На влияние ландшафтно-географического фактора указывает и военный историк В.Водопьянов: "Прежде всего завоевание городов Туркестана и Ташкента явилось очевидной необходимостью не только для прочного соединения Сибирской и Оренбургской линий, но и в экономическом отношении, ибо присоединение такого богатого края, как Туркестан и Ташкент, могло доставить России большие средства; оставаясь же на Сыр-Дарье, мы владели бы самой бесплодной, самой бедной местностью Азии, тогда как по соседству - богатый край, изобилующий дарами природы. К сожалению, политическое и финансовое положение России того времени не позволяли предпринять решительное наступление против Коканда и мы на время затихли".(2.с.17-18)

Еще более определенно на данный геополитический фактор указывает другой военный историк прошлого века, генерал-лейтенант М.А.Терентьев: "Ближайшее ознакомление с проектированной границей указывало, что Каратаусский хребет, служа естественной границей, нисколько однако же не облегчал дела, так как сообщения между отрядами и снабжение их запасами было бы крайне затруднительно, а северные склоны хребта, к тому же, весьма богаты водой. Поэтому признано было необходимым утвердиться по реке Арысу (Арысь-В.Д.) и занять крепость Чимкент, расположенную на соединении путей из Коканда к нашим границам и владеющую, таким образом, узлом важных торговых путей, ведущих от наших границ к Бухаре, Коканду и Кульдже". (3.с.278)

Таким образом определение южной границы России в Средней Азии в конце 60-х годов XIX века, в значительной степени было связано с ландшафтно-географическими факторами, что в сочетании с определенной политической обстановкой в Европе и событиями в приграничной с кокандским и Хивинским ханствами зонах, повлекло за собой вторжение русских войск на территорию земледельческих оазисов Средней Азии. Ладшафтно-географический фактор явился, таким образом, не главной причиной, но главным пусковым механизмом военной компании 1864 и 1865 гг. Само по себе описание процесса присоединения территории крупнейших земледельческих оазисов С.А. к России, не составляет предмета данного исследования - эти события уже проанализированы сотнями специалистов. Анализу в данной работе подвергается другой фактор - влияние на структуру российской геополитики включения в состав страны или в орбиту ее политических интересов оседлых народов Средней Азии, обладавших многовековой культурой и государственной традицией. На данный процесс большое влияние, на наш взгляд, оказал уровень осознания этого факта в правящих кругах России, из чего и складывалось в стране отношение к Средней Азии, к ее присоединению и дальнейшему присутствию в составе Российской империи.

Таким образом, в целях выявления формы и структуры геополитического взаимодействия, складывающегося между Россией и Средней Азией в период присоединения земледельческой зоны региона, автором анализируются только те исторические события, которые способствуют решению данного вопроса.

В геополитическом плане в 1864 г. как для России, так и для оседлого населения Средней Азии произошло чрезвычайно важное событие - непосредственный контакт между двумя родственными арийскими историко-культурными элементами Евразии - славянским и иранским. Связь между Исторической Россией и Историческим Ираном была прервана в раннем средневековье мощными мегамиграциями кочевого элемента, проходящими по степной и полустепной зонам Монголии-Киргизской степи- Дикого Поля. (4.) Особенно пагубными были мегамиграции татаро-монгол (XIII в.) и узбекских племен (XVI в.), первая из которых нанесла мощный удар по всем цивилизациям оседлых народов от Китая до Восточной Евразии. Как для русских, так и для иранцев в течение последних двух тысячелетий кочевой мир стал основным геополитическим противником: борьба России с Диким Полем(степная полоса от Алтая до Бессарабии) и борьба "Ирана" с "Тураном", т.е. с кочевым миром среднеазиатских степей и пустынь, была по сути дела, борьбой против одних и тех же сил. Таким образом, борьба с "Тураном" стала для обоих этносов важнейшей проблемой. Способы решения данной проблемы были следующими:

1.Создание непреодолимых рубежей и постоянная их оборона ("китайская стена", "пограничная линия", "засека" и т.д.).

2.Активное подчинение "Турана", устройство политического и административного контроля над Степью. В качестве варианта такой политики можно назвать осаживание кочевников на землю, а также колонизация их с помощью оседлого населения "земледельческих" этносов.

На среднеазиатском направлении первый вариант Россия избрала в отношении Киргизской степи, начиная с 1732 г. т.е. с момента принятия в подданство Малой орды киргиз-кайсаков и постепенно перешла ко второму варианту, когда убедилась в недейственнности первого (40-е гг. XIX в.), к 1864г. поставив под контроль всю киргизскую степь.

"Иран" в своей борьбе с "Тураном", как и Россия не имел удобных природных рубежей, которые были бы способны остановить кочевников. Второй вариант защиты не мог широко использоваться Ираном из-за сравнительно небольших ресурсов населения, но на кочевников, даже завладевших определенной территорией, оказывалось мощное культурное воздействие, приводившее к той или иной степени их ассимиляции и интеграции в иранскую культуру. Такой путь борьбы с "Тураном" оказывался чрезвычайно тяжелым для "Ирана", так как ассимилированный элемент, хотя и являлся уже оседлым, но не нес в себе чистоты и мощи истинно иранской культуры и часто становился проводником влияния мира. Особенно тяжелые этнокультурные потери были понесены "Ираном" на северо-восточном фланге его этноса - в Средней Азии, где в середине XIX в. огромная масса иранского этноса - таджики, была частично вытеснена в горы, частично составила население городов и оазисов.

Таким образом, 1864 год знаменует новый этап в российской геополитике в Средней Азии. С этого времени началась короткая, но интенсивная и обширная по охвату военная компания, завершившаяся присоединением к России территории Средней Азии общей площадью более чем 4000 квадратных километров и создания на этой территории Туркестанского генерал-губернаторства. Этот факт знаменует собой начало качественно нового периода во взаимоотношениях России и среднеазиатских народов.

Решение о продвижении России на территорию среднеазиатских ханств фактически было принято императором Александром II 20 декабря 1863 года по предложению Оренбургского генерал-губернатора Безака о соединении Сырдарьинской (считавшейся частью Оренбургской) и Сибирской линий:

"1) С будущего 1864 года, приступить к соединению передовых Оренбургских и Сибирских линий, на предложенных генерал-адьютантом Безаком условиях, т.е. от Джулека на Сыр-Дарье через Сузак, Аулиэата и далее по хребту Каратаусских гор, заняв Сузак войсками отдельного Оренбургского и Аулизата отдельного Сибирского корпуса с тем, чтобы впоследствии перенести границу на Арысь, проведя оную от Аулиз-Ата через Чимкент.

2) Разрешить генерал-адьютанту Безаку немедленно приступить к приготовлению предстоящей экспедиции, дабы отряды могли двинуться в степь с появлением подножного корма, к таким же приготовлениям приступить и со стороны Западной Сибири, немедленно по утверждению сметы потребных для сего денежных расходов; и 3) Самый способ исполнения предприятия представить ближайшему усмотрению обоих корпусных командиров, по их взаимному согласию". (1.с.201-202)

Последний пункт данного решения находится в соответствии с прежними методами ведения политики со среднеазиатскими государствами, в соответствии с которыми, начиная с момента учреждения Оренбургской губернии(1734г.), ответственность за принятие государственных решений в отношении региона почти полностью возлагалась на Оренбургского и в значительной степени - Сибирского генерал-губернатора. Именно в этих целях в Оренбурге была создана Оренбургская пограничная комиссия, исполнявшая как дипломатические, так и разведывательные функции. В духе продолжения этой политики находятся и чрезвычайные полномочия "с правом вести войны и заключать мирные договора" первого генерал-губернатора Туркестанского края К.П.фон-Кауфмана, полученные им от царя в 1867 г.(5.с.17) Такой подход был абсолютно верен в смысле принятия оперативных военных решений, но, вместе с тем, нес в себе большую опасность рискованных политических действий, что не раз проявлялось на протяжении кампаний 1864-1868гг. в регионах, известных в мировой политике крупными историческими и культурными центрами; в государственных образованиях, за контроль над которыми уже не менее ста лет боролась главная соперница России в европейской политике того времени - Англия.

Осуществление планов установления новой границы, принятых 20 декабря 1863г., ярко демонстрирует переход к новому этапу построения геополитической системы России и является ключевым во всех дальнейших событиях в Средней Азии по изучаемому в данной работе вопросу.

Сами военные действия для соединения пограничных линий не вызвали больших затруднений у русских войск: 4 июня 1864г. был занят г. Аулиз-Ата, 12 июня 1864г., решением правительства была образована Ново-Кокандская линия, соединившая, как планировалось, разрыв между Оренбургской и Сибирской линиями". (3.с.284) Но, благодаря этой военной кампании русские войска впервые оказались не в степной зоне, занятой кочевыми племенами киргиз(казахов), а в земледельческих районах, окружающих города Аулиз-Ата и Туркестан. Фактически эта местность является самым северным районом расселения таджикского, а также сартизироанного земледельческого этноса Средней Азии, занятого хлебопашеством, рисоводством и садоводством, что существенно улучшило, но не решило полностью продовольственного снабжения войск на Ново-Кокандской линии. (3.с.289) Полоса земледелия в зоне р. Арысь, по которой намечалось первоначально устроить границу, не была еще настолько богатой, чтобы решить этот вопрос без подвоза продовольствия из г. Оренбурга, т.е. за 3000 верст. Вопрос об автономном снабжении войск возник в 1864г. не впервые (он ставился еще при строительстве форта N 1 в 1847г. и занятии крепости Ак-Мечеть (1853г.), но в данном случае, с выходом в новую ландшафтную зону занятую земледельческим этносом, он мог быть решен по-новому и в больших масштабах. По-настоящему эффективно этот вопрос мог быть решен при занятии оазиса, расположенного на 40 верст ниже долины р.Арысь, вокруг г. Чимкент. Одновременно, по мнению русских военачальников, был бы решен вопрос с ликвидацией крупной кокандской крепости, расположенной в опасной близости от новой, еще не укрепленной и не обустроенной Ново-Кокандской линии:

"Собственно по отношению к безопасности Туркестанской области владение Чимкентом могло бы быть весьма полезно, но не иначе как при сильном занятии его войсками Сибирского ведомства или вновь высланными из Империи, которая (граница - В.Д.)в такой случае пролегала бы от Чимкента прямо к Аулиэ-ата, по южную сторону гор, то полагаю, что границу эту было бы охранять гораздо труднее, чем идущую собственно по горному хребту. Границу по Арысу (р.Арысь -В.Д.) тоже нельзя считать за границу естественную или законную, либо оборонительною линией, так как Арысь, даже теперь, во время половодья Сыра(р.Сырдарьи-В.Д.),в большей части своего течения во многих местах имеет совершенно удобные броды". (1.с.267)

К доводам, приводимым командующим Сырдарьинской линией Н.А.Веревкиным добавлялось и описание об усилении сил кокандцев, в случае достижения последними мирной договоренности с Бухарой.

На необходимость занятия этого важного стратегического пункта указывал и командующий Сибирским военным округом генерал Дюгамель: "Овладение этой крепостью, по моему мнению, составляет необходимое дополнение к тому, что уже сделано в настоящем году.

Окрестности Чимкента, по плодородию своему и развитию хлебопашества, имеют также значение для правого фланга передовой линии, как Алатауский округ для левой ее оконечности. Это две житницы, одинаково необходимые для проводольствия гарнизонов вновь приобретенного края, и, пока Чимкент не будет в наших руках, нельзя расчитывать на безопасность сообщений между Аулиэ-Ата и Туркестаном". (1.с.124)

На те же причины занятия г. Чимкента, указывают и исследователи более позднего периода, в том числе и военные: "Причины необходимости занятия этого города уже известны: узел дорог, плацдарм для неприятеля, в исходящем углу нашей границы и проч.". (3.с.292;2.с.29-30;6.с.158-159)

Русские военные, неожиданно оказавшиеся на острие государственной политики России и вынужденные принимать решения не только о занятии, но и о правовом статусе тех или иных населенных пунктов и территорий, впервые должны были сделать это в период определения линии границы летом-осенью 1864 г. В этих условиях они фактически руководствовались тем уровнем геополитических взглядов, которые вырабатывались у них из сплава их военного образования, знакомства с неясной еще географией Средней Азии и политической обстановкой на месте. В то же время их действия часто не совпадали с планами и замыслами государственных деятелей, отвечающих за курс внешней политики России в целом. Типичным примером являются следующие документы, касающиеся решений в отношении г. Чимкента с точки зрения генерал-майора Черняева, занявшего его и военного министра России, генерал-адьютанта Д.А.Милютина: "Пользуясь нравственным впечатлением от владения Чимкентом, можно поручиться за совершенное спокойствие края и в продолжение целого года.

Содержание настоящего письма моего доложите его превосходительству Дмитрию Алексеевичу " ( Милютину, военному министру - В.Д.). (1.116)

Реакция военного министра, рассматривающего военно-политическую ситуацию в регионе Средней Азии как составную часть общей политики России, была вполне однозначной и отражала внешнеполитическую линию страны на текущий момент:"...обстоятельство, которое несколько пугает меня, есть намерение, г-м Черняева не только овладеть Чимкентом, но и удержать его за собой. Такое распространение границ никогда не входило в наши планы; оно чрезвычайно растягивает нашу линию и требует значительного увеличения сил. К сожалению, сообщения наши так медленны, что всякое предписание придет слишком поздно; вероятно дело уже сделано. Не мешает однако-же телеграфировать генералу Дюгамелю, чтобы он удержал Черняева от крайнего увлечения. 29 сентября 1864г." (1.с.117)

Еще в большей степени самостоятельность военного руководства в Средней Азии, которая, по сути дела, и была в данный момент движущей силой в формировании новой геополитической модели в регионе, проявилась в отношении занятия Ташкентского оазиса.

К этому моменту в правительственных кругах России сформировалось твердое мнение о необходимости установления определенной и незыблемой границы в Средней Азии: "Окончательное определение нашего положения в Средней Азии и непременная неподвижность в будущем наших там границ" (1.с.165)была главной чертой специального доклада императору Александру II вице-канцлера А.М.Горчакова 31 октября 1864 года, подготовленного на основе изучения политической обстановки в Средней Азии в результате военной кампании 1864г., а также реакции европейских держав и, прежде всего, Англии, на эти события.

Еще более определенно позиция правительственных кругов России высказана в совместной записке министерства иностранных дел и военного министерства на имя императора Александра II месяц спустя, 20 ноября 1864г.: "В настоящее время дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии не будет согласно ни с видами правительства, ни с интересами государства.

Вскоре осуществленное новое завоевание, увеличивая протяжение наших границ, требует значительного усиления военных средств и расходов, между тем как подобное расширение владений не только не усиливает, а ослабляет Россию, доставляя взамен явного вреда лишь гадательную пользу.

Нам выгоднее остановиться на границах оседлого населения Средней Азии, нежели включать это население в число подданных Империи, принимая на себя новые заботы об устройстве их быта и ограждения их безопасности.

Приняв за основание, что правительство не желает завоеваний в Средней Азии, виды наши в этой стране можно ограничить:1) Прочным утверждением русской власти на занятом уже пространстве, устройством быта и введением цивилизации между подвластными ордынцами; 2) Действительным ограждением этих племен от хищников и нападений среднеазиатских народов, поставив их в невозможность вредить нам или, по крайней мере, убедив, что никакое неприязненное действие с их стороны не останется без наказания и возмездия; 3) Приобретением нравственного влияния на Средне-Азиатские ханства, не вмешиваясь в их управление, внутренние дела и политические отношения, но стараясь путем мирных и торговых сношений рассеять их недоверие к нашей политике и установить прочные отношения, чтобы иметь возможность ограждать в самих ханствах интересы и безопасность наших подданных, развив нашу азиатскую торговлю и, открыть новые рынки для сбыта русских произведений и, наконец; 4) Удешевить содержание наших войск, довольствуя их местными способами, а не подвозом из России, и покрывая хотя бы часть расходов на их содержание доходами с занимаемого края.

На основании вышеизложенных соображений, министерства Иностранных дел и Военное, по взаимном обсуждении системы будущих действий наших в Средней Азии, пришли к заключению, что в настоящее время Россия может ограничиться достигнутыми уже результатами, отказываясь от дальнейшего наступления и приняв границею линию от китайских пределов по Тянь-Шанскому хребту, водораздельной черте между долинами Чу и Таласа и бассейном Сыр-Дарьи, затем, по одному из отрогов Кызы-курта, впереди Арыса, Сыр-Дарью". (1.с.196-201).

В этом документе предлагается также уже применявшееся в российской военной политике XVIIIв. вариант прикрытия юго-восточной границы с помощью формально независимых, но подконтрольных Империи государств, известных в международном праве, как протекторат.*) Вместе с тем, следует учесть, что протектирование родовых казахских объединений (Малая и Средняя орда) в XVIII в. не привело к положительному для России результату, что было связано с особенностями социально-экономического устройства кочевых народов. В середине 60-х гг. XIX в. планы протектирования предполагалось применить к оседлому земледельческому населению среднеазиатских оазисов, имевших, как правило, многовековые традиции государственного управления: «...не вмешиваясь в распри и внутренние дела ханства, стараясь поощрять торговые и дружественные сношения, если не с Кокандом, то, по крайней мере, с Ташкентом, дав понять жителям, что их собственный интерес заставляет быть в мире с русскими; но вместе с тем, посредством консулов или иных дипломатических агентов, которые при благоприятных обстоятельствах могут быть туда командируемы или даже водворены, зорко следить за положением дел в ханствах, чтобы быть в состоянии своевременно принимать необходимые меры для подавления в самом начале всяких замыслов противных нашим интересам; в случае же грабежей или нападений, не оставлять ни одно неприязненное действие без должного наказания и возмездия". (1.с.201)

Возникнув в 1864г., вопрос о протектировании среднеазиатских владений или их полном присоединении к России, становится ключевым в построении геополитической системы в Средней Азии. Уже в 1864-1865гг. это ярко проявилось в вопросе о правовом статусе г. Ташкента и прилегающих территорий.

Впервые вопрос о взятии г. Ташкента встал сразу же после занятия г. Чимкента и диктовался исключительно соображениями развития оперативного успеха в целях ликвидации крупного опорного пункта кокандцев рядом с новой пограничной линией. Принимая решение о занятии Ташкента, генерал Черняев указывал, что этот шаг сократит сроки ведения войны и стабилизирует политическое положение в приграничной зоне: "Не представляйте кокандцев такими, какими они были в Пишпеке и т.п.; у них руководители не хуже наших, артиллерия гораздо лучше, доказательством чему служат нарезные орудия, пехота вооружена штыками, а средств гораздо больше, чем у нас. Если же мы их теперь не доканаем, то через несколько лет будет второй Кавказ.

Далее...