Вас заменили уроды

В 1927 году Константин Мельников начал строить дом, определивший лицо русского авангарда. А последним владельцем этого странного здания, вошедшего во все учебники архитектуры XX века, был Виктор Мельников, сын архитектора, сохранивший для нас памятник и скончавшийся в феврале 2006-го. Идею сделать в доме музей не только отца, но и его самого, превосходного художника, озвучил еще Константин Степанович. Понимая, какое это бремя для Виктора - остаться хозяином особняка на Арбате и превратить его в музей, Константин Степанович в старости пытался передать дом государству, с тем чтобы сын смог в нем жить. Государство этим не заинтересовалось. Дом так и остался тогда в собственности семьи.

«Поймите, что треугольник клуба им. Русакова и круг дома Кривоарбатского переулка ... есть синоним изящества в архитектуре», - сказал Мельников 28 декабря 1965 года, выступая на вечере, устроенном Союзом архитекторов в честь его 75-летия. В Доме архитектора тогда повесили его фотографии. А через три дня сняли. После этого в 1967-м Мельников сделал лишь один проект - детского кинотеатра на Арбате. Как и большинство его проектов, так и оставшийся на бумаге.

«Есть приказ Московского архитектурного института N 43 от 17 марта 1936 года - освободить меня от профессорских занятий за упорство изменить себя в своем творчестве, а в 1938 году - еще приказ - освободить от руководства Архитектурной мастерской N 7 Моссовета», - можно прочесть в его записях от 28 октября 1976 года.

Мельникова выгнали с работы - но, к счастью, Москву не успели освободить от его работ. До сих пор стоят и, даст Бог, еще долго простоят шесть клубов, спроектированных Мельниковым, два гаража полностью и в двух - фасады, административное здание Сухаревского рынка. И дом за деревянным забором, из двух врезанных друг в друга цилиндров, с вывеской «Архитектор Константин Мельников» и знаменитыми окнами-сотами, еле заметный в тени новых гигантов.

«Вас заменили уроды - грузные, в шесть этажей», - писала Цветаева в 1911 году о московских стройках начала века. Видела бы она нынешний вульгарный новодел с грубыми претензиями на модерн, заслонивший Дому Мельникова свет и подтачивающий его силы изнутри.

Семи- и восьмиметровой глубины подземные гаражи с обеих сторон нарушили гидрогеологию, изменили русла грунтовых вод, в грунте образовались пустоты, дом стал проседать. И это главная проблема, которую нужно срочно решать: укрепить грунты по традиционным технологиям нельзя - вода найдет другие пути, и пустоты появятся рядом. Как нельзя и поднять дом - у цилиндров разные фундаменты.

Нужны глобальные работы по водоотводу, и это забота города. А тем временем за «спиной» дома на Арбате вместо безвременно снесенных домов 39 и 41 чуть было не начали строить торговый центр, с 15-метровой подземной парковкой - в границах охранной зоны N 17, обозначенной в 1997 году. Пока шла борьба с застройщиком - ЗАО «Траст-Ойл», истек срок лицензии. Но лицензия была пролонгирована, и даже маршрут движения грузовиков оказался согласован с ГАИ - по Кривоарбатскому переулку. Пока строительство не ведется, но никто не знает, что будет завтра.

Когда здесь появится музей 8 октября в Лондоне состоится первое заседание Международного попечительского комитета по созданию музея Дом Мельникова, основанного фондом «Русский авангард». Фонд, который владеет сегодня половиной дома, учредил сенатор от Перми Сергей Гордеев - член комиссии Совета федерации по культуре и горячий поклонник русского авангарда.

В 2006-м сенатор Гордеев купил у Алексея Ильганаева, внука архитектора, полдома и объявил о готовности безвозмездно передать свою долю в Доме Мельникова государству - для создания в нем бесплатного музея. Гордеев многократно пытался и пытается, используя возможности сенатора, добиться окончательного запрета на строительство пресловутого торгового центра и уже предложил сделать целевой взнос для финансирования музея в течение 15 лет.

В прошлом году «Русский авангард» профинансировал работу специалистов Московского государственного строительного университета по исследованию конструкций дома, фундамента и грунтов. В их отчете сказано: «Ввиду карстовой опасности участка строительство торгового центра возле Дома Мельникова может привести к разрушению памятника».

Тот же фонд купил квартиру на первом этаже соседнего дома N 12 - чтобы сделать там вспомогательное помещение, где посетители музея могли бы посмотреть экспозицию об истории дома, дождаться экскурсии, купить книгу... Чтобы было все как в нормальных домах-музеях архитекторов, аналогов которым у нас пока нет.

Марина Великанова, архитектор, заместитель исполнительного директора фонда «Русский авангард», как раз и занимается концепцией будущего музея, ради которой привлечены лучшие силы - в частности, дизайнерское бюро Cassonmann, ответственное, например, за дизайн Музея Черчилля. В качестве примеров были взяты уже существующие дома-музеи - фонды Алваро Аалто в Финляндии и Фрэнка Ллойда Райта в США, французский фонд Ле Корбюзье, австрийский центр Шиндлера и лондонский музей сэра Джона Соана, самый старый подобный музей. В нем и будут заседать 22 члена комитета по созданию музея Дом Мельникова. Хочется сказать: комитета по спасению. Потому что, если мы лишимся дома, это будет позор для всех.

Среди 22 уважаемых членов Международного попечительского комитета по созданию музея Дом Мельникова - британский архитектор Заха Хадид, голландский архитектор Рэм Кулхас, архитектор, британский журналист и соучредитель Московского общества охраны архитектурных памятников Клементина Сесил, теоретик архитектуры Жан Луи Койен (Франция), архитектурный критик Григорий Ревзин, вице-президент Всемирного фонда памятников Джон Стаббс (США), художник Илья Кабаков, режиссер Петр Фоменко, ректор МАрхИ Дмитрий Швидковский, директор Музея архитектуры Давид Саркисян, Екатерина Каринская, внучка К. С. Мельникова, Наталья Душкина, архитектор, профессор МАрхИ.

Вопрос же собственности на Дом Мельникова до сих пор не решен. В 2004-м Виктор Мельников публично обвинил свою младшую дочь в том, что та обманным путем добыла дарственную на дом: вроде бы дала подписать почти слепому отцу бумагу, о содержании которой тот не имел понятия. И объявил о новом завещании (принадлежащая ему половина дома должна отойти государству - с условием создания музея), назначив исполнителем своей воли старшую дочь Екатерину. Ее сестра пыталась оспорить отмену дарственной в суде. Кроме того, по закону завещатель не может лишить наследства нетрудоспособных наследников первой очереди - а в их число входят обе дочери.

Вторую же половину дома, принадлежавшую после смерти дочери архитектора Людмилы ее сыну Алексею Ильганаеву, купил сенатор Сергей Гордеев и передал фонду «Русский авангард». Весь графический архив Константина Мельникова передан на хранение Московскому музею архитектуры.

Такое по истине плачевное положение дел. Екатерина Каринская, внучка архитектора, впрочем, не сомневается, что с домом будет все в порядке, и чувствует себя здесь совершенно защищенной.

- На этот дом раньше покушались?

Никогда. Папа тридцать с лишним лет хранил все это, не продал ни одной дедовой работы. Говорил, что это нам не принадлежит. Наша доля - сохранить дом для России. Папа все это завещал государству, с условием, что будет музей отца и сына. Причем объект музейного показа именно сам дом: он построен не согласно нормам и правилам, а вопреки им.

Гениальность Константина Мельникова в том и состоит, что он идет от образа, а функциональность получается сама собой. Когда строился дом, в нем были предусмотрены все возможные удобства.

- Здание кажется хрупким и легким.

А он крепкий. И кого-то этот дом не принимает, а кого-то - принимает. Один архитектор приходил к папе и говорил: «Виктор Константинович, я у тебя в мастерской посижу?» Приходит в сумерках в мастерскую - ту, где 38 окон, сидит час, два и выходит оживший.

А когда дом построили, была видна церковь Николы Плотника. Потом ее снесли и построили Поляковский дом, где была «Диета». Церковь видна была из маленького окошка на втором этаже, в дедушкиной мастерской. Окошко, собственно, появилось случайно: весь дом состоит из «сот», а это оставили, чтобы мусор выкидывать во время строительства. Но, во-первых, в это окошко была видна церковь, а во-вторых, сюда врывалось таким снопом закатное солнце, и так красиво было.

Дедушка абсолютно точно понимал, что он гений. Мне трудно судить о его переживаниях - я была девочкой, и безусловно, он переживал, что ему не давали строить. У него были депрессии, и до последнего момента, когда он уже лежал в больнице и папа с ним сидел, он говорил: «Сколько бы мы с тобой могли еще сделать!»