ЕВРАЗИЯ - Нет монашества в исламе?

В мусульманской среде мне часто приходится сталкиваться с точкой зрения, что брак является обязательным для мусульман. Поэтому современные мусульманские проповедники, явно подражая американским протестантам с их одержимостью бытоустроительством и «семейными ценностями», осуждают безбрачие и, в частности, безбрачие по религиозным мотивам.

Отсюда и многие немусульмане, к сожалению, воспринимают ислам как «религию домостроя», лишенную духовного и мистического измерения. Однако тщательное изучение как источников мусульманского вероучения, так и литературы, посвященной истории мусульманского мира, свидетельствует об обратном. В подтверждении тезиса об обязательности брака бытоустроители ссылаются обычно на Коран и Сунну. Однако при этом они либо перевирают смысл, либо ссылаются, в случае Сунны, на хадисы, в подлинности которых большие сомнения.

Пророк заповедует правоверным и уважительное отношение к христианским монахам-отшельникам. Их, в частности, запрещено убивать во время военных действий.

Коран не содержит запрета на монашеский образ жизни. В суре «Железо», 27, на которую часто ссылаются, сказано всего лишь следующее: «потом мы отправили вслед за ними [других] посланников и послали Ису, сына Марьям, и даровали ему Писание, а в сердцах тех, кто последовал за ним, Мы вселили сострадание и милосердие. Монашество же они сами придумали, Мы не предписывали этого им, разве что [они избрали его] для обретения благоволения Аллаха. Но они не соблюли [обычаи монашества] должным образом. Тем из них, которые уверовали, Мы воздали по их заслугам, но многие из них – нечестивцы».

Как мы видим, хоть монашество и объявляется человеческим изобретением, но оно не осуждается, осуждаются лишь нерадивые монахи. Заметим также, что в этой же суре содержится и утверждение, отражающее типично аскетический, монашеский взгляд на мир: «Знайте же, что жизнь мира сего – лишь игра и забава, бахвальство и похвальба между вами, состязание в том, чтобы обрести больше имущества и детей…» («Железо», 20). Добавим также, что пророк Иса (Иисус Христос) не имел ни жены, ни детей, но он - весьма уважаемое для всех мусульман лицо.

Кроме того, христианские монахи в Коране упоминаются еще три раза. В суре «Трапеза», 82: «Несомненно, ты убедишься, что больше всех дружелюбны к уверовавшим те, которые говорят: «Воистину, мы – христиане». Это оттого, что среди них есть иереи и монахи и что они не высокомерны». А также в суре «Покаяние», 31: «[Иудеи и христиане] признавали богами помимо Аллаха своих ученых и монахов, а также Мессию, сына Марйам». И той же суре, аят 34: «Воистину, многие из ученых и монахов присваивают имущество людей неправым путем и сбивают [людей] с пути Аллаха».

Как мы видим, в первом случае отношение к монахам сугубо позитивное. Во втором случае, осуждаются не сами монахи, а то, что верующие поклоняются им наряду с Богом. В третьем случае, осуждается корыстолюбие некоторых (но не всех!) монахов, и этот упрек, если знать историю, невозможно не признать справедливым. Но нигде не осуждается сам институт монашества как таковой или указывается на запретность монашества у мусульман.

Что касается Сунны, то, как известно, хадисы делятся на три категории: сахих (достоверные), хасан (хорошие), даиф (слабые). При этом отнесение хадиса в ту или иную категорию решающим фактором является не содержание хадиса (а оно может быть самым нелепым с исторической точки зрения и просто с точки здравого смысла), а только цепь его передатчиков (иснад). Если цепь передатчиков не вызвала никакого сомнения, то такой хадис назывался сахих. Если в цепи передатчиков были некоторые изъяны, например, одно из упоминаемых лиц было малоизвестно, или же в цепи передатчиков был пропуск, такой хадис считался хасан. Наконец, если в иснаде упоминались лица с неприемлемой репутацией, такой хадис относили к категории даиф. Таким образом, качество иснада рассматривалось как гарантия достоверности хадиса. Но понятно, что цепь передатчиков также легко подделать, как и содержание. Кроме того, даже передатчик с безупречной репутацией мог что-то забыть или что-то напутать. При длительной цепи устных передатчиков неизбежно происходят искажения.

Из суннитских сборников хадисов наиболее известны шесть: «Сахих» аль-Бухари, «Сахих» Муслима, «Сунан» ас-Сиджистани, «Сунан» ат-Тирмизи, «Сунан» ан-Насаи и «Сунан» Ибн Маджи (у шиитов есть свои сборники, например, «аль-Кафи» Кулайни). Из них наиболее авторитетными считаются первые два. Улемы более позднего времени разделились по поводу того, какому из обоих сахихов отдавать предпочтение, но все же большей популярностью пользовался именно Сахих аль-Бухари.

Аль-Бухари, как известно, жил в 810-870 годах, то есть на два века позже Пророка. Такие сподвижники Пророка, как Абу Хурайра, Убайда ибн Кайс и Али, имели записи хадисов, однако это были лишь эпизодические примеры их письменной фиксации. Наука не располагает сведениями, что систематическая и повседневная запись хадисов началась раньше конца VII века. В течение предшествующего периода хадисы передавались устно. Даже в условиях нынешнего информационного общества, где широко распространены аудио- и видеозапись, гуляет столько небылиц о событиях десятилетней или двадцатилетней давности и о высказываниях политических деятелей той поры. Что же говорить о промежутке в двести лет в обществе, большинство людей было неграмотно, а писчий материал был мало распространен и весьма дорог (с бумагой жители Средней Азии познакомились только после Таласской битвы в 751 году).

Согласно преданию, аль-Бухари путешествовал по многим городам Ближнего и Среднего Востока, где повстречал более тысячи мухаддисов – знатоков хадисов. Всего он будто бы собрал и проверил шестьсот тысяч хадисов, не считая двести тысяч, записанных им у его учителей и информаторов, и из них отобрал для своего сборника всего 7250 хадисов (по другим данным – 7397), то есть немногим более 1%. Всего эта работа заняла у него шестнадцать лет. Скорее всего, эта цифра в шестьсот тысяч является вымышленной. Потому что при проведении несложных математических расчетов выходит, что аль-Бухари должен был проверять более чем сто хадисов каждый день, не делая выходных, что явно нереально.

В результате фабрикации хадисов многие эпизоды из Талмуда и Евангелия и высказывания древнегреческих философов получили распространение среди мусульман под видом изречений Пророка. Кроме того, каждый, кто знакомится с Сахихом аль-Бухари, может обратить внимание на явную избыточность предписаний юридического характера в соответствующих разделах для относительно простых условий жизни арабов того времени. Это было связано с тем, что хадисы юридического характера фабриковались в связи с усложнением социально-экономических реалий после завоевания мусульманами Ирана и части Византии при адаптации норм римско-византийского и ирано-сасанидского права. Так эти нормы выдавались за якобы высказывания Пророка. Фабрикация хадисов была явлением настолько частным и распространенным, что об этом знали и говорили современники, в частности, такие факихи, как Малик ибн Анас, Муслим и аш-Шафии. Некоторые люди выманивали деньги на пропитание, рассказывая сочиненные ими хадисы.

Даже среди хадисов, содержащихся в Сахихе аль-Бухари и Сахихе Муслима, есть немало таких, которые противоречат Корану или аннулируют друг друга. Например, в сахихах аль-Бухари и Муслима содержаться хадисы, в которых Пророк повелевает мужчине, имевшему родителей, вместо участия в джихаде заботиться о своих родителях (в другом варианте – повелевает испросить у родителей разрешение на участие в джихаде). Эти хадисы прямо противоречат аятам Корана («Покаяние», 24; «Пререкания», 22), в которых сказано, что борьба на пути Аллаха стоит выше каких-либо привязанностей.

Но еще больше неправдоподобных хадисов встречается в сборниках, созданных после двух сахихов. Например, некоторые суннитские факихи, указывая на запрет посещения женщинами-мусульманками бань (например, Юсуф Кардави), ссылаются на хадисы, содержащиеся в сборниках ат-Тирмизи, ан-Насаи и Ибн Маджа. Однако загвоздка заключается в том, что во времена Пророка у арабов не было еще бань, с ними арабы познакомились только после завоеваний византийских территорий. Или сторонники обязательности обрезания ссылаются на якобы высказывания Пророка, который повелел будто бы принимавшим ислам делать обрезание. Однако вряд ли пророк мог произносить подобные призывы: в них не было необходимости, так как жители Аравийского полуострова и до Ислама практиковали обрезание мальчиков, о чем свидетельствует еще античный географ Страбон.

По этой же причине следует отнести к подложным и часто цитируемый хадис: «Ищите знания даже в Китае», ибо арабы времен Пророка вряд ли могли знать что-то о Китае до арабского завоевания Средней Азии. Некоторые подобные хадисы отвергают сами улемы. Например, тот же Юсуф Кардави справедливо замечает, что все хадисы на тему шахмат – простой вымысел, так как арабы познакомились с шахматами уже после смерти Пророка. Но наиболее нелепым с исторической точки зрения является хадис: «Любовь в родине есть половина веры». Патриотизм и национализм были чужды мусульманам на протяжении всей их истории, и стали проникать в мусульманский мир с Запада лишь в относительно недавнее время. Тем более эти понятия были чужды арабам в эпоху возникновения ислама, бывшим в большинстве своем торговым и кочевым народом.

Теперь перейдем к конкретным хадисам, которые цитируются при обращении к теме данной статьи. И первое, что приходит на память, это уже упомянутый хадис: «В Исламе нет монашества». Но, во-первых, этот хадис не встречается ни в одном из сахихов, что уже вполне дает основание отнести его к числу подложных (и уже практика жизни первой мусульманской общины свидетельствует, как мы увидим, что монашество все же было), а во-вторых, здесь имеются в виду монахи христианского типа, а сам феномен монашества далеко не исчерпывается монашеством христианским, о чем у нас тоже пойдет речь.

Больше оснований для доверия внушает хадис, переданный аль-Бухари: «Сообщается, что АбдАллах, да будет доволен им Аллах, сказал: "(Однажды, когда) мы были вместе с Пророком (СААС), он сказал: Пусть жениться тот, кто может (жениться), поскольку это в наибольшей степени способствует потуплению взоров и защите половых органов; тому же, кто жениться не может, следует поститься, ибо пост для него (будет подобен) холощению"». Как мы видим, здесь, во-первых, говорится всего лишь о желательности брака для тех, кто в состоянии вступить в брак, а вовсе не об обязательности брака для всех, а во-вторых, предписывается аскетическая практика для придерживающихся безбрачия.

В Сахихе аль-Бухари содержится еще один хадис на эту тему: «Сообщается, что Сад ибн Абу Ваккас, да будет доволен им Аллах, сказал: «Пророк (СААС) запретил Усману бин Мазуну отказываться от брака, а если бы он разрешил ему (это), то мы непременно оскопили бы себя». Здесь можно отметить два момента. Во-первых, речь идет об предписании в отношении всего одного человека, а не всех, а у каждого могут быть свои обстоятельства. Во-вторых, хадис завершается лишенным логики утверждением: «если бы он разрешил ему (это), то мы непременно оскопили бы себя». Если бы речь шла именно о запрете безбрачия, то логически правильное утверждение выглядело бы так: «если бы он разрешил ему (это), то мы непременно отказались бы от брака». Таким образом, напрашивается вывод, что Пророк запретил Усману бин Мазуну не вообще отказываться от брака, а запретил то, чтобы он добровольно стал евнухом.

В таком же духе выдержан и хадис, связанный со сподвижником Пророка по имени Абу Хурайра. «Сообщается, что Абу Хурайра (АС) сказал: «(Однажды) я сказал (пророку, СААС): "О посланник Аллаха, поистине, я молод, и я боюсь, что могу совершить прелюбодеяние, а жениться я не в состоянии!" - но он ничего не ответил мне. Потом я сказал ему то же самое еще раз, и он (опять) промолчал, потом я сказал ему то же самое еще раз, и (на этот раз) пророк (СААС) сказал: "О Абу Хурайра, высохло перо (записавшее) то, с чем тебе (предстоит) столкнуться, а поэтому ты можешь как оскопить себя, так и отказаться от этого"». Но как мы видим, смысл данного хадиса опять-таки не в осуждении безбрачия, а в осуждении оскопления. Абу Хурайра намекает, что хочет оскопить себя, на что Пророк отвечает, что все действия человека предопределены, и что он может как оскопить себя, так и воздержаться от этого шага.

Кроме того, имеется немало хадисов и с противоположной направленностью, поощряющих аскетические настроения. Вот, например, хадис, содержащийся в сборнике Муслима: «Передают со слов Абу Саида аль-Худри, да будет доволен им Аллах, что пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «поистине, мир это сладок и зелен и, поистине, Аллах сделал вас (Своими) наместниками в нем, чтобы посмотреть, как вы будете поступать. Остерегайтесь же мира этого и остерегайтесь женщин!» Или же: «Передают со слов Усамы бин Зайда, да будет доволен Аллах ими обоими, что пророк (СААС) сказал: "Не оставлю я после себя искушения, более вредоносного для мужчин, чем женщины"».

А в сборнике «Сады праведных» есть целая глава, которая называется «О желательности уединения в случае распространения пороков среди людей и наступления времени падения нравов или же из страха перед искушением в религии и совершением запретных, сомнительных и тому подобных вещей». В одном из хадисов, содержащихся в этой главе, восхваляется такой человек, который «вместе со (своими) немногочисленными овцами будет находиться на одной из этих вершин или в одной из этих долин, совершая молитвы, выплачивая закят, поклоняясь своему Господу до тех пор, пока не придет к нему смерть, и не (поддерживая) с людьми (связей) ни в чем, кроме благого».

Вопреки мнению Кардави и ему подобных, в Исламе всегда были люди, избравшие аскетический образ жизни. Первые примеры подобной практики относятся уже ко времени жизни Пророка. Речь идет об асхаба-суффа (или «люди скамьи») – неимущих сподвижниках из числа мухаджиров и ансаров, которых насчитывалось в разное время от 70 до 300 человек. К асхаба-суффа принадлежали такие знаменитые сподвижники, как Абу Хурайра, Салман Фариси, Сухайб Руми, Абу Муса Ашари и Абу Зарр.

Асхаба-суффа жили у входа в мечеть (именуемую Масджид-ан-наби, «мечеть Пророка»), и это вызывало у некоторых недовольство. Согласно преданию, Пророк любил асхаба-суффа и постоянно с ними встречался. Когда какое-либо племя принимало Ислам и просило прислать к нему учителя, Пророк выбирал его из числа асхаба-суффа. Благодаря тому, что асхаба-суффа вели аскетический образ жизни и выступали в роли проповедников, суфии всегда считали их своими предшественниками. И само слово «суфий» выводится из «суф», что значит «шерстяная одежда», а именно эту одежду и носили асхаба-суффа. Согласно другой версии, суфий выводится из «суф» (помост или скамья), на этом помосте рядом с мечетью Пророка они жили.

Кстати, известный мусульманский мыслитель Калим Сиддыки советовал обращать особое внимание на сиру – жизнеописание Пророка, а из сиры следует, что Пророк с уважением относился к асхаба-суффа, а вовсе не призывал их становиться «социально адаптированными».

Не менее известным, чем Абу Хурайра, сподвижником из числа асхаба-суффа был Абу Зарр. Он не только придерживался безбрачия, но и выступал за права бедняков. Во время правления халифа Усмана он стал осуждать сирийского наместника Муавию за то, что тот стал называть общественную казну вместо мал аль-муслимин («средства мусульман») мал Аллах («средства Аллаха»), узурпируя таким образом права мусульман. Попутно Абу Зарр публично обличал богачей, заявляя, что их будут утюжить в аду раскаленным железом. Эти проповеди так накаляли атмосферу, что Муавия выслал Абу Зарра в Медину. Там у халифа Усмана он потребовал сверх закята собирать дополнительный налог, который мог бы идти на помощь неимущим, однако Усман отказался сделать это. Тогда Абу Зарр покинул людей и стал жить отшельником в местечке под названием Лабаза (Рабаза) (по другой версии, его выслал туда Усман, дав для пропитания несколько верблюдов и небольшое стадо овец). Таким образом, Абу Зарра можно считать не только первым социалистом или «un socialiste avant la letter», как назвал его Луи Массиньон, но и основоположником традиции мусульманского отшельничества. Он представляется прототипом истинного факира – бедняка, который не владеет ничем и которым полностью владеет Аллах.

Подобная традиция была впоследствии подхвачена и развита суфиями. Главным содержанием суфизма на раннем этапе были аскетизм (ар. зухд, соответственно захид – аскет, подвижник) и аскетическое неприятие мира, «бегство от мира» (ар аль-фирар мин ад-дунья). В ту пору, как и сейчас, отказ от материальных благ был еще и средством выражения социально-политического протеста. Свой скромный образ жизни ранние суфии противопоставляли роскошной и праздной жизни Омейядов и их приближенных. Мусульманские подвижники стремились жить с соответствии со словами Пророка: «Если бы вы знали то, что знаю я, вы бы мало смеялись и много плакали». Негативное отношение к власти, возникшее в эту эпоху, в значительной степени сформировало настроения, которые будут свойственны благочестивым мусульманам на протяжении всей истории исламской цивилизации: суфии прямо отождествляли власть со злом.

Основным принципом жизни суфиев стал факр («нищета, бедность»), который имел внешнюю сторону – отсутствие средств к существованию, нужда и лишения – и внутреннюю – отсутствие стремления к богатству и свобода от мирских привязанностей. Зачастую акцент делался именно на аскетической стороне суфизма, то есть на полном разрыве с тем, что именуется «миром», и на отказе от себялюбия: «суфизм означает ничем не владеть и ничему не принадлежать».

Патриотизм и национализм были чужды мусульманам на протяжении всей их истории, и стали проникать в мусульманский мир с Запада лишь в относительно недавнее время.

Суфии при этом ссылались на хадис, согласно которому Пророк как-то сказал: «Моя нищета – моя гордость». С факром связано учение о таваккуль; принцип таваккуль заключался в том, чтобы всецело положившись на Аллаха, не заботиться о добывании пропитания (ар. ризк). Общепринятым обычаем среди нищенствующих суфиев (которых впоследствии стали именовать факирами или дервишами) стало собирать милостыню только на один день, ибо запасаться чем-либо впрок считалось грехом. Весьма интересно, что в суфийских текстах часто почти в дословной передаче встречаются слова Евангелия (Матф. VI, 25-34, Лука XII, 22-30) о птицах небесных, которые не сеют, не жнут и не собирают в житницы, но отец небесный питает их. Пророк Иса или Иисус предстает суфиям идеальным подвижником, воплощением чистой любви к Богу. В текстах ранних суфиев он выступает как бездомный странник, который учит смирению, душевному покою и милосердию. Понятно, что нищенство едва ли могло быть совместимо с семейным образом жизни.

Ранние суфии предпочитали сохранять безбрачие. Один из них, Абу Сулейман Дарани (ум. 830 г.) из Дамаска, утверждал, что «той сладости обожания и ничем не нарушаемой покорности сердца, которую может испытывать одинокий мужчина, человеку женатому никогда не ощутить». Суфии любили рассуждать о том, что семейная жизнь ввергает человека в состояние постоянного беспокойства и отвлекает от поклонения Аллаху, а связанные с ней несчастья рассматривали как «наказание тому, кто предается разрешенной законом похоти».

Аскетические и мистические настроения захватывали в ту пору не только мужчин-мусульман, но и женщин-мусульманок. Здесь сразу приходит на память имя знаменитой Рабии аль-Адавиййи (ум. 752/3), жившей в Басре и стоявшей во главе мусульманских женщин-подвижниц. Рабиа была рабыней, которую освободил ее хозяин. Она принесла в суровое учение ранних аскетов-захидов эмоциональный элемент самоотверженной любви. Любовь Рабии к Аллаху была абсолютной и не оставляла места ни для каких других помыслов или для другой любви. Она всю жизнь прожила в безбрачии. Согласно преданию, весной она закрывала окна, не взглянув на цветы, и погружалась в созерцание Аллаха, который создал и цветы и весну. Эту историю часто пересказывали иранские поэты-суфии.

Рабиа до сих пор остается весьма почитаемой среди суфиев личностью, и когда хотят отметить благочестие какой-либо женщины, ее называют «второй Рабией». Но она не была единственной святой женщиной того времени, можно назвать еще Аишу, дочь Джафара ас-Садика (шестого имама шиитов, VIII век), Нафису (жившую на рубеже VIII-IX веках) из рода Алидов, славившуюся познаниями в теологии, Фатиму из Нишапура (ум. 838) и др.

Хасан аль-Басри и Рабиа жили в Ираке, однако сам термин суфиййа для обозначения группы людей появился в Египте в начале IX века, а именно Египет был колыбелью христианского монашества. Монашеские традиции не могли не повлиять на складывание суфизма. Так, один из ранних суфиев, Фихр ибн Джабир, совершал далекие путешествия, много общался с христианскими монахами и в возрасте пятидесяти лет уединился в горах близ Дамаска. Его перу принадлежит книга об аскетизме, содержащая, между прочим, одну историю из жизни монахов.

Историк Аль-Мукаддиси свидетельствует о существовании в сирийских горах общины отшельников из сорока человек, которые носили власяницы и питались желудями, приготовляя их них муку. В суфийских преданиях часто идет речь о христианских отшельниках, живших в Ираке и горах Ливана, уже в доисламской поэзии арабов встречаются аллюзии на свет, льющийся из кельи пустынника. Встреча с мудрым монахом стала сюжетообразующим мотивом в легендах ранних суфиев: пустынник обычно наставляет героя в истине.

Следует отметить, что аскетизм и мистицизм встретило враждебное со стороны большинства тогдашних факихов отношение. Это было следствием того, что, как уже указывалось, аскетизм был способом протеста против купающейся в роскоши верхушки, а факихи зачастую служили интересам этой последней. Из их среды, видимо, и произошли многочисленные хадисы с нападками на «чересчур усердствующих». По мере того, как в мусульманском мире обострялась борьба между различными течениями, аналогичным образом фабриковались хадисы, содержащие осуждение «еретиков» от имени Пророка, который будто бы при жизни предсказал появление этих «ересей» (например, хариджитов или кадаритов) и заранее осудил их.

Ради справедливости следует отметить, что приверженцы суфизма также не отставали и практиковали сочинение хадисов. Суфии использовали множество хадисов, не вошедших в признанные сборники. Вопреки неодобрительному отношению со стороны истеблишмента, суфизм продолжал жить и развиваться. На рубеже VIII и IX веков наряду с суфиями-одиночками, которые предавались подвижничеству и мистическим упражнениями, не оставляя своих постоянных занятий (ремесла, торговли и т. д.), получили распространение «профессиональные» нищенствующие суфии. Их стали называть терминами факир (ар. «бедняк», от факара «быть бедным») или дервиш (перс.). В узком смысле дервиш это нищенствующий аскет-мистик, в более широком смысле термины факир и дервиш употребляются как синонимы слова «суфий».

Стали возникать общежития или дервишские обители, в которых суфии жили постоянно или временно. Обитель суфиев выполняла несколько функций. Во-первых, она была местом постоянного проживания для странствующих. Во-вторых, она служила местом коллективного отправления религиозных практик (намаз – молитва, зикр – радение, саум – пост). В-третьих, в обители происходило общение и дискуссии между представителями различных течений суфизма. В-четвертых, обитель выступала в роли образовательного центра.

Постепенно сложились правила суфийского общежития. Первоначально они носили устный и неформальный характер, но в начале XI века появляются уже письменные кодексы. Согласно преданию, автором первого кодекса был хорасанский мистик Абу Саид Абу-л-хайр Майхани (967-1049). Этот кодекс содержит предписания совместного проведения всех мероприятий, начиная от совершения намаза и заканчивая приемом пищи и гостей. Данные предписания обосновываются ссылками на Коран.

У суфиев того времени было уже развито корпоративное сознание. По словам того же Абу Саида, суфий должен буквально во всем отличаться от обывателей: в еде и сне, речах и походке, даже в манере садиться и вставать. Такой психологический настрой, по-видимому, присущ любому более или менее замкнутому сообществу, живущему общежитием и объединенному общим мировоззрением. Недаром и православных монахов на Руси называли иноками, а слово «инок» буквально значит «иной, не такой, как все».

Суфии, жившие в обителях, практиковали тауба (покаяние), зикр (поминание Аллаха), сабр (терпение), таваккуль (упование на Аллаха), факр (бедность), зудх (аскетизм). Как и в христианских и буддистских монастырях, аскетическая ненависть к телу и мирской жизни и добровольные самоистязания высоко ценились в дервишской среде.

Культ бедности как идеального состояния для суфия занимал важное место в различных течениях суфизма. Многие суфии, подобно представителям нищенствующих орденов католических монахов, считали бедность идеальным состоянием для продвижения по духовному пути и осуждали богатство как основу всяческого греха и себялюбия. И для многих обращение к суфийскому пути было связано именно с отречением от богатства.

С такой же степенью неприязни многие суфии относились и к семейной жизни. Впрочем, в суфийской среде широко дискутировался вопрос: должен ли суфий жениться или соблюдать целибат. Среди суфиев в X веке преобладали сторонники целибата. В XI веке уроженец Газны аль-Худжвири (ум. 1063), автор книги «Кашф аль-Махджуб», гробница которого в Лахоре до сих пор остается священным местом, посещаемом людьми разных вероисповеданий, сообщал: «Главы этого учения единодушны во мнении, что наилучшие и благороднейшие суфии те, кто не женат, ибо сердца их не запятнаны, а их помыслы не направлены на порок и похоть. Одним словом, суфизм был основан на безбрачии, а разрешение брака вызвало в нем большие перемены». Сам аль-Худжвири не был женат, о чем нисколько не жалел.

Встает вопрос, насколько правомерно сравнивать суфиев с монахами, а суфийские обители – с монастырями. Некоторые исследователи прямо пишут о «мусульманских монастырях», другие считают подобные сопоставления необоснованными.

Умеренные суфии, как бы оправдываясь перед факихами, сходство с христианским монашеством решительно отвергали. Ведь дервиши не давали какого-либо специального обета вечного безбрачия. Они должны были воздерживаться от брачных отношений, живя в обители или ведя странническую жизнь, но всегда могли вернуться к мирской жизни и жениться, либо вернуться к ранее оставленной семье. Шейхи же вообще зачастую жили в обителях вместе с семьями и передавали свое место своим сыновьям. Однако, и неприязненное отношение многих суфиев к семейной жизни, и их реальное материальное положение (вряд ли кто хотел выдавать свою дочь за дервиша, у которого ничего не было, кроме рубища-хирки) приводили к тому, что «вечное» безбрачие становилось реальной практикой жизни.

Кроме того, не следует забывать, что помимо христианского монашества существует еще монашество буддистское, а у буддистов-приверженцев тхеравады можно уйти в монастырь на определенный срок, а потом вернуться к мирской жизни, как и в случае дервишей. Возвращаясь же к христианству, вспомним, что постригающийся в монахи принимает обеты нестяжания (отказа от собственности), целомудрия (безбрачия) и послушания (абсолютного повиновения уставу и монастырской власти, полного отказа от собственной воли). Аналогичные порядки мы видим и в жизни суфиев. Поэтому, по моему мнению, сопоставление дервишества с институтом монашества вполне обосновано, и хоть словосочетание «мусульманский монах» и режет слух, но ко многим дервишам оно вполне было применимо.

Дервишество в своем развитии прошло те же этапы развития, что и христианское монашество. В истории христианства первоначально были отдельные люди, целиком посвятившие себя религии и избравшие уединенный образ жизни, бедность и безбрачие, затем, в IV веке, монашество получило организованную форму, и стали появляться монастыри, на третьем этапе (у католиков) стали возникать монашеские ордены. То же самое мы можем наблюдать и в истории суфизма: сначала были отдельные захиды, потом ханаки и, наконец, формируются тарикаты – братства суфиев – в европейской и отечественной литературе именуемые суфийскими орденами.

Рубежом, который отмеряет начало этого последнего периода, является XII век. Именно в XII-XV веках возникают такие крупные и известные тарикаты, как кадирийа, рифаййа, сухравардийа, маулавийа, шазилийа, чиштийа, накшбандийа, бекташийа, хайдарийа, ниматАллахийа.

По отношению к семейной и профессиональной жизни позиция тарикатов различалась. Так, распространенный в Северной Африке тарикат шазилийа, как и поздний накшбандийа, не требовал монашеского или уединенного образа жизни и считал, что каждый член тариката должен оставаться в своем окружении и не отказываться от своих обычных занятий. Поэтому суфии шазилийа и накшбандийа не должны были нищенствовать и соблюдать целибат, хотя распространению шазилийа во многом способствовал проповедник из Марокко Ибн Аббад ар-Ронди (ум. 1406), который по-видимому сам соблюдал обет безбрачия.

Дервиши бекташийа могли либо вступать в брак, либо соблюдать безбрачие. Сам тарикат бекташийа был тесно связан с корпусом янычар, а янычарам, как известно, было запрещено жениться, и даже существовала поговорка: «женатый султану не слуга». Проживали янычары в казармах, больше напоминавших монастырь, и сам корпус напоминал орден монахов-воинов. Получить разрешение на женитьбу янычар мог, только перейдя на положение отурака (своего рода наш «выход на пенсию»), но, учитывая суровую жизнь янычар, до этого времени доживали немногие. Лишь позже, по мере деградации янычарского корпуса янычары стали обзаводиться семьями и заниматься не столько военной подготовкой, сколько ремеслом и торговлей, что весьма негативно сказалось на их боевых качествах.

Наконец, существовали тарикаты, члены которых в обязательном порядке соблюдали пожизненный целибат. Например, это хайдарийа, шиитский тарикат, связанный с именем шейха Хайдара (XIII век) из Хорасана. Этот тарикат распространился по своему Ирану. По сообщению Ибн Баттуты, в XIV веке хайдарийа отличались крайним аскетизмом и требовали от своих дервишей обязательного безбрачия. А нищенствующий марокканский тарикат хеддава, ведший свое происхождение от тариката кадирийа, практиковал абсолютную нищету.

Особняком стоял тарикат каландарийа (от перс. каландар - «бродячий, нищенствующий дервиш»), возникший из одноименного мистико-аскетического течения, сформировавшегося под воздействием идей аскетической школы маламатийа. Учение каландарийа отличалось от доктрин других тарикатов в силу серьезного влияния на него Индуизма и Буддизма. Его основные принципы включали отрицание практики уединения и совместной жизни в обители (последнее часто нарушалось, так как во многих областях существовали обители данного тариката), безразлично-небрежное отношение к ритуальной стороне религии, существование за счет сбора милостыни, отсутствие какой-либо собственности, за исключением самых необходимых вещей, страннический образ жизни, кроме того, часть членов каландарийа принимало и обет безбрачия. Дервиши, принадлежавшие к этому тарикату, отличались экзотическим внешним видом (начисто выбритые голова, брови, усы и борода), они носили короткую хирку, конусообразную мохнатую шапку и тяжелые железные украшения. Член этого братства всегда должен сохранять душевную невозмутимость, удовлетворяться одной одеждой и одним куском хлеба, презирать дорогие вещи, сторониться людского общества и постоянно находиться в пути.

Впрочем, безбрачие в религиозных мусульманских кругах встречается и в более поздние века встречается и вне суфийской среды. Некоторые выдающиеся исламские ученые Ирана всю жизнь прожили в безбрачии, среди них Хаким Хидаджи (ум. 1921), ахунд мулла Мухаммад Каши, шайх Мухаммад Хаким Хурасани (ум. 1936) и Джахангир-хан. Трудно сказать, был ли этот их сознательный выбор или к этому их вынудила судьба.

Теперь подведем итоги. В исламе практически с самого начала существовала мощная мистико-аскетическая традиция, нашедшая свое выражение сначала в группе асхаба-суффа, затем в течении захидов, и потом, наконец, в суфизме, хотя она вовсе не совпадает с рамками последнего. Эта традиция аналогична, хотя и не тождественна, монашеской традиции в христианстве и буддизме. Приверженцы «мусульманского монашества» проповедовали в том числе и безбрачие, которое вовсе не является чуждым исламской цивилизации институтом. Коран отнюдь не запрещает монашества.

Хадисы же с нападками на аскетов, на «чересчур усердствовавших», являются явно подложными, и сфабрикованы они были в связи с перипетиями идеологической борьбы в Халифате во время правления Омейядов, когда аскетизм являлся знаменем духовной оппозиции. Сведения об этой традиции заслуживают популяризации как и среди самих современных мусульман, так и среди широкой немусульманской общественности с целью борьбы с предубеждениями об исламе и мусульманах.