ЕВРАЗИЯ - Советнички против Советов

Говоря сегодня о проблеме модернизации российской экономики в целом и промышленного производства в частности, необходимо принимать во внимание инерцию, которой обладает действующая экономическая модель, с ощутимым упорством сопротивляющаяся преобразованиям.

«Задача России была добывать природные ресурсы, продавать их другим странам и на эти деньги покупать все остальное».

Многие критики советской экономической модели обращают внимание на то, что сами организационные формы хозяйствования зачастую становились препятствием на пути её развития. Почти двадцать лет назад мы решительно отказались от тех форм, однако проблема экономического развития стоит перед страной с прежней, если не большей остротой. Почему же раскрепощение капитала не принесло вожделенного благосостояния, и почему до сих пор вопрос о перспективах и самой возможности интенсивного развития отечественного хозяйства является дискуссионным?

В середине месяца в эфир радиостанции «Финам FM» вышла передача «Сухой остаток», гостем которой стал председатель комитета Госдумы РФ по экономической политике и предпринимательству Евгений Федоров. Темой выпуска стало подведение итогов десятилетия нахождения Владимира Путина у власти и их оценка с точки зрения экономического развития. Беседа получилась чрезвычайно интересная и в какой-то степени «беспощадная» в отношении иллюзорных перспектив действующей сегодня в России либеральной экономической модели.

Для многих слушателей настоящим откровением прозвучал главный тезис гостя – о том, что те формы управления производством, которые были заложены в фундамент российской экономики в 90-е годы, являются по сути своей несовместимыми с идеей инновационного национально-ориентированного развития, столь популярной сегодня.

95% всей крупной российской собственности, а это в первую очередь промышленные производства и банки, являются иностранной собственностью - эта информация находится в открытом доступе, и, тем не менее, для многих она звучит ошарашивающе. Ситуация, немыслимая для любой европейской страны, на обобщённый образ которой так хотят равняться некоторые наши бизнесмены и политики. Как она могла возникнуть?

Гость программы подчёркивает: наследие более чем сомнительных политико-экономический экспериментов ельцинизма до сих пор тяжким бременем висит на России. В частности, ситуация в промышленности является прямым результатом либеральной политики 90-х. И за всю «Путинскую десятилетку» ему так и не нашлось, что противопоставить по существу.

«Если уж честно говорить, откуда возникли российские олигархи конца 90-х годов, то их подбирали американские "чикагские мальчики" в начале 90-х годов», - заявляет в прямом радиоэфире Фёдоров. – «И я напоминаю вам, что история российского государства базируется на 10 тысячах американских советников, которые сидели во всех министерствах и ведомствах России, также как советские советники сидели, например, в афганских министерствах и ведомствах, или польских, или каких-то других. Так становилось российское государство. И, например, имущественное министерство, Росимущество, это шестиэтажное здание, оно в том же здании было в те времена, в начале 90-х годов, весь шестой этаж занимали американские советники. Они-то и назначали, кому быть олигархом».

И пресловутая сырьевая зависимость, о которой сегодня так много говорится как о признаке слабости и пассивности российского политического истэблишмента – она, как оказывается, была изначально прописана в плане развития страны, начертанном младореформаторами Ельцина под диктовку американских кураторов. «Российская экономика изначально готовилась и писалась как моноэкономика», - продолжает Фёдоров. – «То есть, те самые условно названные "чикагские мальчики", потому что они же не только в Россию приезжали, они по всему миру ездили, формировалась вся российская экономика, ее тип, как небольшая узконаправленная экономическая структура в масштабах мирового разделения труда. Задача России была добывать природные ресурсы, продавать их другим странам и на эти деньги покупать все остальное».

Таким образом, отправной политической идеей собственно российской послесоветской государственности была идея чисто негативная. Развитию оригинальной хозяйственно-экономической мысли не было места в сознании, целиком зацикленном на борьбе с политической преемственностью: «Могла ли Россия в начале 90-х годов, в период ее войны, реальной, вплоть до танков, с советским государством, быть субъектом какой-либо мысли, тем более экономической? Конечно, не могла. Это было государство, изначально направленное против Советского Союза, против советского народа, частью которого был тогда российский народ, и у него не было никаких инструментариев в плане какого-то стратегического мышления, и тем более национального понимания процессов».

Ненавистники «путинской десятилетки» клянут Путина не за то, что он плохо справился со своими задачами, но за то, что он в принципе поставил перед собой те, а не иные задачи.

Так почему же Путин при всех тех государственнических трендах, которые принято ассоциировать с его правлением, не переломил ситуации? Отвечая на этот вопрос, Фёдоров прямо ссылается на ограниченность полномочий президента и премьер-министра, прописанных в российской Конституции. Получается, что, несмотря на «суверенный» имидж и элементы «ручного управления», часто задействовавшиеся Путиным, его политической воли было недостаточно для того, чтобы в рамках сложившейся при Ельцине политико-правовой системы эффективно бороться со злокачественными порождениями этой самой системы.

Таким образом, как бы много ни говорилось о «Путине-диктаторе», воспринимать это следует не более как метафору. Если конкретная политическая практика путинского правления и напоминала диктатуру, то весьма отдалённо. На деле, если от него и исходил «суверенный» импульс, то он увязал в кадровой и институциональной среде, запрограммированной на самоуничтожение. «Путин – это не генеральный секретарь КПСС», – подчёркивает Фёдоров. – «Под Путина Конституция написана таким образом, что он хоть и лидер страны, но у него не тоталитарные полномочия. И пойти против массового явления в Российской Федерации он в силу своих полномочий просто не может».

По словам депутата, главное достижение Путина на посту президента заключается в сломе системы, при которой искусственно выведенные американцами российские крупные собственники встали над российским же государством. Подотчётность политической активности высших чиновников назначавшим их олигархам была отменена, соответственно, административная функция, государство как таковое было выведено из подчинения частным экономическим интересам.

На смену «семибанкирщине» пришла путинская бюрократия. Это позволило остановить процесс территориального распада страны и перевода национальных ресурсов под международный контроль. Политические амбиции «дикого» капитала были фрустрированы. Однако сама структурная логика экономики осталась прежней, злокачественные контуры системы по-прежнему воспроизводятся в противоречии с задачами долгосрочного развития. Отечественный бизнес по-прежнему не даёт никакой обратной связи обществу.

«Путинская десятилетка» с точки зрения своей же собственной внутренней логики оказывается чем-то принципиально незавершённым. «Суверенитет определяется стратегией», - подчёркивает Евгений Фёдоров. – «В плане национального интереса переход России на стратегическое планирование и мышление и есть переход на национальный курс. Пока мы не перешли на это полномасштабно, мы не можем говорить, что мы независимы от однополярного мира».

По сути, получается, что говорить о каком-то новом этапе развития российской общественно-политической системы, об «оттепели» и «европеизации» не имеет никакого смысла – просто потому, что предыдущий условно «вертикальный» или, если угодно, «чрезвычайный» период просто не справился с теми задачами, которые предполагал. Вот здесь-то и кроется, как нам кажется, главная интрига актуального политического процесса. Ведь для тех, кто ищет в нынешних условиях возможности для реванша, предыдущий этап должен быть не завершён, но отменён – вместе со своими задачами.

Ненавистники «путинской десятилетки» клянут Путина не за то, что он плохо справился со своими задачами, но за то, что он в принципе поставил перед собой те, а не иные задачи. Таким образом, для них смысл настоящего момента заключается не в том, чтобы выйти из бюрократического застоя на этап интенсивного развития, а в том, чтобы вернуться к состоянию полного отсутствия всякого целеполагания в сфере экономики и политики, всякой национальной ориентации.