Содержательную сторону российской истории последних веков можно представить как состязание проектов по преодолению археомодерна
Археомодерн и российская политическая власть, как область его наглядного проявления, являются той данностью, которая сопровождает нас – русских – на протяжении многих веков. В своей лекции об археомодерне Александр Дугин говорит: «Понятый в таком ракурсе археомодерн на наших глазах из философско-парадигмальной концепции становится важнейшим политическим, политологическим и философско-политическим объектом, явлением, которое дает ответы на все вопросы, которые возникают в нашем обществе. Эта концепция является единственной главной фундаментальной и центральной смысловой линией, от которой надо откладывать систему координат при анализе того, что происходит с нами».
«Путин не осознает археомодерн как болезнь. Он им удовлетворен, если не сказать наслаждается. А тот, кто воспринимает археомодерн как норматив, тот становится на сторону болезни».
Исходя из этого всякое заслуживающее своего имени политическое проектирование должно, во-первых, более или менее отчётливо идентифицировать археомодерн, во-вторых, нести в себе заряд воли к его преодолению. По принципу отношения к ситуации археомодерна все серьёзные политические проекты делятся строго на две группы, два лагеря – либерально-западнический и консервативно-революционный. Первые осуществляют критику археомодерна со стороны канонов западной модернистической керигмы - либерализма, вторые - со стороны русской самобытной структуры (критика «справа», «с Востока» и т. д.).
Археомодерн как таковой есть явление болезненно-статичное: «в нем, конечно же, идут какие-то процессы, но это процессы, которые нас ни к чему не приближают», - поэтому всю содержательную сторону российской истории последних веков можно представить как состязание проектов по преодолению археомодерна.
Сразу отметим, что за весь рассматриваемый период представители консервативно-революционной миссии никогда не были у власти в России. Вся линия мыслителей и политиков, прочерченная Александром Дугиным - от раскольников и славянофилов через народников и национал-большевиков к современным неоевразийцам - до сих пор являлась либо оппозиционной, либо, что характерно, лояльно-оппозиционной.
История же реальной политической власти представляет из себя череду модернизационных «набегов» на русскую структуру с целью преодоления археомодерна «с Запада». Вехами на этом пути являются реформы Петра, большевистская революция 1917-го года и либеральная революция 90-х. Однако, ни один из этих проектов не удался полностью. Каждый раз русская структура брала своё. Ярчайшей иллюстрацией этого является советская история, в ходе которой первоначальный неистовый модернистский напор сначала едва не одержал верх, затем – в лице сталинизма – вынужден был пойти на компромисс с русскими структурными параметрами, и, в конце концов, полностью утратил свой революционный потенциал, снизойдя до роли беспомощной керигматической надстройки дремучего застойного археомодерна.
Следующий цикл прошёл ещё более стремительно. «В 90-е годы у горстки советских западников возникла «свежая» идея: дать еще один бой архаике, нанести удар по структуре, открыть новый этап керигматизации – на сей раз в форме либеральной модернизации», - рассказывает Дугин. – «Наши либералы сказали: мы должны в очередной раз подвергнуть структуру геноциду. И начали это осуществлять. Это называется «реформы» и «шоковая терапия». Русская структура особенно не сопротивлялась, но избрала свой излюбленный метод, к которому привыкла в археомодерне: революционная стратегия гиперконформизма - и принялась заниматься своим привычным делом – подделывать модернизацию, «сбивать реформы с их смысла».
В первую очередь неудача либерального проекта была связана с наивным расчётом модернизаторов на то, что русских удастся «заразить» либерализмом, передав им эстафету модерна. Как и прежде, этот расчёт оказался неверен. «Наши российские либералы – это нелибералы, потому что, чтобы быть либералом, надо иметь политическую философию, основанную на субъекте. У нас таким субъектом является одна Новодворская. Гайдар и Чубайс, видимо, искренне и глубоко симпатизирует этому субъекту, но сами скованы конформизмом своей комсомольской юности. Они очень хотели дать смертельный бой археомодерну, но не решились перейти какую-то черту. Либералы оказались археомодернистическими чучелами либералов, то есть снова чем-то ненастоящим. А тут пришел и Черномырдин с кукуйским языком, и все стало ясно», - иронизирует философ.
Итак, как уже не однажды до этого, модернистический импульс увяз в болоте русского археомодерна, элементы западной керигмы снова были превратно перетолкованы, внедрённые институты зажили совершенно своей причудливой жизнью. И, как обычно, у консервативных революционеров нет повода ни к чрезмерной печали – ведь проект парадигмального врага сорван – ни к радости – русская структура по-прежнему томится в археомодернистическом узилище.
Современная археомодернистическая власть в качестве таковой характеризуется рядом признаков, самый наглядный из которых - неспособность к производству внятного дискурса. Иначе - идеологическая несостоятельность. «Археомодерн можно описать через филологию», - говорит Дугин. – «Немота структуры и косноязычие керигмы, постоянно размываемой ночными ассоциации бессознательного, порождают особое языковое явление – специфический язык археомодерна. Путин идеально подходит к модели археомодерна. В каждой своей фразе он смешивает, улыбаясь серыми стальными глазами, керигматический посыл, элементы рациональные, и дерзко проговариваемые лоскуты подсознания, структуры. Он говорит фразы, каждая из которых обязательно содержит два логически взаимоисключающих друг друга тезиса. Это карикатура на рационально-волевую природу современной европейской личности. Реальных нападок на русскую структуру Путин не делает, более того, она постоянно проглядывает в его неудачных шутках и оговорках из грубого школьного жаргона. Самое страшное для структуры, это когда параноики типа Петра или Ленина, вкусившие природы субъекта, приходят и раскаленным железом подвергают народ геноциду. Этого у Путина нет. С другой стороны, это плохо. Потому что в такой программе наличествует и решимость поддерживать модерн на уровне пусть глупейшей, но имитационно западной керигмы: либерализм, демократия, Конституция, гражданское общество, права человека, толерантность – все это фетиши и тотемы, не имеющие никакого отношения к реальности. Но русскую структуру они угнетают серьезно и действенно, не давая ей по-настоящему развернуться по ее внутренней логике. Путин не осознает археомодерн как болезнь. Он им удовлетворен, если не сказать наслаждается. А тот, кто воспринимает археомодерн как норматив, тот становится на сторону болезни».
Археомодернистическая природа российской государственной власти обуславливает двусмысленность отношений между ней и консервативными революционерами. С одной стороны, решимость власти в её противостоянии стратегиям откровенных либеральных «миссионеров» - оранжевым революциям, маршам несогласных - не может не пользоваться поддержкой поборников структуры. Ведь ничего хуже, чем триумф парадигмального врага, для них нет.
С другой стороны, статус-кво археомодерна также является неприемлемым для консервативно-революционного проекта. Таким образом, в тактических целях противодействия реализации структурной катастрофы – либерального проекта, консервативные революционеры объединяются с властью, но на пути реализации собственного проекта по преодолению археомодерна агентам структуры не на кого опереться, кроме самих себя. Здесь вопрос фактической власти встаёт с неотвратимостью. Ибо только конкретно-историческое осуществление русской консервативной революции способно пресечь порочную синусоиду археомодернизации, подобно маниакально-депрессивному психозу обуявшей нашу Родину.