Ограбление по-американски

«Какова цель человеческой жизни? Стать богатым.

Каким путем? Нечестным быстрее, честным дольше.

Честным, только если иначе нельзя».

Марк Твен

Американский национальный характер формировался на идее труда и его результате – материальном успехе. Для его достижения американцам были необходимы такие качества, как энергия и умение генерировать новые идеи, способность к преодолению устаревших норм, смелость в нарушении общепринятых запретов, упорство в штурме всех физических и практических границ, отвага первооткрывателя. Эти же качества национального характера являются и причиной высокого уровня преступности в США.

«Преступность в нашей стране имеет функциональную роль, и рассматривается обществом не как антиобщественный акт, а как бизнес другим путем, самый короткий путь к богатству», - писал ведущий социолог страны Даниел Белл в 60-70-е годы. Итак, преступность – это американский образ жизни.

Преступность существует во всех общественных системах, но ее специфика и размах определяются доминирующими в обществе культурными ценностями и социальными целями. Преступность в Америке во все времена отличалась от европейской своими масштабами, разнообразием и была результатом демократических и экономических свобод, огромной социальной динамики. Общество ставило единственную цель – богатство. В борьбе за него участвовали многомиллионные массы, что не могло не привести наиболее энергичных и способных преодолевать все барьеры к поискам окольных, обходных путей.

Законы юридические и нравственные нарушались всегда, и всегда осуждались как деградация человека, как предательство священных норм жизни. Но к середине XIX века преступление в глазах общественного мнения стало оцениваться иначе. В это время начало формироваться капиталистическое общество, в котором экономика стала занимать центральное место в шкале общественных ценностей.

В литературе докапиталистической эпохи преступление воспринималось как индивидуальный выбор, переживаемый героем как трагедия. В XX веке преступление перестало быть выбором личности, утратило трагедийные черты. Как в жизни, так и в литературе преступление стало будничным социальным явлением, одним из способов решения жизненных проблем и, прежде всего, проблем экономических.

Теодор Драйзер в своих романах «Титан», «Гений» и «Финансист» показывает героя Каупервуда, который переступает все этические, нравственные и юридические законы, но у него все это оправдано «Делом». Честный путь долог и мало эффективен.

«Общество делится на рабов, живущих по принципам рабской морали, и тех кто способен переступить мораль – это те, кто способен создавать богатства и умеет властвовать», - пишет Драйзер в 1913 году, - «Удел слабых - поражение. В отличие от сильных они боятся общественного мнения. Они слишком трусливы, чтобы пойти на риск взять что-либо чужое. Они называют преступниками тех, кто ищет власти и богатства. Миллионеры же, гангстеры и мошенники достигают успеха, потому что борются и поэтому побеждают».

Заявление Драйзера может показаться преувеличением, ведь Драйзер – литератор, а литература всегда пользуется преувеличением как профессиональным приемом. Но об этом почти в тех же выражениях говорит и человек практики, закончивший лишь четыре класса церковной школы и не прочитавший в своей жизни ни одной книги - Луиджи (Лаки) Лучиано, босс боссов мафии 30-40-ых годов: «Каждый хотел бы отнять что-либо у других, только у большинства не хватает смелости. У нас, у мафии, она есть».

Классик литературы и «титан» американского преступного мира, так же, как и Раскольников Достоевского, делят мир на героев и «тварей дрожащих». Идея петербургского писателя о том, что нельзя пролить «слезинку ребенка», автоматически приводит к тому, что нужно отменить сам прогресс. На миллионах «слезинок» строится мир материалистической цивилизации.

«Страна предоставляет тебе выбор – или тебя грабят, или ты грабишь», - говорил Барнум, создатель самого известного в Америке цирка и выставок чудес света. Другая знаменитая фраза Барнума: «Простаки рождаются каждую минуту», – имеет сегодня не меньшее значение, чем 100 лет назад, когда она была произнесена. Ты или «sucker» - недотепа, или «swindler», «sharpie» - острый, находчивый, тот, кто на ходу подметки режет, кто способен всех обвести вокруг пальца.

Турчанинов, полковник генштаба русской армии, иммигрировавший в Америку в 1856 году, ставший бригадным генералом в армии Севера в годы Гражданской войны, - «Smart guy, по-нашему ловкач, пройдоха, здесь великое слово. Будь человек величайший негодяй в каком бы то ни было классе сословия, если он не попал на виселицу, он то и почтенный. За ним ухаживают, его мнение первое во всем, его суждениям и приговору верят более, чем библии».

Сам концепт обмана и манипуляций лежит в основе культуры рыночного общества. Как говорил еще Цицерон: «Рынок – это призвание тех, кто покупает для того, чтобы перепродать подороже, и они не могут это сделать без наглого и беззастенчивого обмана». Энгельс называл экономику формой дозволенного обмана.

В феодальном обществе богатства приобретались насилием, рыночная же демократия предложила более цивилизованные формы – обман, построенный на убеждении. «Вся жизнь рыночного общества построена на завоевании доверия в деловой, политической и индивидуальной жизни. Успех во всех социальных сферах завоевывают только те, кто обладает способностью убеждать, способностью продать свой товар и свои идеи», - социолог Джеймс Комбс.

Главный инструмент убеждений – язык. Он отражает приоритет тех или иных качеств в отношениях между людьми в данной культуре, часто просто количеством используемых слов. В американском варианте английского языка существует больше терминов для обозначения различных типов обманщиков и приемов обмана, чем в других языках мира: frauds, charlatans, deceivers, dissemblers, tricksters, swindlers, mountebanks, impostors, hoaxers, fixers, cheats, pretenders, cynics, hypocrites, hoodwinkers, four-flushers, bunk, baloney, buncombe, sham, shilling, bamboozle, him-hamming, chisel, welsh, snake oil, bluffing, a bum steer, rook, flummox, selling a bill of goods, the put-on, a raw deal, diddling, swindling, the snow job, the come-on, the gambit, the royal shaft, the set-up, being fleeced, getting burned, the ream job, conning. Большинство из этих терминов непереводимы, они отражают специфику деловых и человеческих отношений, характерных только для американской культуры, а широта терминологии говорит о степени распространенности и изощренности обмана.

Гарри Линберг в своей работе «Мошенник в американской литературе» показывает, что американская культура создала специфическую форму гениальности – гениальности обманщика. Этот социальный тип видит общество как сборище недоумков (suckers), которых он может убедить в своей заботе об их благополучии и таким образом - за чужой счет - создать благополучие собственное.

С одной стороны, какой же разумный человек будет действовать против собственных интересов, с другой - в каждом человеке существует желание верить. Мы не всегда доверяем собственным чувствам и убеждениям, но готовы доверять тем, чьи убеждения логичнее и эмоционально более интенсивны, чем наши. Манипулятор не обязательно использует открытый обман, чаще он пользуется логикой доказательств и эмоциональным давлением.

В первой половине ХХ века техникой манипуляции владел только тонкий слой населения: бизнесмены, капиталисты, финансисты. Во второй половине ХХ века, с вовлечением масс в экономический процесс, техникой манипуляций стали овладевать все социальные слои. Все в той или иной степени стали бизнесменами, капиталистами, финансистами – все играют на бирже, вкладывают свободные деньги в бизнесы, участвуют в различных формах деловых отношений, а здесь самым важным является умение убеждать, умение купить дешевле, продать дороже. Естественно, что в атмосфере рыночного общества «confidence man», мошенник, превратился в доминирующий социальный тип.

В общественной шкале престижа мошенники, добившиеся значительного успеха хитроумным обманом, традиционно занимали очень высокие места. Умение продать товар, который никто в здравом уме не купит, умение продавать все, даже то, что продать нельзя, требует активного творчества. Продажи в широком социальном смысле требуют изощренной изобретательности, и сами качества сэйлзмена-манипулятора наиболее уважаемы в обществе. Недаром в греческой мифологии покровитель творческих профессий Меркурий был богом всех искусств, включая торговлю и воровство.

Америка всегда была страной творческого подхода ко всем проблемам, всегда искала и находила новые, небывалые пути и, прежде всего, в создании богатств. Недаром ее называли страной неограниченных возможностей. По замечанию социолога Эмиля Дуркхайма, если возможности беспредельны, если предел - только небеса, то и ограничения, практические и моральные барьеры, могут быть преодолены.

Специфическое прошлое Америки состоит в том, что американская цивилизация создавалась в условиях первозданной природы: первых колонистов окружали дикие леса, на них нападали звери и аборигены. В итоге это сформировало характерный подход к решению проблем – ищется самый короткий и самый простой путь. Завоевание нового континента требовало сиюминутных решений, практичность в достижении цели.

Окруженный первозданной природой, американский колонист должен был забыть о морали - в борьбе с природой моралист не выживал. Мораль – результат развития цивилизации, и вне цивилизации неприменима. Поступок правилен, когда он ведет к выживанию, и неправилен, когда ставит жизнь под угрозу. На моральные реминисценции просто не было времени.

Процесс развития капитализма с одной стороны создавал новый мир разветвленной цивилизации, противостоящий природе в своем материальном воплощении и в то же время возвращал человеческое общество к тем формам отношений, которые существовали в природе – борьбе за выживание, в которой побеждает сильнейший. Условия конкурентной борьбы требовали творческого подхода и мгновенных решений, уголовные законы и законы морали усложняли путь к достижению цели, поэтому преступление как инструмент делового процесса стало органической чертой нового общества.

Как сказал Генри Торо: «Вынужденный опираться только на себя, американец определяет свою свободу как независимость от закона и традиций. Американец принимает закон, когда он на его стороне, и отвергает, если он против. Только он сам решает, что справедливо и что нет».