ЕВРАЗИЯ - НПРО США, ЕвроПРО и НАТО, или с чем поедем на Лиссабонский саммит

США и их союзники не оставляют последовательных и целеустремлённых попыток переориентировать политику России в русло, конструируемой «глобальными стратегами», виртуальной реальности. Наиболее зримо это проявляется в стремлении навязать России западное «видение» планетарного мироустройства в XXI столетии, на вытекающие из этих западных представлений потенциальные риски и угрозы глобальной и региональной безопасности, а также на выбор средств и способов предупреждения возникновения рисков и парирования угроз.

Усилия Запада встречают очевидную и дружную поддержку со стороны доморощенных российских «прорабов» продекларированной Вашингтоном «перезагрузки» отношений. С приближением момента «синхронной ратификации» российским парламентом подписанного в Праге Договора СНВ-3 и приближением очередного саммита НАТО в Лиссабоне это становится особенно заметно. Вашингтон и Брюссель стремятся навязать как российскому обществу, так и мировому сообществу новые, заблаговременно подготовленные в кабинетах «глобальных стратегов» представления об условиях поддержания глобальной стабильности, а также осознание необходимости «переосмысления» роли и места США и НАТО в её обеспечении.

Решение вопроса о принятии или непринятии Россией аргументов, выдвигаемых атлантистами в пользу продолжения сохранения НАТО как военного альянса, требует согласования сторонами взаимного видения угроз и рисков.

Вопреки объективной логике, на которую опирался весь предшествующий процесс ограничения стратегических вооружений, и вопреки ясным и объективным установкам Стратегии национальной безопасности России до 2020 года, современный «рецепт» поддержания стратегической стабильности упорно сводится к простому поддержанию «примерного баланса» потенциалов стратегических ударных ядерных вооружений России и США. Этот «рецепт» извне дополняется обращёнными к России назойливыми призывами к «более тесной интеграции» с попавшим в глубочайший системный кризис Западом. Изнутри же неведомо откуда заведшийся в просторах Отечества «политический класс» начинает тиражировать иллюзии о некоей «европейскости» России, - страны, на протяжении уже тысячи лет являющейся не только самодостаточным во всех отношениях государством, но и уникальной цивилизацией.

Реальные проблемы поддержания стабильности и обеспечения безопасности драпируются пустой риторикой, выдаваемой представителями доморощенного «политического класса» за «конструктивный диалог», с инициаторами и конструкторами техпроцесса пресловутой «глобализации», которой до сих пор и объективного научного определения никто дать не удосужился.

Вне реальных договорных ограничений остался и такой дестабилизирующий глобальную безопасность и несущий прямую военную угрозу безопасности России фактор, как неуклонная реализация Соединёнными Штатами программы развития и развёртывания Национальной противоракетной обороны (НПРО). Не встречает реального противодействия и всё более активное, не обусловленное наличием каких-либо военных угроз втягивание в этот процесс альянса НАТО, Японии, Южной Кореи.

Собственно, утверждать, что проблема ПРО, выступающая сегодня в конкретном формате развития и развёртывания глобальной НПРО США, отодвигается в сторону, было бы не совсем точно. Очевидно, что Соединённые Штаты и НАТО, а также помянутые российские «прорабы перезагрузки» вполне ясно осознают все действительные мотивы, хотя и «законного» с формальной точки зрения, но, тем не менее, никак не обусловленного наличием реальных военных угроз безопасности США, выхода Вашингтона из Договора ПРО 1972 года. Соответственно, понимают они и шаткость заокеанской аргументации, выдвигаемой в обоснование необходимости развития американской глобальной противоракетной программы.

Возникающие озабоченности России в меру сил и интеллектуальных способностей «стратегические партнёры» и их российские единомышленники пытаются снять. После долгих препирательств США формально согласились «признать взаимосвязь» стратегических наступательных вооружений и стратегических защитных систем, что нашло своё отражение в преамбуле к основному тексту Пражского соглашения и стало преподноситься, как «уступка», сделанная Вашингтоном России. Параллельно нашей стране, словно капризному ребёнку, и Вашингтон, и Брюссель, продолжают протягивать «пустышку» ЕвроПРО. А российские сторонники «теснейшей интеграции» с Западом всё активнее подталкивают Россию к её принятию.

С целью оценки реальности сделанной Вашингтоном «уступки», заслужившей в российском «политическом классе» столь высокое признание, автор процитирует соответствующие положения преамбулы к Договору СНВ-3:

«Российская Федерация и Соединенные Штаты Америки, ниже именуемые Сторонами, … стремясь сохранить преемственность поэтапного процесса сокращения и ограничения ядерных вооружений и придать ему новый импульс в условиях поддержания сохранности и безопасности своих ядерных арсеналов, а также с целью расширения этого процесса в будущем, включая придание ему многостороннего характера, руководствуясь принципом неделимой безопасности и будучи убежденными, что меры по сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений и другие обязательства, изложенные в настоящем Договоре, укрепят предсказуемость и стабильность и, таким образом, безопасность обеих Сторон, признавая наличие взаимосвязи между стратегическими наступательными вооружениями и стратегическими оборонительными вооружениями, возрастающую важность этой взаимосвязи в процессе сокращения стратегических ядерных вооружений и то, что нынешние стратегические оборонительные вооружения не подрывают жизнеспособность и эффективность стратегических наступательных вооружений Сторон».

Далее - цитата положения пункта а) части 7, статьи III основного текста Договора СНВ-3: «7. Для целей настоящего Договора: а) ракета типа, созданного и испытанного исключительно для перехвата объектов и борьбы с объектами, не находящимися на поверхности Земли, не рассматривается как баллистическая ракета, на которую распространяются положения настоящего Договора».

Эфемерность пресловутой «уступки», сделанной Вашингтоном России, на взгляд автора достаточно очевидна. Приведённый выше текст редакции соответствующего пункта основного текста соглашения на практике перечёркивает формальное признание сторонами объективной взаимосвязи стратегических ударных и защитных систем, даваемое в преамбуле. Зачёркивает уже потому, что вполне однозначно выводит за рамки Пражского соглашения и вообще за какие-либо договорные рамки любые потенциальные огневые средства ПРО любого уровня. Снимая заодно и все ограничения на возможное оснащение их боевой части. В том числе и ядерным боезарядом.

Таким образом, «компромисс», на который якобы пошла американская сторона, дав своё согласие на увязку в преамбуле темы СНВ и ПРО, ею же в основном тексте соглашения успешно преодолён. И говорить после этого о каком-либо «сохранении преемственности» в отношении подходов сторон к подписанию предшествующих соглашений в области ОСВ, весьма сложно. При этом автор разделяет, однако, позитивную оценку усилий российских военных экспертов, привлечённых к участию в работе над подготовкой российской позиции и текста соглашения, данную генералом Леонидом Ивашовым («Возвращаясь к Договору СНВ-3», НГ, 24.09.2010).

И не они виноваты в том, что пресловутый «взаимоприемлемый компромисс», которым по утверждению российских сторонников подписания и ратификации СНВ-3 является конечный текст Пражского соглашения, таковым является лишь для США. Для России же предложенный к ратификации текст Договора СНВ-3 является пока не столько компромиссом, сколько весьма трудным к усвоению полуфабрикатом.

Состязание ядерных мечей и щитов

Заголовок, приведённый выше, является названием статьи одного из наиболее авторитетных российских военных экспертов, генерала Владимира Белоуса, опубликованной в № 18 «Независимого военного обозрения» (НВО) за 2004 год. Накануне ратификации договора СНВ-3 автор бы сильно рекомендовал и российской общественности, и особенно российским депутатам ознакомиться с содержанием названного материала, или просто ещё раз освежить его в памяти, поскольку предложенная генералом Белоусом экспертному сообществу информация нисколько не утратила своей актуальности. Со своей же стороны, автор сочтёт вполне достаточным процитировать лишь первое предложение вступительного абзаца: «Внутри системы СЯС-ПРО происходит непрерывная борьба, которая является внутренней движущей силой соперничества противостоящих сторон и гонки вооружений».

Ключевое слово здесь «система». Система, объективно включающая в себя два взаимодействующих в рамках единой целевой установки и неразрывно связанных между собой компонента - Стратегические ударные вооружения (ядерные и неядерные) и Стратегические защитные системы (включающие в себя, как информационно-разведывательные, так и огневые средства). Целевой установкой создания и функционирования упомянутой системы для СССР и для его правопреемницы – России являлось и остаётся обеспечение стратегического сдерживания. В первую очередь, сдерживания организаторов и лидеров гонки вооружений – США от любых попыток нанесения первого, массированного ядерного удара.

Впрочем, теперь, с учётом произошедшей в прошлом десятилетии качественной трансформации «классической» заокеанской ядерной триады российское сдерживание уже направлено и на предотвращение нанесения по нашей стране массированного удара с использованием, как ядерных, так и неядерных средств поражения.

Напротив, целевой установкой создания и функционирования системы СНС-ПРО США всегда являлось и остаётся стратегическое устрашение ведущих геополитических оппонентов (в первую очередь СССР - России) и обеспечение возможности для безнаказного нанесения первого массированного ядерного удара по ним в соответсвуующих «благоприятных» условиях обстановки.

Иногда говорят о «сдерживании устрашением» (см. В. Белоус «На пути к радикальной ревизии», НВО № 13, 2005), полагая «сдерживание» политической целью, а «устрашение» - средством достижения этой цели. Автор не вполне разделяет подобную точку зрения, полагая, что она слишком нивелирует и обезличивает принципиально различные фундаментальные подходы сторон к принципам обеспечения своей национальной безопасности и защиты национальных интересов.

По мнению автора, при взгляде на проблему в историческом разрезе и «сдерживание», и «устрашение» в равной мере могут рассматриваться и в качестве вполне самостоятельных целевых установок. Ведь несмотря на формальное внешнее сходство в «военном» назначении стратегических систем, цели создания и развития системы Стратегических ядерных сил (СЯС) - ПРО СССР (России) и системы Стратегических наступательных сил (СНС) - ПРО США, были принципиально противоположны.

Соединённые Штаты, начиная со времён «доктрины Вильсона» и до вступления в «ядерную эпоху», а также в настоящее время стремились и стремятся к монопольному глобальному доминированию, политически устрашая мир своей военной мощью. Советская же Россия с момента своего образования полагала динамичное военное строительство в первую очередь средством защиты от внешнего военного вмешательства. Защиты от вмешательства, как со стороны всякого рода апологетов «универсальной демократии», так и со стороны консолидированных с первыми в ненависти к России апологетов теории «расовой чистоты».

Мы сдерживали имеющего амбиции на мировое господство и активно изыскивающего «благоприятный момент» для нанесения «решающего удара» потенциального агрессора и его союзников, а нас перманентно пытались «стращать». В частности, применительно к началу «ядерной эпохи» уже начиная с «союзнической» Потсдамской конференции 1945 года. Да и пресловутый, по своей сути, чисто военный, «критерий Макнамары», определявший количественные показатели невосполнимого ущерба противнику в «успешной» ядерной войне (уничтожение 30% населения и 70% экономического потенциала), впервые был разработан именно в США. И предназначался именно для нас. Последнее, как представляется автору, служит вполне достаточным аргументом в пользу возможности (и необходимости) раздельного толкования и использования терминов «сдерживание» и «устрашение» при обсуждении подходов к выработке методов обеспечения национальной безопасности. Поскольку такое разделение ясно без всякого «политкорректного» дипломатического нивелирования представляет исходные цели, преследуемые сторонами в развитии их военной мощи, а также, характеризует направленность мышления их политического руководства.

США могут сменить тактику, но никогда цели

При обсуждении вопросов выстраивания российско-американских отношений и неразрывно связанных с этим подходов и способов обеспечения военной безопасности России вынесенная в заголовок аксиома постоянно учитывается большинством российских военных экспертов и практически всегда игнорируется представителями «цвета отечественной американистики». У последних применительно к российской реакции на американскую военную и военно-техническую активность всегда наготове рецепт-предложение - «не спешить с выводами». Тем более, не спешить «с практическими ответными мерами».

Стоит России начать продумывать ответные практические шаги, как нам всё время настойчиво напоминают о том, что в заокеанских далях на смену «ястребам» так или иначе придут «голуби». И вот тогда откроется очередное «окно возможностей» для «продолжения диалога». В результат, для США меняется лишь темп движения в области наращивания военного потенциала, но никак не его направленность - в сторону неуклонного, ничем неограниченного повышения боевых возможностей.

При «ястребах»-республиканцах Дядя Сэм, как правило, делает резкий, бесцеремонный и широкий шаг вперёд (может быть, иногда и спотыкаясь), а при «голубях»-демократах он идёт осторожно, не торопясь, иногда крадучись, но всегда в том же направлении – вперёд.

России же раз за разом на протяжении уже двадцати лет после развала СССР доморощенными «ведущими американистами» предлагается застыть, пребывая в перманентном ожидании позитивных перспектив, пресловутого «развития диалога». А ещё лучше - предлагается «проявить понимание» и помочь воцарившейся в Городе на холме «новой» администрации, сделав ей предварительный шаг навстречу.

Автор не утрирует. Мы говорим и будем говорить в дальнейшем об ограничении стратегических вооружений, российско-американских отношениях и проблеме ПРО, чем и проиллюстрируем сказанное.

Период с 1992 по 1999 год. «Голубь»-демократ Клинтон, никак на практике не препятствуя развитию наработок в области противоракетной обороны даже как бы вопреки собственной воле подвёл США к выходу из Договора по ПРО 1972 года. Попутно склонил Ельцина в мае 1995 года на уступку в виде совместного заявления о признании Россией и США друг за другом права на создание нестратегических противоракетных систем. И ещё на одну уступку в марте 1997 года, склонив Ельцина на согласие к подготовке договора о разграничении систем ПРО «в обмен» на согласие США на расширение «большой семёрки» за счёт вхождения в неё России.

В итоге, 26 сентября 1997 года, всего за полгода (почти, как с нынешним Пражским договором, изначально «приуроченном» к подписанию» уже в декабре 2009 года), столь нужное США соглашение о разграничении систем ПРО было подготовлено и подписано МИДами обоих государств. России же «ведущие американисты» и иже с ними рисовали при этом всю «стратегическую выигрышность» начатого диалога, стремления сторон к взаимопониманию и перспектив «расширения семёрки» за счёт вхождения в неё России. Последнее на фоне последовавшего в 1998 году «залёта» России в полный финансовый дефолт выглядело более чем впечатляюще. После встречи с Ельциным в Хельсинки и подписания договора о разграничении систем ПРО, «голубь»-демократ Клинтон в сторону России и её «озабоченностей» практически более уже не смотрел, других дел хватало.

В апреле 1999 года, отмечая в Вашингтоне полувековой «победный» юбилей Североатлантического альянса, «голуби»-демократы и «ястребы»-республиканцы совместными усилиями подготовили к утверждению дополненную редакцию Стратегической концепции НАТО, «озаботились» распространением ОМУ, приняв Вашингтонское коммюнике, приняли в альянс Польшу, Венгрию и Чехию, положив задел политике «открытых дверей», сиречь, перманентного расширения НАТО, как «магистральному направлению» формирования трансатлантической системы безопасности.

Тогда же, желая, видимо, подтвердить серьёзность своих миротворческих намерений, альянс НАТО, бывший до этого организацией коллективной обороны, взял на себя по инициативе и под руководством США «дополнительно», функции организации коллективной безопасности и приступил к бомбардировкам Югославии. Демократ Клинтон, тем не менее, уходит в тоге потенциального «стратегического» миротворца. Ведь выход США из Договора по ПРО при нём санкционирован не был, а такие «мелочи» как бомбардировки независимых государств и полное игнорирование позиции и интересов России по данному вопросу успешно стираются последующими «перезагрузками».

Период с 2000 по 2008 год. «Ястреб»-республиканец Буш-младший приходит на вполне качественно подготовленную своим предшественником - демократом Клинтоном «поляну» и делает в 2002 году резкий шаг вперёд, решительно подвигая в сторону «краеугольный камень» стратегической стабильности – договор ПРО от 1972 года. Перед этим Россия в течение полутора лет делает практические шаги навстречу США, последовательно демонстрируя готовность к диалогу. Уходит с Кубы, из Вьетнама, даёт согласие на американское военное присутствие в Средней Азии, всё, как нас уверяют, «продуманные и взвешенные» шаги, в стратегической перспективе «чреватые» позитивными политическими дивидендами «стратегического партнёрства» с Дядей Сэмом.

В ответ же, Россия, как минимум, получает ещё «две очереди» расширения НАТО, придвинувшие альянс вплотную к российским границам, активизацию политического процесса, направленного на подготовку почвы к созданию инфраструктуры американской НПРО и инфраструктуры для принятия «сил поддержки», на территории стран – новых членов НАТО и начало работ по созданию такой инфраструктуры. Западом активно поддерживается напряженность в постсоветских «горячих точках», фактически срывается подготовленный Россией («план Козака») устроивший обе вовлеченные стороны, вариант решения приднестровского конфликта. В качестве «вишенки на торте» Россия в результате агрессии США против Ирака в марте 2003 года и воцарения в Багдаде американских марионеток лишается шансов на возврат Ираком многомиллиардных советских долгов, а её нефтедобывающие компании теряют перспективные, многомиллиардные иракские контракты.

Период государственного развала страны и экономического бессилия постсоветского пятнадцатилетия, с чем, главным образом, были связаны все вынужденные российские уступки США и НАТО, Россия, тем не менее, преодолела. Как казалось, после принятия Россией новой Стратегии национальной безопасности до 2020 года и новой Военной доктрины, наша страна в выстраивании стратегических взаимоотношений с заокеанским партнёром учла опыт предшествующего двадцатилетия и встала на вполне реалистичный и конструктивный фундамент, отведя США вполне надлежащее место в российской внешней политике. А также, вполне объективно оценив в положениях Стратегии, риски и угрозы военного характера, исходящие для России, от политики и планов наращивания военной мощи Вашингтоном и его главными союзниками по НАТО. В том числе и угрозу, исходящую военной безопасности России от американской программы НПРО и начала развёртывания элементов её инфраструктуры в Европе.

Однако, после встречи в Лондоне, в апреле 2009 года президентов Медведева и Обамы российская политика в области обеспечения национальной безопасности снова начинает проваливаться в колею «компромиссов» - односторонних уступок, характерных для периода бездарной «перестройки» и следующего за ней постсоветского пятнадцатилетия. И силы, подвигающие высшее политическое и военно-политическое руководство России к пресловутым «компромиссам» снова те же, причём, что характерно, пользуясь очевидным влиянием «в верхах», они к упомянутым в Стратегии силам обеспечения национальной безопасности, тем не менее, отношение имеют достаточно отдалённое.

Для иллюстрации приведём фрагмент декабрьской (2009 год) беседы директора Института США и Канады (ИСКРАН) Сергея Рогова с научным редактором журнала «Эксперт» Александром Приваловым в программе «Угол зрения» о подготовке к подписанию нового соглашения по СНВ. Сосредоточимся для начала лишь на общем контексте упомянутой беседы.

Как следует из её содержания, известный специалист по США, знаток закулисной стороны американской политической кухни, академик Рогов в конце 2009 года находился в продолжительной командировке (даже двух) за океаном именно с целью конкретизации направлений объявленной «перезагрузки» и подготовки почвы к подписанию нового российско-американского соглашения по СНВ. В ходе поездок в США директор ИСКРАН, являющийся твёрдым сторонником подписания соглашения в подготовленной редакции, предусматривающей «радикальные сокращения», имел многочисленные и неформальные встречи с представителями американской администрации и влиятельной политической элиты: «я за последние два месяца там был дважды в очень длительных командировках и говорил практически со всеми ключевыми действующими лицами кроме президента, госсекретаря и министра обороны».

Как можно понять по содержанию упомянутого разговора, академик Рогов вернулся из-за океана, будучи вполне доволен результатами проделанной работы. Но вот проходят всего лишь два месяца. Соглашение СНВ-3 на 95% подготовлено к подписанию и… американская сторона заявляет о планах развёртывания элементов НПРО на территории Румынии и Болгарии. И, надо полагать, делает это не без ведома помянутых Роговым «ключевых» лиц американской администрации, с которыми у российского академика были продолжительные встречи.

Интересно, были ли эти заявления и действия американской стороны для эксперта по США и проблемам СНВ - ПРО, академика Рогова такой же неожиданностью, как, скажем, для российского МИДа? Если нет, то почему о намерениях американской стороны по предстоящему вскоре развёртыванию НПРО в Европе он ни словом не обмолвился в ходе своей декабрьской беседы с редактором «Эксперта»? А ограничился следующим замечанием:

«Дайте, всё-таки, я доскажу. Вы задали вопрос насчёт противоракетной обороны. А вот здесь изменения произошли серьёзные. Администрация Обамы фактически заморозила развёртывание стратегической противоракетной обороны. то есть, те средства, которые могут перехватывать наши межконтинентальные ракеты, ограничены количественным уровнем 30 единиц. А напомню, что договор по противоракетной обороне, из которого что-то вышло (так С. Рогов характеризует выход США из Договора ПРО 1972 года. - прим. авт.) он, сначала, разрешал 200 ракет-перехватчиков, потом 100. И у нас, кстати, вокруг Москвы, развёрнуто, как и было разрешено, Договором по ПРО. А на ближайшие десять лет остаётся 30. Это значит, что стратегическая ПРО, лет на десять не является угрозой нашим силам ядерного сдерживания. Это очень важно. Упор сделан после того, как отказались от третьего позиционного района, на средства перехвата ракет средней дальности. А мы же ведь с американцами 20 лет назад подписали договор о запрещении ракет средней и меньшей дальности, и их полностью уничтожили. То есть эта противоракетная оборона не может перехватывать наши ракеты средней дальности».

Если решения администрации США для Рогова всё-таки стали неожиданностью, то какова цена всех этих «неформальных» и официальных заокеанских встреч академика в ходе его продолжительной заокеанской командировки? Ещё раз хочется подчеркнуть, что от всех этих командировок некоторых российских представителей за океан возникает ощущение «дороги с односторонним движением». Похоже, американская сторона просто умело использует вдохновлённых лозунгом «перезагрузки» российских «командированных» (М. Маргелов, С. Рогов и пр.) для лоббирования своей позиции в высших эшелонах российского политического истеблишмента. И надо признать, пока, это у неё получатся неплохо.

Что же касается приведённой выше цитаты, аргументация Рогова есть не более чем формальная попытка уйти от сути проблемы, а формализм, как известно, губит любое живое дело. Тем более, когда речь идёт о военной безопасности России. Ведь пытаясь (за американцев) снять a priori российские озабоченности по поводу угрозы безопасности нашего государства, исходящей от американских намерений по развёртыванию у российских границ ПРО, якобы ориентированной на перехват ракет средней дальности, упоминанием об отсутствии у нас таковых ракет, академик Рогов буквально напрашивается на встречно-формальное возражение. В частности, на напоминание о том, что БР средней дальности для США, находящихся за двумя океанами, угрозы не представляют. И о том, что у Ирана ракеты большой дальности и межконтинентальных баллистических ракеты ранее чем через 10 – 15 лет не появятся. А значит, какой-либо реальной необходимости для Вашингтона в начале очередного этапа «противоракетной» суеты возле российских границ и в Европе нет.

Кстати, сразу же последовавшие в этом контексте попытки «объяснять» действия Вашингтона по развёртыванию теперь уже в Юго-восточной Европе, элементов американской НПРО (а это будут именно элементы американской НПРО) заботой Америки о безопасности «союзников по НАТО» малопродуктивны. Любителям такого рода скороспелых импровизаций, подаваемых в качестве аргументов, хотелось бы напомнить о том, что сами «союзники по НАТО» никаких гарантий безопасности от гипотетического «иранского ракетного нападения» у Вашингтона никогда особо не просили.

Мало того, никогда не было слышно и о том, чтобы Румыния или Болгария, на территории которых американцы теперь всё-таки собираются развёртывать третий позиционный район, находились с Исламской Республикой Иран в сколько-нибудь напряженных отношениях. Скорее, подобный поворот свидетельствует о возвращении Вашингтона к разработке планов нанесения военного удара по Ирану с целью срыва ядерной программы последнего. Тогда Иран, учитывая решимость его политического руководства противодействовать любому силовому давлению, действительно мог бы нанести удар по союзникам Вашингтона, предоставившим США, свою территорию для организации антииранских действий.

Однако, при таком сценарии, как и в случае с пресловутым «иракским ОМУ», Тегеран в отличие от Вашингтона было бы весьма затруднительно считать агрессором и стороной, от которой исходит реальная угроза мировому сообществу. И вот к возможности такого поворота событий России и Ирану действительно следовало бы подготовиться. И в политическом, и военно-политическом, и военно-техническом, и в военном, и в экономическом плане.

Впрочем, и вопрос о возможном размещении элементов американской НПРО на территории стран Юго-восточной Европы, в частности, на территории Болгарии и Румынии, имеет свою предысторию, о которой академику Рогову следовало бы помнить. В частности, ещё в октябре 2003 года Болгария была готова присоединиться к планируемой системе ПРО НАТО, целью создания которой является защита от удара со стороны какой-либо из стран ближнего Востока. Такого рода заявления, делал, в частности, тогдашний министр обороны Болгарии Н. Свинаров, комментируя планы США по развёртыванию в Европе системы ПРО, направленной, якобы, против Ирана. Кстати, УЖЕ ТОГДА, Н. Свинаров отметил, что создание такой системы находится в стадии планирования. Тогда же начальник Генерального штаба Н. Колев считал, что в Болгарии можно было бы развернуть станции ПРН и пусковые установки.

В целом международные наблюдатели считали в октябре 2003 года, что Болгария и Румыния могли бы стать первыми государствами, к которым Вашингтон обратится с просьбой поддержать создание противоракетного щита СЩА и Европы. Но Вашингтон, для которого гипотетическая «иранская ракетная угроза» всегда была (и является) лишь маскировкой антироссийской направленности реального военного планирования, с упомянутой просьбой к ним не обратился и выбрал для развёртывания т. н. «третьего позиционного района» территории Польши и Чехии. Ведь с территории последних гораздо удобнее и вести мониторинг обстановки в ВКП над Россией, и организовывать возможный перехват оставшихся российских МБР, действующих в ситуации глубокого ответного удара.

Отметим ещё один момент, который наверняка известен директору ИСКРАН, но на котором он, по нехватке времени, надо полагать, не счёл возможным задержаться в беседе с научным редактором «Эксперта». Рассуждая о согласии США ограничиться на ближайшие десять лет, 30 ракетами-перехватчиками, способными перехватывать российские межконтинентальные баллистические ракеты, академик Рогов не уточняет, что речь идёт исключительно о перехватчиках наземного базирования. Американцы же, продолжают интенсивно развивать и высокоэффективные средства поражения нового поколения, которые, в первую очередь, будут размещаться на мобильных платформах. И, как можно прогнозировать уже сейчас (см. «Упреждающий» удар: мифы и реальность»), эти ударные средства будут обладать возможностью поражения, как наземных объектов в рамках американской концепции превентивного «быстрого глобального удара», так и баллистических ракет всех классов дальности на любом участке траектории их полёта.

В завершение этой главы, приведём весьма показательный фрагмент беседы научного редактора журнала «Эксперт» А. Привалова и директора ИСКРАН:

А. Привалов: «Да. Они (США) об этом заявляли с 1991 года – что они не допустят возрастания влияния новой России на бывших советских территориях, они этого придерживаются железно, ни на миллиметр не отступая».

С. Рогов: «Разная тактика была. Администрация Буша начала действовать напролом в том, что касается расширения НАТО. Я хочу напомнить, что в 2002 году, были приняты практически все бывшие члены Варшавского договора, которых не приняли в 1999 году. плюс три бывших советских прибалтийских республики (последние, несмотря на ясно обозначенную Россией «красную линию» допустимого расширения альянса, ДЕМОНСТРАТИВНО, были приняты в НАТО в 2004 году. - Е. Н.). Вот этот каток, который надвигался, плюс Буш вышел из Договора по противоракетной обороне, бессрочного договора, это беспрецедентный шаг, и объявил о создании стратегической ПРО, которая будут продолжаться бесконечно, пока Америка не добьётся абсолютного превосходства или абсолютной защищённости, - и вот, то состояние взаимной уязвимости после этого (первого советского - Е. Н.) спутника, появления наших межконтинентальных баллистических ракет, которое поддерживает паритет между двумя странами, оно бы исчезло. И если посмотреть на эти две проблемы – расширение НАТО и развёртывание стратегической ПРО, - то здесь произошли достаточно важные изменения».

Вот здесь с академиком и директором ИСКРАН отчасти можно было бы согласиться. Американцы действительно под давлением обстоятельств могут изменить тактику, но никогда цели. Что и проявилось вновь со всей наглядностью, уже в самый канун подписания нового российско-американского соглашения по СНВ. Проявилось в полностью соответствующем американским целям обретения военного превосходства над Россией, намерении развёртывания нового позиционного района НПРО в Юго-восточной Европе. Ну, а скорая смена позиций, сиречь, перенос текущей активности в развертывании НПРО с территорий Польши и Чехии на территории Болгарии и Румынии, это тоже всего лишь тактика. Так что, никаких упомянутых директором ИСКРАН «достаточно важных изменений» в подходах США к развитию своей, имеющей антироссийскую направленность, программы НПРО, реально пока не просматривается.

Мало того, при наличии в договоре СНВ-3 уже процитированного пункта а) части 7 статьи III, однозначно выводящего все огневые средства ПРО за договорные рамки, пресловутое американское согласие «ограничиться» в развёртывании НПРО 30 ракетами-перехватчиками наземного базирования, выглядит пустым, формальным жестом.

Отметим, что американских планов развёртывания элементов НПРО в Румынии и Болгарии, директор ИСКРАН, академик Рогов по возвращении из США и вплоть до подписания Пражского соглашения не комментировал. Судя по его февральскому 2010 года выступлению в уже упомянутой программе «Угол зрения», он переключился на проблемы американо-китайских отношений. Но зато его заместитель – генерал П. Золотарёв, реагируя на американские планы развертывания НПРО в Болгарии и Румынии, призвал «относиться к происходящему спокойно», что, в трактовке прорабов «перезагрузки» означает на практике наблюдать, выражать «озабоченности» и… ничего не делать. Более детальный разговор о ПРО автор продолжит в последующих материалах, пока же, остановимся на теме НАТО.

Очередное «обновление» НАТО. Западный и российский «подход к делу»

Нет сомнений в том, что к Лиссабонскому саммиту НАТО, на котором, среди прочего (в первую очередь, вариантов бегства из Афганистана без «потери лица»), будет обсуждаться новая Стратегическая концепция альянса, России предложат очередной пакет «конструктивных предложений» по взаимодействию с Организацией Североатлантического договора. Как-никак, к разработке своей новой Стратегической концепции и новых вариантов втягивания России в натовские активности альянс приступил сразу после Бухарестского саммита (2008), а значит к диалогу с Россией явится как всегда подготовленным. Очевидно, недостатка в популистской аргументации в пользу принятия выдвигаемых атлантистами предложений, а также в обоснование очередной порции выдвигаемых России лицемерных упрёков за столь тревожащие НАТО «остатки» элементов «имперских амбиций» в российской политике, как всегда, не будет.

Вопрос «быть или не быть с НАТО» не относится к категории вопросов оперативного управления государством, а значит его решение не может быть исключительной прерогативой властных полномочий одного должностного лица.

Тем не менее, для России и интересов обеспечения её национальной безопасности, главным, как представляется, должно стать получение объективных ответов на два ключевых вопроса. Во-первых, насколько актуально, с точки зрения обеспечения глобальной и региональной стабильности и парирования потенциальных и реальных угроз глобальной безопасности в 21 столетии сохранение военного формата НАТО? Напомним, что Организация Североатлантического договора, что бы ни заявляли демагоги с высоких натовских трибун, политически и юридически является прежде всего военным союзом. И таковым она остаётся по сей день. Во-вторых, насколько актуальны для обеспечения безопасности США и Европы с точки зрения наличия действительных угроз военного характера планы США по развитию программы НПРО и планы атлантистов по созданию ЕвроПРО?

Необходимость сохранения в новом многополярном мире организации НАТО как военного альянса ни для общественного мнения Запада, ни для мирового общественного мнения уже далеко не является аксиомой. Свидетельством тому являются хлопоты Вашингтона по разработке Стратегии поддержания политического и военного авторитета Организации Североатлантического договора. Проект последней уже весной 2006 года был представлен тогдашнему генсеку НАТО Схефферу и получил его одобрение. Документ предполагал ведение борьбы за общественное мнение, теснейшее вовлечения стран, участников программы «Партнёрство ради мира» в военные активности альянса, в частности, в военную поддержку его силовых акций, и необходимость для НАТО построения новых отношений с ещё «не освоенными странами», такими как Австралия, Новая Зеландия, Япония и Южная Корея.

Отсюда вытекает, что решение вопроса о принятии или непринятии Россией аргументов, выдвигаемых атлантистами в пользу продолжения сохранения НАТО как военного альянса объективно требует, как минимум, предварительного согласования сторонами взаимного видения угроз и рисков глобальной и региональной безопасности в XXI столетии. А выработка такого объективного, учитывающего интересы остальных субъектов мировой политики видения в существующих уже реально условиях многополярного мира в формате диалога Россия – НАТО вряд ли возможна.

Несмотря на наличие «по ту строну» стола переговоров 29 государств-членов НАТО, узковат для этого формат. Даже если, как этого требует российский представитель при НАТО Юрий Рогозин, участники альянса в диалоге с Россией будут представлять национальный взгляд на решение проблем обеспечения глобальной безопасности и стабильности, а не укрываться за вывеской единого «блокового подхода».

Поэтому России, как представляется, в выработке своей позиции для Лиссабонского саммита не следует повторять политической ошибки, единожды уже сделанной при подписании соглашения СНВ-3 с США. Тогда Россия, поспешив отреагировать на клич «перезагрузки отношений», ограничилась лишь собственным видением «достаточности» сохраняющихся ядерных арсеналов для обеспечения её собственной военной безопасности и забыла хотя бы формально предварительно проконсультироваться со странами, гарантом ядерной безопасности которых она является (Беларусь, Казахстан, Украина). А такие «подходы», в конце – концов, могут привести и к утрате доверия.

Отметим, что НАТО, не в пример России, свою позицию к Лиссабонскому саммиту и новую Стратегическую концепцию разрабатывает уже почти три года. Работа в этом направлении в марте 2008 года была начата Военным Комитетом НАТО и велась через Трансформационное командование НАТО (NATO Allied Command Transformation; ATC) в формате «Проекта многосложного будущего» (Multiple Futures Project; MFP). Целью проекта ставилось нахождение путей к формированию и укреплению странами НАТО общего понимания о будущей среде безопасности альянса, а также об угрозах и рисках, с которыми страны НАТО, вероятно, столкнутся в период времени до 2030 года.

В рамках достижения намеченной цели намечалось решение задач формирования и укрепления диалога на стратегическом уровне, проведение всеохватывающего анализа различных процессов, дающих стратегическое и, по возможности, наиболее реальное, по мнению атлантистов, отражение будущей среды безопасности и обстановки. Авторы проекта считали, что он позволит значительно улучшить планирование оборонных возможностей НАТО, оценку различных сценариев планирования и экспертизу оборонных планов. Проект предполагалось использовать также для оценки различных концепций и стратегий, совершенствуя процесс военного образования и подготовки.

Для работы на проектом Штаб Высшего объединённого трансформационного командования (Headquarters Supreme Allied Command Transformation) сформировал многонациональную рабочую группу (Core Team). Последняя в мае 2008 года координировано приступила к разработке MFP с целью поисках ответа на главный вопрос проекта – каковы будущие риски и угрозы, безопасности и интересам наций альянса его ценностям и населению? Были проведены широкие консультации с экспертами в различных областях в различных регионах, организуя широкие дискуссии круглого стола (Round Table) и рабочие совещания (Workshops). В целом к разработке MFP было привлечено более 500 политических, военных, гражданских и экономических экспертов из 45 стран и более чем 60 организаций. Словом, автор повторит ещё раз, к диалогу с Россией в ходе Лиссабонского саммита альянс, как всегда, явится вполне и фундаментально подготовленным.

У нас же, судя по сопровождавшим работу очередной Мюнхенской конференции по вопросам безопасности сообщениям СМИ глава государства Д. А. Медведев решил принять личное участие в работе очередного высшего форума НАТО, как всегда, «неожиданно для всех». Что грозит обернуться для России новыми и весьма нежданными «прорывами» в области пресловутого «налаживания взаимопонимания» с Западом. Ибо сформировать отличное от уже содержащегося в Стратегии обеспечения национальной безопасности России до 2020 года всесторонне аргументированное, соответствующее объективным интересам обеспечения национальной безопасности России, опирающееся на объективный анализ потенциальных рисков и угроз видение, за пару месяцев до Лиссабонского саммита, в кулуарном кругу советников, «советчиков» и референтов, вряд ли возможно.

Да и «видение», формируемое в спешке узким кругом приближенных лиц, иначе как волюнтаристским быть не может. По чисто объективным причинам. Поскольку опирается на «мнения», «симпатии» и властные полномочия, а не на тщательный объективный анализ-прогноз развития обстановки. И тем, кто сейчас по любому поводу и без всякого повода критикует «тоталитарный» СССР за существовавшую в нём систему принятия политических решений об этом стоило бы помнить. В частности, заводя какие-либо разговоры осуждающего плана, на предмет «кулуарности» принятия решения по вводу советских войск в Афганистан в 1979 году.

Поэтому, напомним ещё раз о том, что, никакого предварительного широкого многоформатного и независимого обсуждения возможной российской позиции к натовскому форуму и гипотетической необходимости или возможности в связи с этим «корректировки» базовых положений Стратегии в России, как и в случае с подписанием Договора СНВ-3, не велось. Невзирая на поданный НАТО на сей предмет положительный пример и вопреки столь часто раздающимся в последнее время со стороны либерально настроенных кремлёвских башен «осуждениям» неколлегиальных и авторитарных методов принятия решений в «тоталитарном» СССР.

Не лишне будет и уточнить, что сам вопрос «быть или не быть с НАТО» не относится к категории вопросов оперативного управления государством, а значит его решение не может быть исключительной прерогативой властных полномочий одного должностного лица, какое бы высокое положение оно в настоящий момент ни занимало. Не при абсолютной монархии живём… Это не вопрос тушения массовых лесных пожаров, когда все и касающиеся всех решения необходимо принимать срочно и единолично.

Да и при ведении дискуссий о возможном вступлении в Североатлантический альянс, например, Украины, высокие российские должностные лица, СМИ и общественность, напоминали пану Ющенко, пани Тимошенко и тому же НАТО о необходимости проведения на Украине народного референдума по сему вопросу. Было бы весьма странно, поэтому, если бы в случае с Россией кремлёвские башни при определении степени глубины «интеграции в альянс» запамятовали предварительно ознакомиться и учесть выраженную общероссийским референдумом волю народа собственной страны и ограничились ставшими модными монологами в «блоговом» формате.

В силу изложенного, как представляется, России на Лиссабонский саммит НАТО по примеру атлантистов надо «ехать» с предварительно и тщательно сформированным видением будущего миропорядка в XXI столетии. И формировать это видение, если уж и без предварительных консультаций с раздражающими Запад, Венесуэлой, Кубой и Ираном, то, во всяком случае, с чётким представлением о будущей среде глобальной безопасности, выработанным в ходе предварительных консультаций рамках ОДКБ и ШОС.

И если этих представлений ко времени проведения саммита НАТО в Лиссабоне выработать и согласовать с партнёрами по ОДКБ и ШОС не получится, невелика беда, можно отложить диалог с альянсом по данному вопросу на пару лет. До следующей плановой встречи глав государств и правительств НАТО. В противном случае не то что мир, но и ближайшие партнёры перестанут воспринимать Россию в качестве объективного игрока мировой политики, гаранта и интеграционного ядра формирования безопасности на постсоветском пространстве.

Отдельно о роли «военных»

Упомянув в предыдущей главе о том, что начало работ по подготовке новой Стратегической концепции альянса было начато Военным комитетом НАТО, автор намеренно выделил определение «военный» жирным шрифтом. И теперь, начав разговор о роли представителей оборонных структур в подготовке и принятии решений в области обеспечения национальной безопасности, добавит следующее.

Военный комитет НАТО, поручив Штабу высшего трансформационного командования (ВТК) альянса начать работу над Multiple Futures Project, отреагировал на инициативу действующего военного - генерала Дж. Н. Матиса. И то, что будет предложено в Лиссабоне к обсуждению, в том числе и президенту Медведеву, в значительной, если не в большей мере, будет опираться на видение угроз и рисков безопасности в 21 столетии, сформированное именно натовскими военными. Последнее весьма значительно расходится с тем взглядом на роль «военных» в решении вопросов государственной важности, что на протяжении всего постсоветского двадцатилетия, пропагандируется представителями «цвета российской американистики». Сразу приведём пример.

В марте 2002 года, сетуя уже тогда на слишком медленное течение процесса взаимной интеграции альянса НАТО и России («Альянс внутри альянса», НВО № 8, 2002 г.) и декларируя пользу перехода инициативы в этом деле в руки «неформалов» (корпорация РЭНД + ИСКРАН), директор ИСКРАН, академик С. Рогов разъяснял экспертному сообществу:

«Но здесь сокрыт один из огромнейших подводных камней – политическая культура в России значительно отличается от той, которая сложилась на Западе. В России остаётся чрезвычайно сильным давление на внешнюю политику со стороны министерства обороны. И даже назначение главой военного ведомства политического лица - Сергея Иванова – практически не изменило ситуацию. Генштаб по-прежнему привержен риторике первой половины 90-х годов, НАТО также остаётся для него наиболее зримым вероятным противником. Надеяться, что произойдут существенные перемены, возможно не более чем лет через десять, когда командные посты в Вооружённых силах России займут представители новой демократической генерации. Конечно, и в Пентагоне немало тех, кто мыслит по-прежнему, преимущественно категориями холодной войны. Но развитая система гражданского контроля не позволяет сделать их мировоззренческие принципы концептуальными основами внешней политики. В этом корень отличия политических культур двух стран».

У автора уже в то время сложилось впечатление о том, что Рогов слишком долгое время провёл на работе в США, что наложило весьма характерный отпечаток на ход и направленность его мышления. В частности, на понимании им и иными представителями «политического класса» термина «политическая культура», относимого к заокеанской и западным «демократиям». Вопрос о том, можно ли, например, считать проявлениями помянутой западной политической культуры принятие атлантистами «политических» решений о начале военных бомбардировок суверенных государств в центре Европы, остаются без внятного ответа до сих пор. Вероятно, проблема в том, что носителям «нового мышления» трудно убедить остающихся в стенах Генштаба и вне его российских «ретроградов» в том, что такой последний реликт холодной войны как альянс НАТО может и должен сохраняться, бомбить и, даже, расширяться, а они – «ретрограды», с их приверженностью к учёту реалий международной обстановки и международной политики, должны сойти «на нет».

Дело насаждения «политической культуры» в отечественных умах и структурах не обходится, однако, без известных казусов. В то время, как в упомянутом мартовском номере «НВО» директор ИСКРАН Рогов знакомил отечественное экспертное сообщество со стойкими тенденциями «политической культуры» западных демократий, где политики якобы не позволяют военным играть решающую роль в принятии решений в области безопасности, в майском номере этого же издания («Капитуляция или переход к партнёрству», НВО № 16, 2002 г.) он пишет: «Между тем, во время избирательной кампании 2000 года Буш-младший предлагал понизить уровень боеготовности ядерных сил. К сожалению, став президентом, он согласился с позицией Пентагона, принявшего в штыки идею понижения уровня боеготовности».

Автор, впрочем, заметит, что и здесь, рассуждая о предвыборной кампании Буша-младшего, академик Рогов не смог не обойтись без определённой дозы дезинформации «умолчанием». Ведь кому, как ни ему, директору ИСКРАН, должно бы было быть известно, что бывший губернатор штата Техас Буш-младший, ставший президентом при активной поддержке американских неоконсов (в т. ч. Д. Рамсфелда, П. Вулфовица, Р. Перла), получил ещё в ходе своей предвыборной кампании от «Project for the New American Centry» (PNAC) 76 страничный стратегический меморандум «Rebuilding America’s Defenses», провозглашавший среди прочего и американское монопольное военное господство в мире.

Таким образом, в вопросах обеспечения национальной безопасности, тем более военной безопасности, западные политики, тем более представители высшей исполнительной власти к позиции оборонных структур в целом военных в частности не только прислушиваются, но и оной следуют. А в отстаивании американской позиции на международных переговорах, американские политики и военные всегда выступают согласованным тандемом. Не в пример носителям «нового политического мышления» с российской стороны. И их – американской (западной) «политической культуре» это нисколько не противоречит.

У нас же, до сих пор, как вспоминает генерал Л. Ивашов, - участник многих международных переговоров на высшем уровне («Возвращаясь к Договору СНВ-3», НГ, 24.09.2010), «мировое политическое сообщество продолжает гадать: за что Бараку Обаме вручили Нобелевскую премию. Попытаемся и мы с помощью метода геополитического анализа разобраться в этом «историческом» событии, предварительно заметив: руководители СССР и все президенты России были едины в своем стремлении подписать с Соединенными Штатами хоть какой-нибудь договор по проблемам стратегических ядерных вооружений. Едины они, кроме Леонида Ильича Брежнева, и в том, что, как правило, играют на американской стороне против своих генералов, дипломатов, оборонщиков.

Автору довелось наблюдать раздражение Горбачева и Шеварднадзе, когда маршал Ахромеев и его переговорная команда настаивали на соблюдении принципа равенства в вопросах учета и сокращения стратегических ядерных вооружений. «Вам что, ракет мало?» – вопрошал возмущенно Горбачев. А г-н Шеварднадзе извещал советских военных: «По вопросам крылатых ракет (как и англо-французских ядерных вооружений, за счет авиационных ядерных средств. – Л. И.) мы с г-ном Бейкером уже договорились». По Договору о ракетах меньшей и средней дальности такой подход привел к тому, что советская сторона уничтожила в полтора раза больше ракетных комплексов, превосходящих американские «Першинги» по боевым характеристикам более чем в два раза. Да плюс к тому ради «общечеловеческих ценностей» тайно включили в договор на уничтожение лучший в мире оперативно-тактический комплекс «Ока».

Ельцин также подавливал на экспертов в процессе подготовки Договора СНВ-2, без какой-либо экспертизы заявлял о снятии боезарядов со стратегических ракет или о ненацеливании российских ракет на объекты США. И все ради улучшения отношений с Вашингтоном. Путин в условиях выхода США из Договора по ПРО и недавнего уничтожения союзной республики Югославия, ради улучшения отношений с Вашингтоном и личной дружбы с Джорджем Бушем подписал рамочный Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП), более напоминающий декларацию о намерениях, чем юридически обязывающий договор. Та же эйфория что-нибудь подписать чуть не охватила Дмитрия Медведева. Одномоментное согласие с инициативой американского президента, встречный план с пожеланием уничтожить больше российских ядерных средств, чем предлагает Вашингтон, и укороченные сроки переговорного процесса.

В день подписания Дмитрий Медведев заявил, что ему и президенту Обаме пришлось лично снимать разногласия по такому вопросу, как обмен телеметрической информацией. И что они сделали это, предварительно разобравшись с ней «лучше своих делегаций». Конечно, наши руководители довольно часто решают сложные задачи «успешнее» специалистов. Тушат, например, пожары, пилотируют стратегические бомбардировщики и запускают ракеты. Так в чем же оказались «туповатыми» российские специалисты и «гениален» был Медведев в вопросах телеметрии? Первые в течение многих месяцев держали оборону, не соглашались с американцами, а президент в течение 15 минут «разобрался» и уличил переговорщиков в некомпетентности».

Автор внимательно понаблюдал за откликами на эту статью в Интернете. И ничего, кроме «аргументов» типа: «Ивашов, это парадный генерал» не нашел. И полагает, что с куда как большим основанием можно заявить, что «роговы», «арбатовы», «карагановы» и пр. - это не более чем парадные академики. Или, чтобы не обижать людей, скажем мягче – записные «Katheder Proffessoren». И президент Медведев, хоть и является по должности верховным главнокомандующим, по образованию, всё-таки юрист, а решение проблем обмена телеметрией - это не презентация и редактирование текста «Закона о полиции».

Тот факт, что в странах «высокой политической культуры» военные, опережая политиков, берут на себя инициативу в постановке важнейших для обеспечения безопасности стран и коалиций вопросов и выдвигают предложения по их решению, является нормой. В мае 2006 года, в одном из военных учебных заведений страны, ставшей в ходе одного из «расширений» членом Организации Североатлантического договора, прошли международные курсы по теме «Реструктуризация оборонной системы». Тема оборонного реформирования и трансформации вооружённых сил, как известно, является особо актуальной для новых стран-членов НАТО и стран-участниц натовской программы «Партнёрство ради мира», которые создают заново или преобразуют свои оборонные системы или вооружённые силы. Обучение на курсах прошли представители министерств обороны 10 государств (Армении, Азербайджана, Болгарии, Грузии, Эстонии, Латвии, Литвы, Словакии, Румынии, Украины и Венгрии). В ходе лекций и дискуссий, обсуждалась роль государственных институций в обеспечения национальной безопасности, разработке долгосрочных планов оборонного развития, организация межведомственного взаимодействия, взаимодействие министерств обороны с парламентами и советами национальной безопасности.

Программа курсов была разработана Центром по военно-гражданским отношениям (ЦВГО) Академии ВМС США (Монтерей). Одним из ведущих лекторов на упомянутых курсах был Джеймс Р. Лочер, работавший на высоких должностях в Пентагоне, Белом доме и Сенате, руководивший реорганизацией оборонной системы США и работавший над реформой законодательной базы, регламентирующей проведение ВС США специальных операций и их участие в конфликтах малой интенсивности. Он же осуществлял надзор за проведением оборонным департаментом США специальных операций и его деятельностью в ходе конфликтов низкой интенсивности, в 2003 – 2004 г. г, был председателем комиссии по оборонному реформированию Боснии и Герцеговины.

Лочер, как и директор ИСКРАН Рогов, тоже говорил о политической культуре, отметив, что серьёзная проблема ломки старых стереотипов мышления существует не только в странах Восточной Европы, но и в США. В отличие от директора ИСКРАН, однако, американский лектор-эксперт, ссылаясь на национальный опыт, указал, что в США именно оборонному ведомству, зачастую приходится выполнять роль интегратора межведомственных усилий институций, отвечающих за национальную безопасность государства.

В принципе, аналогичный поход, закреплен и в Стратегии национальной безопасности России до 2020 года. В частности, в пункте 6, Раздела I «Общие положения», даётся следующее определение: «"силы обеспечения национальной безопасности" - Вооруженные Силы Российской Федерации, другие войска, воинские формирования и органы, в которых федеральным законодательством предусмотрена военная и (или) правоохранительная служба, а также федеральные органы государственной власти, принимающие участие в обеспечении национальной безопасности государства на основании законодательства Российской Федерации».

Как видно, Вооруженные Силы России в составе упоминаемых в Стратегии сил обеспечения национальной безопасности, занимают первую позицию, что, очевидно, предполагает их активную, координирующую и ведущую роль в выработке предложений по разработке и системной реализации комплекса мер, направленных на обеспечение стратегического сдерживания. У нас же, как можно судить по ходу подготовки Пражского соглашения, всю инициативу в свои руки взяли российский МИД и помянутые уже «неформалы». Военные же, вместо координирующей ведущей роли (как это вытекает из Стратегии) играли исключительно обеспечивающую роль и были привлечены к переговорам, только как эксперты рабочих групп. Причём российские военные эксперты настолько мешающие «скорейшему подписанию» столь нужного Вашингтону соглашения, что преодолеть их сопротивление удалось лишь после личного вмешательства российского же президента, за четверть часа «снявшего» в беседе с Обамой проблемы телеметрии.

В завершение разговора о роли «военных» и «политиков» в выработке подходов и методов обеспечения национальной безопасности хотелось бы напомнить и о том, что столь тревожащая Россию инициатива размещения элементов американской НПРО на территории Европы есть исключительно инициатива американского военного ведомства – Пентагона. Инициатива американских военных, которую, на протяжении последних 10 лет, активно поддерживают и американский Госдеп, и высшая американская исполнительная власть в лице президента США. Согласованность усилий американских госинституций в поддержке планов американских военных не вызывает ни малейшего сомнения. Остаётся только завидовать.

Заключение

Вырабатывая свой подход к дальнейшему взаимодействию с НАТО России необходимо:

1. Предварительно выяснить и учесть взгляды стран-членов ОДКБ и ШОС на мироустройство в XXI столетии, а также на вытекающие из этого видения риски и угрозы глобальной и региональной безопасности и стабильности.

2. Вырабатывая свою позицию, четко требовать от НАТО в ходе переговоров внятных и мотивированных аргументов по необходимости дальнейшего сохранения альянса как военного союза. Текущие и потенциальные военные угрозы Западу, требующие парирования коллективными военными усилиями (в т. ч. и по созданию ЕвроПРО) в рамках сохраняющегося на постоянной основе военного союза должны быть реальны и объективны;

3. Четко заявить представителям НАТО о том, что ни пресловутый «международный терроризм», ни «международная преступность» как явления не являются военными угрозами, даже если в своём проявлении (акциях) в отдельных случаях они могут использовать отдельные средства вооружённой борьбы. В перечне угроз такие явления как терроризм и оргпреступность относятся к категории угроз «государственной» и «общественной» безопасности, а не к категории «военных» угроз. Парирование же угроз государственной и общественной безопасности есть приоритетная задача структур органов госбезопасности (спецслужб) и структур и органов внутренних дел. Парирование этих угроз объективно не требует сохранения и создания новых военных альянсов, а должно вестись на базе повышения национальных потенциалов структур госбезопасности и МВД и на повышении эффективности их международного взаимодействия. Силы спецопераций из состава вооруженных сил национальных государств, могут привлекаться для обеспечения государственной и общественной безопасности лишь в отдельных случаях, на обеспечивающей основе, в рамках поддержки их боевым потенциалом антитеррористических усилий структур государственной и общественной безопасности.

4. Предложить НАТО разработку договора, предусматривающего запрет на создание новых военных альянсов, начало переговоров о роспуске существующих, запрет на размещение национальных войск, сил, вооружений, военной техники и военной инфраструктуры за пределами национальной территории, ограничение активности надводных сил национальных ВМС, пределами национальных экономических зон и заблаговременное взаимное информирование о любой активности надводных сил национальных ВМС, предполагающее их выход за пределы национальной экономической зоны (дальние походы, учения и т. д.).