ЕВРАЗИЯ - «Лишь одно осталось на свете

«Лишь одно осталось на свете – Победа»

Алексей Беляев-Гинтовт стремится противостоять бесславному стремлению человека выступить в роли меры вещей, спроецировав собственную нищету и никчёмное одиночество на окружающий мир

С 28 мая в Москве в галерее «Триумф» работает новая экспозиция одного из самых обсуждаемых современных российских художников Алексея Беляева-Гинтовта. Серия картин, только что в буквальном смысле слова вышедших из рук художника, как и большинство его проектов, связана единой концепцией и называется «Парад Победы 2937».

На двух десятках полотен зритель имеет возможность наблюдать различные планы единого действа – грандиозного парада, проходящего в столице объединённой Евразии будущего – Москве. Фантастический советизм, взятый скорее из исступлённых видений национал-большевиков, чем из реальной советской действительности, столь характерный для творчества Гинтовта в целом, на этот раз роскошно раскинулся во всём мыслимом масштабе.

Как всегда, Алексей, архитектор по образованию, насытил свои виды архитектурными идеями. Впрочем, в случае Гинтовта, деление искусства на виды в значительной мере условно. Единственный эпитет, который подходит к нему однозначно и без сомнений – «монументальное».

Итак, с Москвой к 2937 произошли самые смелые изменения, хотя при этом она осталась узнаваемой. Кремль и Покровский собор по-прежнему играют важную роль организации пространства. Однако самого этого пространства стало не в пример больше. Красная площадь расширилась как минимум вдвое. От ГУМа художник не оставил следа: напротив кремлёвских стен возвышается могучий футуристический массив загадочного торжественно-производственного назначения.

Колонны людей, слонов и боевой техники вступают на площадь через громадную арку, увенчанную антиподом статуи свободы, и покидают её в направлении набережной через другую арку – зеркальное отражение первой. В соответствии с замыслом художника, полотна, изображающие две эти взаимообратные перспективы, расположены в центральном зале галереи аккурат друг напротив друга: пространство Парада обступает посетителей выставки, захватывает их в себя. А иначе и быть не может: тотальность освоения художником действительности ничего и никого не оставляет в стороне.

Со стилистической точки зрения Москва будущего в исполнении Гинтовта способна вызвать немало самых разнообразных ассоциаций. Здесь и «Метрополис» уже упомянутых гигантских зданий, и Рим с его квадригами, топорами и прочими эгидами, и Египет, не только проступающий в характерной «пернатости» декора, но и самым неприкрытым образом представленный в виде колоссальной пирамиды, оккупировавшей добрую треть обширного горизонта кремлёвской панорамы.

Эклектика, скажете вы – и скорее всего ошибётесь. Ведь эклектика – это сочетание элементов, собранных из чуждых друг другу контекстов. Гинтовт же, не скрывая того, черпающий вдохновение и в высокой античности, и в великих цивилизациях Востока, и – подчёркнутым образом – в Византии, никогда не оставляет места сомнениям в выборе критериев приемлемости форм. Чаще он сам называет это аполлонизмом, иногда – военным футуризмом.

Тот, для кого «Парад победы» - не первое знакомство с творчеством художника, не рискуя ошибиться, может сам продолжить ассоциативный ряд, воспроизводимый им в тех или иных вариациях: это геометрическая строгость, диктат вертикали, которая группирует вокруг себя, подчиняет себе все элементы, это строй и стройность, это «грозный блеск», стремление запечатлеть в визуальных и пластических формах ту смесь восторга и ужаса, которая, согласно Рудольфу Отто является непременным атрибутом священного.

Одухотворение пространства и движения, тотальное намагничивание и вертикальная координация на всех уровнях образуют великолепный порядок, идеальным воплощением которого является грандиозный славный парад. Гигантомания Гинтовта естественна и понятна – художник всеми силами стремится противостоять бесславному стремлению человека выступить в роли меры вещей, спроецировав собственную нищету и никчёмное одиночество на окружающий его мир.

Человек будущего, человек аполлонический, имерский, homo maximus Гинтовта – напротив – и сам ровняется, и всё вокруг себя ровняет на небо, на горы, на звёзды, на Бога. Вместить, выразить его чувство, пробуждающееся навстречу великой Идее, возможно только с таким вот нескромным размахом. Поэтому в Параде Победы, как говорит сам Алексей, «участвуют все: люди, птицы, звери, ангелы, поверхности, космос, наши звездолёты – Всеобщность! Всеучастие! Прорыв!»

Как правило, когда Алексея спрашивают о том, какое отношение его проекты имеют к реальности, он отвечает уклончиво. Иногда от него можно услышать, что всё это ему видится во снах. Но не отрицает он и готовности и желания принять участие в реальной разработке генплана для столицы победившей Евразии – в нашем реальном завтра, году эдак в 2937-м.

Скандал разгорается на границе между миром художника – чистым, решительным и потому беспощадным – и миром его критиков, только и думающих, как вписаться в «мировое разделение труда» на максимально выгодных для себя условиях.

Всё это также совсем не удивительно: для визионера, мыслящего идеальными образами, вопрос воплощения этих образов стоит по-особому – прежде всего потому, что та область, откуда образы черпаются, представляет собой сферу вечного настоящего. В этой связи отнюдь не бессмыслицей звучат речи художника о том, что его проект имеет не меньше отношения к прошлому, чем к будущему. Такова природа утопии: прежде всего остального она – состояние души. А о том, насколько широка душа Беляева-Гинтовта, красноречиво свидетельствуют его размашистые полотна.

Другой вопрос, который часто возникает в связи с тематикой творчества Гинтовта – это вопрос о противостоянии, о борьбе. «Над кем победа?» - значится в ряду первых из списка «часто задаваемые вопросы». Усложняя и проблематизируя тему, можно спросить, каким образом в мире образов художника сочетаются та самая всеобщность с темой непримиримого противостояния, войны. Ответить на этот вопрос можно так: если печать всеучастия лежит на самих полотнах, то зона разделения пролегает в пространстве между произведением и зрителями, не говоря уже о публичной жизни самого художника, наполненной всевозможными скандалами, нападками и неполиткорректностью.

«С нами или против нас» - такие слова слетают с уст мастера на камеры, заставляя галеристов и кураторов слегка нервничать. Алексей, действительно, редко даёт расслабиться. В 2008-м году далеко за пределы арт-тусовки вышел скандал, связанный с присуждением Гинтовту премии в области современного искусства имени Кандинского. Тогда группа либеральных художников под руководством их грантодателей устроила полномасштабную травлю приверженца большого стиля, пытаясь обвинить его в фашизме.

К чести Гинтовта надо сказать, что ни малейшего повода к этим обвинениям он не предоставил. Позиция художника безупреча: он – евразиец, интернационалист и не имеет ничего общего с инкриминируемыми ему нацизмом. В то же время своих политических убеждений он не скрывает, и смягчить их радикальность не старается: это пламенный патриотизм в сочетании со жгучей ненавистью в отношении глобального западного мира, капиталистической мировой диктатуры во главе с извечным и непримиримым врагом России – США.

Позиция – горячее некуда в условиях «контемпорари арт», большей своей частью прозябающего в условиях компромисса между инфантильным левачеством и постмодернистским меркантиль-цинизмом. И это при том, что, по словам самого Алексея, к скандалам он вовсе не склонен и поводов для них не ищет. Скандал разгорается на границе между миром художника – чистым, решительным и потому беспощадным – и миром его критиков, только и думающих о том, как вписаться в «мировое разделение труда» на максимально выгодных для себя условиях. Гинтовт, в отличие от них, никуда вписываться не собирается. Он верен своему контексту, своему порядку, своей звезде, которая светит равным светом – невыносимым для упырей, обретающихся во всё уменьшающихся анклавах паразитической халявы и сладострастного изменничества.

Отбросам нет места в мире Гинтовта. Но ни один их художественных миров с таким вызовом и такой уверенностью не претендует на то, чтобы стать нашим с вами общим миром – это нужно понимать. И, безусловно, понимая это, ноктюрнические каракатицы арт-некрофилии в бессилии растрачивают последние запасы своих отравленных выделений, стремятся очернить художника, но при этом только выставляющих себя во всё более жалком свете. А Гинтовту, облачённому – как герои его картин - в чешуйчатые латы из драгоценных метеоритных сплавов, эти ядовитые плевки нипочём.

Артём Полетаев