образом, но люди в партии идут. Значит, политическая теория им нужна. Но долго они в них не задерживаются. Значит, требуется нечто иное.

Конечно, нужно учитывать и то, что многие новобранцы, уходящие из партий, просто не созданы для политической активности, а в партиях - особенно радикальных - ищут средство от экзистенциальной скуки. Такие в итоге начинают подмазываться к каким-то либеральным формированиям, не обязательно политического толка, ибо либерализм – постлиберализм – набором симулякров способен создать иллюзию заполнения экзистенциальной пустоты.

Как минимум из анализа положения дел политических партий можно сделать вывод, что существует определенная категория людей, которым требуется политическая теория, отличная от либеральной, и которых не устраивают существующие ныне политические теории. Точнее, их остатки.

В процессе многолетнего пребывания в неформальной субкультуре и общения с представителями различных радикальных идеологий, равно как с т. н. сочувствующими и интересующимися, мы можем достаточно уверенно констатировать, что многие современные не равнодушные в политическом плане молодые люди ищут нечто, что не было бы «ни правым, ни левым» - т. е. ни фашистской идеологией, ни коммунистической. Причем это не означает, что они против «левых» и «правых» - нет, эти политические теории вызывают у них большую или меньшую симпатию, но по тем или иным причинам они их не устраивают. Либеральное же направление отвергается данной категорией по умолчанию.

Естественно, это не значит, что современная молодежь совершенно не интересуется либеральной политической теорией - просто такие люди не входят в сферу наших интересов, и мы не можем судить о данной категории молодежи. Также мы готовы признать, что в райские болота либерализма готово идти гораздо больше людей, нежели в противоположный лагерь.

ЧПТ, как уже говорилось, ни в коей мере не является продолжением второй или третьей теорий. Однако, в плане противостояния либерализму (постлиберализму), она должна быть их преемницей.

Переходя на личности – ведь тем, кто ищет себя в идеологической борьбе, всегда, в большей или меньшей степени, но всегда требуются путеводные звезды, грубо говоря, авторитеты, - подобная преемственность означает, что ЧПТ из коммунизма и фашизма должна взять не вождей-идолов Иосифа Сталина и Адольфа Гитлера, но легендарных борцов Че Гевару и Корнелиу Кодряну. Ведь проиграли идеологии – но не солдаты.

В принципе, и Гитлер, и Сталин, и все остальные вожди правой и левой идеологий тоже хороши, но только в период своей революционной деятельности, когда они еще не пришли к власти и не «отвлеклись», скажем так, на ненужные действия. Новой политической теории пригодится не тот истеричный Гитлер, что устроил мировую гекатомбу, но тот Гитлер, что испытывал отвращение к Веймарской республике и рисовал розы. Также и Сталин - не наводящий ужас меланхоличный диктатор требуется ЧПТ, но боровшийся против социальной несправедливости революционер, писавший стихи.

Если у кого-то имена Гитлера и Сталина вызывают негодование и даже отвращение - их понять теоретически можно, но, чтобы принять ЧПТ, нужно поступиться какими-то своими комплексами. Или тогда уж не принимать ее. На наш взгляд это достаточно очевидно. Нельзя просто так выкидывать за борт тех, кто самоотверженно боролся с либерализмом в любых его проявлениях только потому, что «времена нынче другие». И нельзя сформировать или получить уже сформированной (тонкими сферами) идеологию, чему-либо или кому-либо противостоящую, т. е. с большей или меньшей степени агрессии (если уж на то пошло, то тонкими сферами такие и не предоставляются), которая бы угождала всем - хотя бы очень многим. Так не бывает.

В принципе, неплохо было бы разместить на «иконостасе» ЧПТ и совсем уж «отморозков» по борьбе с либерализмом. Например: слева – террориста-авантюриста Ильича Рамиреса Санчеса, более известного как Карлоса Шакала, а справа - Тимоти МакВейна, взорвавшего в 1995 году федеральное здание в Оклахоме. Кстати, пример последнего наглядно показывает, как борцы с либерализмом легко находят общий язык – ожидая смертной казни в тюрьме «ADX Florence», он подружился с содержащимся там же террористом Теодором Качинским, более известным как Унабомбер. А ведь Качинский был совершенно чужд политики, он просто патологически ненавидел оторванную от природы технократию и боролся с неуклонно наступающей «эрой машин».

Преемственность ЧПТ по отношению к коммунизму и фашизму заключается и в том, чтобы притянуть вероятных, бывших, а по возможности и нынешних приверженцев второй и третьей политических теорий - точнее, их остатков.

Разумеется, мы не утверждаем, что как только ЧПТ будет сформирована, - с привлечением культовых деятелей почивших в бозе второй и третьей теорий, в ее ряды сбегутся все разочаровавшиеся, а то die hard фашисты и коммунисты. Нет же. Во-первых, до конечной формулировки еще далеко, во-вторых, процесс внедрения в жизнь новой политической теории будет длительным и, скорее всего, болезненным. Но отбрасывать накопленный опыт было бы просто глупо.

Что касается связи элиты и ЧПТ, то здесь стоит лишь ограничиться замечанием, что нынешней правящей элите, конечно, никакая новая идеология не нужна. В свою очередь новой идеологии тоже не нужна старая элита. И вообще, одним из главных критериев жизнеспособности новой идеологии является ее способность генерировать новую элиту, которая придет на место старой. Фашизм после Второй мировой войны, а коммунизм после краха Советского Союза сошли с исторической арены в том числе и потому, что оказались неспособны сформировать новую элиту. Были и, должно быть, есть какие-то яркие личности и справа, и слева, но они не способны заменить собой необходимую элиту. Нельзя путать элиту с ЧФ.

И, кстати, на стенах кабинетов – или хижин, кому как угодно – представителей новой элиты не могут не висеть портреты их героев.