ЕВРАЗИЯ - Либеральный элитизм: истоки региональных конфликтов

Конфликт, какие бы негативные коннотации он ни вызывал в массовом сознании, которое склонно усматривать в любой конфликтной ситуации угрозу дестабилизации привычного мира и источник опасностей, является неотъемлемой стороной и атрибутивным качеством социального бытия. К тому же глобализация, которая ныне становится главной доминантой социально-культурных процессов в их предельном (цивилизационном) измерении, хотя и трансформирует социальное бытие и его структуры к унификации, порождает множество новых конфликтов и их источников. Не иначе как мрачной тенью глобализации воспринимается нарастающий конфликт цивилизаций, проявляющийся в самых различных регионах.

Если не вдаваться в подробности, элитизм - вот суть стиля и политического поведения российской власти эпохи либеральных реформ.

Однако, анализируя истоки региональных конфликтов, бушующих в современной России, необходимо указать на то обстоятельство, что именно власть являет собой универсальную и всеобщую политическую сущность и узловой момент всех социальных отношений, и без учета ее особенностей анализ проблем конфликтогенности того или иного региона будет просто ущербным.

Именно власть, продекларировав в свое время псевдодемократический лозунг «берите суверенитета, сколько можете проглотить», подтолкнула опасное движение страны по пути легитимированного сепаратизма и этноцентризма, объективно чреватых разрушительными конфликтами. Именно власть, не прибегая к каким-либо процедурам легитимации (в частности, в форме закона, референдума или, хотя бы, открыто заявленных концепций), продекларировала учреждение в стране эпохи «переходной экономики», что в реальности обернулось «экономикой без правил» и мессианскими реформами «сверху». При этом особенности реформ 90-х годов были таковы, что все материально-сущее в России сконцентрировалось в приватную собственность немногих, а сущее духовно сплошь и рядом начало замещаться превращенными и суррогатными формами, что начало оборачиваться отчуждением духовного от населения России.

Именно власть разрушила складывавшуюся с начала 90-х годов, что называется, снизу, при ведущей роли интеллигенции широкую социальную базу демократических реформ и экономических преобразований в России, которые нашли институциональное закрепление, в частности, в механизмах формирования съездов народных депутатов. В итоге, опять-таки сверху была учреждена делегативная демократия, базирующаяся в основном на манипулятивной деятельности власти (в том числе и творимых ею партий и депутатских формирований). В этих условиях вседозволенности и сложился современный политический класс, зараженный агрессивным мессианством и элитизмом.

Конечно же, наряду с властью и ее изъянами, в российском обществе существовало и существует множество факторов конфликта: экономических, культурных, религиозных, расовых, этнических, демографических и т. д. Это неизбежно, если не забывать, что конфликт - основной механизм развития социального бытия, и он первичен в социально-политических отношениях. В этом смысле отправным моментом политической жизни является конфликт в самых разнообразных формах его проявления - конфликт культур, интересов и позиций, идеологий и ценностей, методов и форм решения стоящих перед обществом проблем, способов социальной самоорганизации и т. д. В России все эти факторы заявляют о себе активно. К этому надо добавить интенсивность миграционных процессов, которые неизбежно сопровождаются конфликтами уже в силу резкого расхождения модальностей форм жизни (культуры, быта, религий, форм коллективности) людей, втянутых в эти процессы.

И все же главным источником конфликтогенных факторов в России до сих пор остается власть эпохи либеральных реформ и ее действия. В данном случае конфликтогенность власти обусловлена конкретными причинами: стилистико-поведенческими особенностями этой власти и особенностями ее отношения к конфликту как таковому. Если не вдаваться в подробности, элитизм - вот суть стиля и политического поведения российской власти эпохи либеральных реформ. Открытая пропаганда либеральных реформаторов строилась с позиции высокомерного элитизма, в ней российский социум делился на два противопоставляемых друг другу класса - на талантливых, честных и успешных граждан, коими являются либералы, и «шариковых», к числу которых, надо понимать, относились все, кто не испытывал восторга от деяний приватизаторов. Понятно, что подобное самопозиционирование неизбежно должно было породить конфликты.

Отмеченный элитизм имел своеобразные формы идеологического выражения. Речь идет прежде всего о конфликтной, что называется, по определению, форме идеологии - «либерально-рыночном» мессианстве, что в реальной практике оборачивалось радикализмом (если не сказать - насильствующим характером) пресловутых «реформ сверху». В мессианской идеологии российской элиты 90-х годов и более позднего периода навязчиво присутствовали и такие конфликтогенные идеи как «декоммунизация», «десоветизация» и «исправление ошибок советского периода». Именно эти особенности элиты, трансформированные в действия, породили в России специфический тип конфликта - конфликт «последействия власти».

Типичным примером подобного конфликта является осетино-ингушский, порожденный действиями власти в ключе «исправления ошибок советского периода» (в данном случае легковесной манифестацией территориальной реабилитации репрессированных народов). Порождением элитизма и мессианского самосознания власти ельцинского периода стал и чеченский конфликт, который был переведен именно центральной властью на плоскость силового решения под флагом «наведения конституционного порядка» и при самонадеянной уверенности, что для этого будет достаточно усилий «одного десантного полка».

Подчеркнем, мы апеллируем лишь к тем конфликтам «властного последействия», которые квалифицировались в массовом сознании как межнациональные и по этой причине особенно остро осознавались и переживались российским обществом. На наш взгляд, в ряду конфликтогенных деяний власти эпохи либералистских реформ на первую позицию следовало бы поставить странную, мягко говоря, приватизацию, которая многие годы непрерывно порождала волны «конфликтов последействия» на всей территории России.

Формы и масштабы их проявления самые различные, и каждый раз политизация подобных, по своей сути экономических конфликтов (просто корыстных интересов), позволяла власти и людям из власти оставаться в тени, создавая эти конфликты и умело направляя их исход к выгоде конкретных элитных групп, кланов и корпораций. Все это в конечном итоге суммировалось в характере взаимоотношений власти и социума - власть не только отчуждалась от социума, но отчуждалась и от своей главной функции, основного предназначения - творить приемлемые, т. е. не отвергаемые социумом, условия для совместной жизни людей, что объективно замыкает власть на творение власти и выгодных для нее же условий воспроизводства. Именно так можно понимать бесконечные реформы власти, которые рядовому человеку по сути ничего не давали.

Российские реформы обретают особый смысл и собственное измерение, когда речь идет о национальных регионах - российских республиках. Здесь за годы реформ сформировались такие специфичные политические, экономические и социальные отношения, которые по существу являли собой некую новую сущность социально-политического бытия, а точнее, его превращенную форму, его «иное».

Как известно, в общей логике философии способ определения предмета (сущности) состоит в отыскании (в указании, определении, фиксации) его «иного». «Иным» либерализма (разумеется, в его российском варианте) в наших национальных республиках стал особый тип этатизма - этнический этатизм (этноэтатизм), легитимированный, подчеркнем, в ходе реформ, в том числе и в практике государственного строительства в виде и ныне существующего «асимметричного федерализма». Таким образом, парадоксальная диада «либерализм - этноэтатизм» стала выражением сути той политико-идеологической и социально-экономической системы, которая сложилась в российских национальных республиках.

Этноэтатизм является источником конфликтов уже потому, что он строится на принципах абсолютизации этнического и противопоставлениях культурных различий вообще. В его рамках принцип «необходимо держаться за свои традиционные ценности и образы действия» обретает императивный характер, утверждая (а по сути, насаждая) культуру сервильности, блокируя самостоятельность мысли, свободу мнения, личную инициативу в общественно-политической жизни социума.

А между тем, за годы либералистских реформ в национальных республиках по принципам этноэтатизма были выстроены по сути все сферы общественной жизни: экономика (кланово-олигархическая), система власти (вертикально-иерархическая, по сути возводящая в ранг знатности положение человека во власти), социальные отношения (неравенства и жесткого контроля за образом мыслей и действий «подданных», в каковых граждане превращены).

Социально политическое бытие в этом пространстве характерно прежде всего тем, что здесь нормы права и структурные институты имеют весьма условный характер, все решается на основе неформальных отношений (родственных, кланово-корпоративных, дружеских, финансовых и т. д.). В итоге за годы либералистских реформ территории этнических республик превратились в своеобразную закрытую корпорацию, где все, так или иначе, принадлежит клану власти.

Способ введения реально существующей в стране множественной конфликтности в русло их управляемого разрешения, как представляется, один - справедливость.

Иначе говоря, приватизация в условиях этнического этатизма привела к приватизации территории и всех возможностей на этой территории в одни руки - в руки клана, стоящего у власти. А сама власть выстроена так, что она не досягаема как для воздействия снизу, так и для управления сверху. Меры по приведению законов этнических республик в соответствие с российскими нормами и наведению вертикали власти, в той форме, как она пока строилась, так и не затронули основ этнического этатизма, поскольку они (основы) прочно закреплены в распределении собственности и в кадровом комплектовании всех структур власти, включая и тех, которые формально находятся в федеральном ведении - прокуратуру, МВД, налоговые службы, суды.

Институты, которые должны обеспечивать законность на территории, были сами вмонтированы в неформальную систему отношений этнического этатизма. Неудивительно, что этноэтатизм порождал и порождает множество форм и механизмов отчуждения человека. Отчуждается прежде всего свобода, люди лишаются возможности действовать инициативно и самостоятельно на политической арене и в экономическом пространстве, иметь свой взгляд на происходящее и высказывать их открыто, отстаивать публично свою позицию и свои интересы.

Поведенческие особенности российской власти в этнических республиках обретают свою специфику - элитизм в организационном плане, характеризующийся корпоративной замкнутостью, здесь трансформируется в герметические кланы кровно-родственной связи, а идеологический элитизм - в идеологию абсолютной, царствующей (и бессменной) власти. Специфичность власти в этнических республиках и этим не исчерпывается, она обладают еще множеством прочих особенностей, прежде всего агрессивностью и конфликтогенностью, что ярко проявилось уже на этапе суверенизации республик.

Процессы суверенизации, которые, впрочем нигде не опиралась на референдумы, не выходили за пределы кабинетов действующей этноклановой власти, стали не только формой предельной политизации и ультимативного предъявления этническими кланами своих групповых притязаний на собственность, бесконтрольную власть к центральным властям российского государства, но и моментом предельно откровенной демонстрации их негативистского отношения к России, ее историческим перспективам.

Так, лидеры этнического этатизма не довольствовались суверенизацией подвластных территорий, а по сути обретением их в свою вотчину, но изобретали еще множество форм позиционирования в отношении России, в которых подчеркнуто демонстрировалось нежелание считаться с ней. В этом плане характерны такие шаги, как провозглашение верховенства своих законов над российскими, всяческое ограничение пространства русского языка и фактическое введение языкового ценза на занятие значимых должностей, закрепление за собой права вводить по своему усмотрению чрезвычайное положение на своей территории и даже объявлять войну.

Подобное поведение этноэтатизма, как известно, обернулось множеством конфликтов и тяжелейших социально-политических последствий, прежде всего оттоком русского населения из республик и пробуждением этнофобий, которые в России нарастают угрожающими темпами, обретая острые и нетерпимые формы.

Формально с этноэтатизмом вроде бы покончено (законы республик приведены в соответствие с российскими), но социально-политическое бытие превращенных форм, в пространстве которого нормы закона и официальные институты мало что значат, увы, в наших национальных республиках так и сохраняется. Именно это социальное пространство, перенапряженное всевозможными формами отчуждения, неравенства и бесправия порождает уродливые и превращенные формы конфликтной «социальной самоорганизации снизу», в том числе религиозный экстремизм и терроризм, особенно типичные для повседневности нашего региона, замыкая порочный круг превращенных политических форм.

Целый ряд реформ власти в постельцинский период привел к некоторому улучшению обстановки, которое вызвано заметным преодолением мессианства и элитизма в рядах высшего эшелона власти и крупного бизнеса, а также делегитимацией этнического этатизма - агрессивного источника конфликтов.

Однако, постельцинские реформы так и не затронули основного конфликтогенного фактора в российском обществе, а именно - принципиальной направленности реформ на ничем не ограниченную имущественную дифференциацию населения, а точнее, на создание любой ценой узкого круга богатых людей.

Такое положение неминуемо приведет к социальному взрыву, поставив под вопрос исторические перспективы России. Способ введения реально существующей в стране множественной конфликтности в русло их управляемого разрешения, как представляется, один - справедливость. Лишь справедливость является единственным универсальным механизмом разрешения конфликта, несмотря на все потуги части наших политологов изобразить ее как нечто отжившее, рудиментарное и «неинструментальное».

Россия нуждается во власти, способной справедливо творить условия совместной жизни людей, народов и культур. И в этом деле едва ли можно обойтись лишь одними политическими технологиями власти, без интеллигенции и ее широкого участия, а значит, без кропотливого восстановления ее статуса в российской социально-политической культуре.