Конституция бес предела

Прошедшие в стране президентские выборы были, пожалуй, самыми неинтересными и предсказуемыми. Даже сверхпредсказуемыми. Всё настолько плохо, что даже сообщение, поступившее недавно от ФСБ о том, что, оказывается, на «президентов» готовилось покушение, которое, разумеется, вовремя предотвратили, оказалось неспособными скрасить серую безапелляционность, окончательно восторжествовавшую на пространстве российского политического процесса.

Однако, если вопросом о том, кто будет следующим президентом России, уважающие себя люди предпочитали не задаваться, то вопрос «зачем и почему президент России будет таким?» даёт широчайший простор для упражнений в искусстве толкования и конспирологической эквилибристике.

Так уж повелось, что наша власть сама о себе предпочитает ничего не говорить. Кто она, зачем она, каким манером она располагается в историческом контексте – всё это решительно замалчивается. Что же касается плодов, по которым мы её, казалось бы, имеем возможность распознать, то здесь всё совсем запутано. Шаги и жесты российского руководства столь противоречивы, внезапны и незакончены, что обычно остаётся только гадать – что же это было, что мы увидели и услышали?

Результатом такой странной ситуации, когда пи-аром власти занимается не сама власть, а, скажем так, условно независимые инициативные группы, становится наличие совершенно разных, а зачастую и взаимоисключающих символико-исторических портретов власти.

Одно из толкований предлагает нам радикальная либерально-демократическая оппозиция. С этим всё понятно – даже не стоит особо распространяться. «Кровавая гэбня», «совки» «железные тиски государства», «нео-застой» и так далее. В этом случае мы наблюдаем выпячивание жестоких, карательных, неполиткорректных проявлений власти, полноценным олицетворением которой является «чекист» Путин, гноящий «несогласных» в тюрьмах и борющийся с инакомыслием.

Противоположный лагерь, который с некоторой долей приблизительности можно назвать «просвещёнными лоялистами» - это сторонники имперского проекта, евразийцы и национал-большевики – не путать с нацболами-лимоновцами – и примыкающие к ним стихийные патриоты. Для этих все перечисленные выше ярлыки – практически бальзам на душу. Наоборот – говорят они – мало этим гадам, сильнее надо их давить. Повывести измену, повытравить западную агентуру, отказаться от прокрустова ложа «общедемократических ценностей» и вернуться к своей исторической правде – к твёрдой руке, имперским амбициям и традиционным ценностям.

В случае последних приязнь к Путину кажется несколько натянутой, условной, заочной. Признаки соответствия параметрам национального мессианства в Путине и его окружении всегда были крайне скупы. Приходилось радоваться крохам вроде «Мюнхенской речи» и слабым намёкам на аппаратные чистки. Всё время казалось, что Путин – это какое-то обещание, срок исполнения которого ещё не пришёл, но вот-вот придёт.

Но вот срок пришёл, а вместо исполнения обещанного – капитальный облом. Никакого вам третьего срока. Медведев – приемник. Медведев – этот юрист и западник, который чуть ли не Ходорковского хочет выпустить. Как прикажете это понимать?

Оказывается, власть лениво и нехотя не даёт интерпретаторам скучать – задаёт работу и ставит в тупик на каждом шагу. И вот на сверкающем пороге, в точке перехода, в момент, можно сказать, передачи из рук в руки «золотой цепи и ядерной кнопки», очередная скупая фраза открывает нам новых ход и даёт новую пищу для подозрений.

«Путин открыл нам себя», - говорит руководитель администрации Международного Евразийского Движения Павел Зарифуллин. – «Все эти восемь лет он отмалчивался, а теперь наконец-то саморазоблачился. Он признался, кто же он такой на самом деле – он конституционалист. Так и сказал: «Конституция превыше всего». О чём это говорит? О том, что это полный провал всего. Не народ ему важен, не власть, которая только и была всегда священна на Руси, а – стопка бумаг. А как ещё это можно назвать? Свод правил, договор. Причём – какая конституция? – кровавая ельцинская конституция, принятая на скорую руку после расстрела Белого дома».

Развивая свою мысль, эксперт обращает особое внимание на то, что конституцией не может быть назван любой свод установлений, что само понятие конституции уже несёт в себе особый политологический код: «Конституция впервые появилась почти одновременно в США и во Франции. Конституция – это сугубо западное явление. Оно само по себе подразумевает принцип разделения властей и территориально-государственный суверенитет. Только наши «специалисты» могут признавать главные государственные документы какой-нибудь Кореи или Саудовской Аравии конституциями. На Западе это издевательство никогда конституцией не назовут».

По убеждению политолога исконные представления о правовой документации на Востоке и на Западе изначально разнятся. На Востоке, в степи, в России правовой свод – это зеркало народной жизни. На Западе же – это договор между обществом и властью, за формулировками которого стоят совершенно определённые парадигмальные установки – в частности представление об обществе не как об органическом целом, а как о совокупности индивидов, нуждающихся в регламентации общежития и многоуровневом взаимном контроле. Таким образом, вовлечение России в мировой «конституционный процесс» является не чем иным, как элементом цивилизационной экспансии Запада, а сознательные проводники «путинского курса» - это прямые агенты такой экспансии.

«Мы думали, что Путин под дурачка косит», - продолжает Зарифуллин. – «Вот, мол, у нас конституция, права со свободами, выборы и так далее. Его отказ от третьего срока стал ударом. Мы думали, что он либо не понимает сам, что делает, либо готовит какой-то секретный план. Оказывается – нет. Оказывается, его план – это конституция. Ладно, допустим, его не интересует власть как таковая, хотя у нас властолюбие никогда не считалось чем-то зазорным. Так ведь ему и на народ также плевать. За третий срок готовы были 90 % людей проголосовать. А он говорит – конституция ему дороже всего на свете.

Оказывается, никак Путина интерпретировать и расшифровывать не надо: что он говорит, то и думает. Сказал «диктатура закона» – значит диктатура закона, сказал «отбросить блоковое мышление» - значит действительно надо отбрасывать».

Определённо, для такого понимания путинской миссии есть основания. Девяностые годы с их «шоковой терапией», ураганным разграблением госимущества и обнищанием населения стали страшной русской гримасой в ответ на попытку прививки западной демократии. Демократичным и правовым общество так и не стало, зато чуть не погибло. Попытки рассмотрения миссии Путина в качестве «реакции», консервативного отката к корням могли быть оправданы в той или иной степени.

Однако, последние политические события никуда, кроме толкования «плана Путина» как второго захода вестернизации, не укладываются. Именно второй заход – более основательный, более грамотный и более беспощадный. Важно понять: это уже не уровень институтов и механизмов. Это уровень ментальных кодировок. Конституционализм – это не ваучеризация, но лучше ли он ваучеризации? Медведев – это не Гайдар, но лучше ли он Гайдара?

Ответ на этот вопрос будет зависеть от того, кто, собственно, будет ответчиком – русский человек или протравленный корпоративной матрицей и верящий в торжество нац-проектов «россиянин».