ЕВРАЗИЯ - Ход к Фомичевым

Россия не принадлежит «мировой цивилизации». Поэтому русофобы правы. Но только тогда, когда они говорят до конца, до предела.

Так, как говорит о Мамлееве русский - именно так - русофоб поэт Алексей Широпаев.

Настоящая, глубинная русофобия - страх «этого света» («бытоулучшительного»», по выражению преп. Серафима Саровского) перед «тем» - огнем поядающим - на самом деле этим же.

«Мамлеев - это следующий шаг после Достоевского. Шаг, который Достоевский не мог или не хотел сделать. Мамлеев - это Достоевский после Гулага, после опыта массовых убийств, коммунального ада и советской "бытовухи". После опыта советского расчеловечивания. Совок содрал религиозно-культурные покровы, обнажив бездны и пространства, которые Достоевскому и не снились. Вернее, именно снились - а Мамлеев их увидел. То, что для Достоевского было предчувствием, для Мамлеева стало реальностью, явью нави. Именно Мамлееву, а не Достоевскому, открылся настоящий русский тип. Это тип пограничный лишь внешне, на самом деле он - запредельный. Именно Мамлеев открыл Россию как некую опасную, экстремальную зону, воронку-бездну, само приближение к которой искажает все пространственно-временные связи и психику. Россия Мамлеевна - это земной ад, послание бездны, голос из Ничто. Если поверить Мамлееву, что мир создан Крысой с целью мучить людишек, то Россия - центр такой вселенной, главная ставка метафизической Крысы.

Мамлеева можно считать русофобом, Мамлеева можно считать супер-русофилом, но все это не то, мимо. Важно другое: совок выдал конечный тип русского человека, открыл его метафизически, а Мамлеев познал этот тип. Познал настолько, что русских смело можно называть мамлеевцами. Мы все мамлеевцы в большей или меньшей степени. Скажем, Путин - абсолютно мамлеевский тип, и внешность соответствующая. Его рассуждения о "сакральном Крыме" - абсолютно мамлеевские. Представьте себе Путина в майке на общей кухне, а лучше - тихим, безликим обитателем коммуналки, время от времени что-то бормочущим о традиционных ценностях, глухо разговаривающим за закрытой дверью своей комнатки с некими сущностями. А потом однажды приходят менты и выясняется, что парень-то - серийный маньяк.

Достоевщина - это всего лишь предбанник мамлеевщины. Россия - это мамлеевщина. Мир - это мамлеевщина, а в центре его млеет мамка-Россия. И даже уход Мамлеева выпал на самое мамлеевское время года - позднюю, сыроватую, депрессивную осень, когда опавшие листья, кажется, источают запах тлена, тайных захоронений, невысказанный ужас, жуткую бытовуху бытия. Точнее, небытия»

Все дело в том, что есть две русофобии. Одна предполагает, что русского можно все-таки «сделать человеком» - через «рынок и демократию», люстрации, толерантность, кормление хамоном…. Другая трезво понимает, что «Россию надо упразднить» ( А. Широпаев).

Поразительно совпадение с «Новогодним» Марины Цветаевой, обращенном к Европе, к Германии - в лице Райнера Марии Рильке.

…Связь кровная у нас с тем светом:
На Руси бывал - тот свет на этом
Зрел…

Настоящая, глубинная русофобия - страх «этого света» («бытоулучшительного»», по выражению преп. Серафима Саровского) перед «тем» - огнем поядающим - на самом деле этим же. Это панические письма князя Андрея Курбского к Грозному Царю, спокойно объясняющего о спасительной миссии ужаса.

Приходится говорить о Широпаеве. В последнее время он всех более говорит о главном. О бездне. Значит, говорит она сама. Широпаев всерьез становится «философским агентом» Смерти. Причем «смерти второй», наступающей тогда, когда нет исцеления. В том смысле через страх и ужас, пытку и «смерть первую». Здесь уже не важно, на чью сторону встает «кто-то» - каждый должен доделать до конца свое дело. Потом, как мусор, будут выметены те и другие.

Слово «небытие» произнесено Широпаевым - в связи с Мамлеевым. Теперь - о Мамлееве.

Мамлеевых как бы два. Или действительно два. Мамлеев «Шатунов» и Мамлеев «России вечной». Посредине - «Судьба Бытия».

«Червивое, изъеденное дырами пространство окружало ее со всех сторон. А изнутри точно подкатывались к горлу черти. Это было так странно, что ей не пришло в голову ни встать, ни звать на помощь. На минуту у нее мелькнула мысль, что она наоборот, выздоравливает. В комнате было чуть светло. Вдруг она увидела в полутьме, сквозь боль и реальность, что половица в углу медленно приподнимается и чья-то громоздкая, черная, согнутая фигура вылезает из-под пола. Хотя сердце ее заколотилось, она не вскрикнула, словно этот человек был лишь продолжением ее безмерного, предсмертного состояния. В то же мгновение, червивое, в дырах пространство скомкалось в Лидиных глазах и молниеносно вошло в эту фигуру, которая теперь осталась единственной концентрацией Лидинькиной агонии, одна в комнате. Федор, словно прячась от самого себя, подошел к постели и сел на стул. - Попасть надо в точку, попасть, - думал он. - Чтоб охватить душу. Омыть. Только: когда смерть... смерть, самое главное, - и он тревожно, но с опустошением, взглянул на Лидиньку. Та смотрела на него ошалело-изумленно. - Не балуй, Лидинька, - тихо вымолвил Соннов, притронувшись к ее одеялке, - не дай Бог прирежу. Я ведь чудной. Поговорить надо» («Шатуны»).

Это - хаос. Из него рождается - сквозь Смерть - «Поговорить надо». Слово. Логос.

Федор рыл ход к Фомичевчым.

Это Слово маньяка-убийцы («Вритра-хан», убивающий змея) и Слово философа, «Рачителя Мудрости».

«Бытие содержится в Божественном Ничто в своем непроявленном, скрытом, потенциальном состоянии, и Божественное "по ту сторону бытия" и Божественном.

Бытие составляют Метафизически Единое, образуя одну и ту же "природу" Бога. Ибо в Боге нет дуализма, а, напротив, метафизическое единство. Он един по своей "Сути".

Бытие есть то, что тем или другим путем знает о себе - ибо даже ощущение является знанием о себе. Очевидно, что полностью мертвого, бессознательного на сто процентов бытия не может существовать как бытия, ибо то, что абсолютно мертво, не знает о себе и не есть бытие. Вместе с тем в Бездне, в транс-тьме принципа самосоотнесенности (принципа бытия) не существует. Все как бы становится потусторонним самому себе. Эта полная потусторонность по отношению к самому себе (абсолютное отсутствие имманентности) и означает, кроме прочего, отсутствие бытия, и она определяет новый принцип, принцип Ночи.

Однако, если говорить об общих мотивах, т. е. "почему" бессмертное Я "хочет" уйти в Ночь, то это может быть вызвано также особым посвящением, которое открывает "Глаз в Бездну" и дает потребность в истинно-трансцендентной жизни, разрушающей прежние принципы, основанные на идее реализации…

Остается теперь сказать несколько слов о том парадоксальном существе, которое вступает в "контакт" с Бездной, т. е. о существе Последней доктрины (которое может быть в некоторых случаях "человеком" - конечно, только с внешней стороны). Это "существо" одновременно включает в себя и абсолютную полноту, и абсолютную лишенность, и волю к "смерти", и безмертие, и вечную самосохранность, и риск "самоуничтожения", и абсолютный нарциссизм, и попытку выйти за Себя, и Бога, и "Анти-Бога" - это "существо" подлинный парадокс парадоксов, и даже сам факт его существования может быть как бы поставлен под вопрос, ибо в своем важнейшем аспекте оно выходит за пределы Реальности, за пределы мира Абсолюта. О большем трудно говорить, ибо Последняя доктрина не продолжает Традицию, а оставляет ее, сохраняя в то же время ее, но где-то в стороне как первый инеобходимый этап…» («Судьба Бытия»).

Через Слово-Логос Мамлеев «выходит» к Христианству, Православию, каковое для него (прошедшего к тому же совершенно профессиональное, академическое изучение индийской ведической философии) есть выстраданная судьба России и ея Призвание.

В основе мамлеевского «Русского Христианства» (не как догматической религии, а как «Богомировоззрения») - знаменитые есенинские строки:

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».

Сам Мамлеев понимает это таким образом:

«Россия здесь и цель, и осуществленная реальность одновременно: в ее видимом бытии есть, кажется, вся ее тайна, не нуждающаяся в какой-либо исторической реализации, ее надо только видеть, понять, а с другой стороны, в ней видится нечто иное, что не под силу никакой истории, о чем можно говорить только в терминах космологической реализации, в терминах Вечной России». А «…во Вселенной должны существовать аналоги "земной" России. Обобщая, вот эту Россию мы и будем называть Космологической Россией (или Космологическими Россиями, вариациями Космологической России)».

«Зазор» между есенинским стихотворением и собственно Христианством, особенно ранним, апостольско-керигматическим, вселенским, аскетическо-левым очевиден. Это Русское Христианство. Но если оно перестанет быть таковым, оно перестанет быть вообще, и как Христианство тоже. Так горбачевский «чистый социализм», пережитый Мамлееевым в его собственной судьбе, перестал и быть социализмом, и быть.

Убедителен ли Мамлеев - историософ, Мамлеев = идеолог? Наконец, как христианин? Да, убедителен, потому что Хаос у него в конечном счете на стороне Логоса (как у Достоевского, Тютчева…).

Но - при этом - вновь - «Новогоднее».

Сколько раз на школьном табурете: Что за горы там? Какие реки? Хороши ландшафты без туристов? Не ошиблась, Райнер - рай - гористый, Грозовой? Не притязаний вдовьих - Не один ведь рай, над ним другой ведь Рай? Террасами? Сужу по Татрам - Рай не может не амфитеатром Быть. (А занавес над кем-то спущен…) Не ошиблась, Райнер, Бог - растущий Баобаб? Не Золотой Людовик - Не один ведь Бог? Над ним другой ведь Бог?

Это может быть понято только через Того, Кто именуется у св. Дионисия Ареопагита как HYPERTHEOS апофатического богословия. А историческая судьба России выступает как ея катафатическая судьба.

В калом-то смысде можно относить «систему» Мамлеева к описанному в книге Александра Дугина «Мартин Хайдеггер: последний бог» (М, 2913) «открытому платонизму».

В семидесятые годы прошлого века советский философ Эвальд Васильевич Ильенков (1924-1979) предпринял попытку создать на основе «марксизма-ленинизма» своеобразный советский «закрытый платонизм», более близкий к самому Платону. Сам марксизм для Ильенкова, конечно, как и для всей советской философии - язык, он выбран как неизбежность - мог быть и другой. Место же платоновской «Идеи Блага», закрывшей у Платона Бытие Сущим, у Ильенкова занял «Мыслящий разум».

Формы более высокоорганизованной, чем мыслящий мозг, не только не знает наука, но и философия принципиально не может допустить даже в качестве возможного, ибо это допущение делает невозможной самое философию - писал Ильенков в «Космологии духа» - Путь далее «вверх» исключен. Мыслящая материя мозга, формой движения которой является мышление, есть абсолютно высший и непереходимый предел поступательного развития» Русский философ Ильенков оказался заложником не только Платона, но и ветхозаветной теологии (при личном отрицании религий). «Мыслящий разум» лишь «дает начало процессу обратного возрождения умирающих миров в форму раскаленной туманности». «Гераклитов огонь» - вне «гераклитова логоса»…

Эвальд Васильевич Ильенков покончил с собой, перерезав себе горло сапожным ножом. «Кто смел себя убить, тайну обмана узнал. Дальше нет свободы», - строго по Кириллову из «Бесов»… В каком-то смысле судьба его (как и философия) противоположна судьбе Юрия Витальевича Мамлеева, ушедшего путем всея земли.

Две русские судьбы.

Возвращаясь к «русофобии». По сути то же самое - в зеркальном отражении «антисемитизма». Благодушные еврейские либералы готовы предоставить своим «юристам и экономистам» «воспитание» русских. Получается плоский и унылый (в отличии от Широпаева) русский либерал и русофоб Витя Ерофеев. А русские патриоты ратуют за «ассимиляцию» - коммунистическую или православную. Получаются или Кобзон, или Пастернак.

Евреям в «линейной» истории оставлены хотя бы 144 тысячи девственников Апокалипсиса. Нам, русским, не оставлено даже этого. У нас «экспроприировали» наше «Его же Царствию несть конца».

Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья
(Г. Иванов)

А между тем…

Преподобный Серафим Саровский говорил Мотовилову, что есть только два народа исторической судьбы - Русские (Преподобный сказал «Славяне») и Евреи.

Поэтому…

И…

НО

Евреям в «линейной» истории оставлены хотя бы 144 тысячи девственников Апокалипсиса. Нам, русским, не оставлено даже этого. У нас «экспроприировали» наше «Его же Царствию несть конца». Нам не оставлено ничего.

Но именно в этом и есть наше пред евреями (и уж тем более пред «положительными народами» ) преимущество.

Наша «мамлеевщина».

«Видны какие-то мрачные сгустки тревожащей однозначности… Это безсмысленный хаос человеческой памяти, темный, как грозовая тяжелая туча, плывет мимо моей души… Теперь-то я могу сказать вам все. Здесь нечего искать разгадки мира или общения с Богом. Здесь все так же глухо заколочено, как и в земном мире. И та же странная иррациональная воля, только еще более оголенная, ведет вас к концу... Нет милых частностей, запаха цветов, плеска воды... Все обнажено и подчинено всеобщему. Я еще могу продолжать мой рассказ, но скоро наступит и мой черед... Так же как на земле постепенно распадается на части и растворяется в окружающем наш труп, так же и здесь распадается душа. Разваливается, как гниющий череп... Память, воображение, мышление, воля... Взятые по отдельности, они не представляют духовной жизни, так же как оторванные куски тела только напоминают о некогда жившем человеке... А нас уже нет... Хе-хе... Сейчас со стороны мне даже интересно наблюдать, как распадается человеческая душа... Как будто присутствуешь при конце света... А скоро наступит и моя гибель, ибо, разделенный, я потеряю себя...» («Яма»).

Никаких иллюзий. Делай, что должен, и будь что будет.

Точнее, чего не будет.

То, что делает (?) шатун Федор Соннов, и то, что (не) делает «философ» - суть одно и то же.

Это убьет то.