А.Г.Дугин

КАЗАХСТАН И РОССИЯ – ЕВРАЗИЙСКИЙ БЛОК

(интервью казахстанскому интернет-порталу «Навигатор»)

– Александр Гельевич, не могли бы вы очень кратко сформулировать саму суть ваших теорий? Прежде всего, я имею ввиду идеи, касающиеся геополитики.

– Я – автор учебника «Основы геополитики», и фактически эти теории привнесены в Россию с конца 80-х именно мной. Слабые намеки на геополитческий подход мы встречаем у белоэмигрантов евразийского направления (П.Н.Савицкий), но, будучи «белыми», они оказали на советскую науку мало влияния (точнее вообще никакого). Геополитические тенденции явно прослеживаются в творчестве Льва Гумилева, но у него методология остаётся за кадром, в основном – это этнополитика. Геополитика в СССР была объявлена «наукой буржуазной и империалистической», и на ее изучение было наложено табу. Я в юности с этим табу решил не считаться, и изучил досконально первоисточники по этой дисциплине на иностранных языках – английском, немецком, французском, итальянском, испанском. Так к началу перестройки я был во всеоружии и при первой появившейся возможности стал активно пропагандировать геополитику как замечательную методологию внешнеполитического и внутриполитического анализа. Остальные исследователи обратились к этой дисциплине много позднее. Занятно, что во многих последующих работах по геополитике воспроизводятся (часто, увы, без ссылок) не только карты, составленные и изготовленные мной, но и некоторые случайные опечатки или погрешности в написании имен авторов или названиях их работ, оказавшиеся в первых изданиях моих геополитических трудов. Уже по одному этому признаку легко установить, где оригинал, где копии.

В принципе, суть геополитики сводится к тому, что утверждается неснимаемое противоречие между двумя типами цивилизаций: между морской (или торговой), и сухопутной (или консервативной, героической). Эти два типа остаются верными своим основным импульсам независимо от исторических формаций. То есть атлантический принцип, или морской, может проявляться и в демократических, и традиционных, и религиозных обществах, точно так же может проявляться сухопутный, или евразийский принцип: он может иметь форму демократии, авторитарного государства, но тем не менее, данные цивилизационные установки – это специфическая внутренняя ориентация цивилизации. Конфликт между сушей и морем, между атлантизмом и евразийством, на самом деле, служит основной методологией.
Геополитика – это методология, которая балансирует между чистой наукой и мировоззрением. В этом есть какое-то сходство с марксизмом, но марксистский метод исчерпал себя исторически, и всё больше современных идеологов обращается к геополитике, поскольку здесь можно и проанализировать смысл и подоплеку многих событий, и сделать определённые прогнозы, и участвовать в историческом процессе и международной, и внутренней политики активно, сознательно и последовательно.
Известный современный политолог Дарендорф подчеркивает, что понимание развития человечества через конфликт это удобная и крайне продуктивная научная гипотеза. Геополитика полностью подпадает под это определение: но вместо классовой борьбы марксизма, она отталкивается от теории «великой войны континентов».

– Ваши теории подтверждаются историческим процессом?

– Безусловно. Геополитические исследования всю историческую ткань, всю канву исторических процессов сводят к противостоянию двух начал: Афины против Спарты, Рим против Карфагена, Англия против Испании. Карфаген, Англия и Афины были цивилизациями морского типа, а Спарта, Рим и Испания – соответственно, сухопутного. Безусловным фактом является и то, что Россия, Евразия и многие Среднеазиатские государства принадлежат к цивилизациям сухопутного евразийского типа. Вот и конкретное приложение этой методологии к анализу нашего настоящего, прошлого и прогнозам на будущее. Сухопутная цивилизация обладает своими характерными признаками, которые проявляются через конкретную политику, систему международных отношений, ценностный и культурный уклад. Своя специфика есть и морской цивилизации (атлантизма). Трения между этими системами – независимо от их конкретного идеологического оформления – ключ к разгадке того, что происходило и происходит на протяжение всей истории. А в наше время эти закономерности настолько очевидны, что просто бросаются в глаза.

– То есть ваша методология, по сути, объясняет весь исторический процесс?

– Это методология, которая призвана учитывать влияние географического фактора на культуру, цивилизацию, политику. Конечно, географии не в прямом смысле, а в том смысле, что люди, как мыслящие существа, осмысляют географию, впитывают её в свою психику, и те или иные рельефы формируют уже дальше психологию народа, психологию государства, потом психологию цивилизации.

– И Средняя Азия, в частности, Казахстан, принадлежит к евразийской части?

– В этом нет никаких сомнений. Есть спорные, так называемые береговые территории, в которых существуют и атлантические, и сухопутные тенденции, но Средняя Азия и особенно Казахстан – это типичное евразийское государство, сухопутное по всем параметрам и имеющее исключительно евразийскую идентичность. Конечно, можно пытаться двинуться в другом направлении, но ничего, кроме кризиса, нарушения исторического баланса, отклонения от изначально заданных, глубинных цивилизационных установок это не даст.

– Сегодня даже осторожное озвучивание ваших идей вызывает бурную реакцию этноцентристов, которые видят в них попытки новой российской колонизации Казахстана. Как вы можете прокомментировать это?

– Я слышал о таком отношении к моим идеям, но, с дугой стороны, есть совершенно однозначно выраженная и высказанная ориентация вашего Президента на евразийскую стратегию, на инициативу ЕврАзЭС. Последовательно, вопреки прохладной реакции Москвы при Ельцине долгое время, и сейчас он этому курсу следует. В Астане существует Евразийский университет имени Гумилева в Астане, и евразийская модель нового этапа по праву связана с именем вашего Президента. Наверное, в казахстанском обществе это не всех устраивает, возможно, потому, что нет пока содержательного, глубинного, геополитического осмысления этой темы. Но в принципе, евразийский подход, евразийская стратегия отражена в огромном количестве официальных документов Казахстана, с которыми мы работаем. И поэтому мне странно слышать, что идеи, являющиеся концептуальной базой вашего Президента, встречают такое непонимание. Я думаю, что это вопрос времени, просто многим надоел централизм советского типа, им хотелось бы пожить в своём собственном этническом контексте, и краткосрочные и малые масштабы затмили большое. Геополитика – это дисциплина, связанная с большим масштабом, и большому человеку – Президенту Казахстана – естественнее обращаться с большими масштабными категориями. Поэтому я думаю, что когда большинство населения почувствует на себе позитивные аспекты интеграции, и интеграции не в Россию, и не в государство даже, а в надгосударство, метагосударство, в новый цивилизационный блок под названием «Евразийский Союз», чей проект представлен Астаной и что сейчас подтверждено фактом создания Евразийского Экономического Содружества, мне представляется, что люди начнут воспринимать евразийскую геополитическую методологию как нечто затрагивающее конкретно их, их благополучие, благосостояние, психологическую, экономическую уверенность и безопасность. Что же касается казахских этноцентристов, им следует задать вопрос: неужели они не понимают, что однополярная глобализация по атлантистской выкройке очень скоро приведет к полному растворению казахского этноса в мировом «плавильном котле», родной язык будет заменен на «пиджн инглиш», а священные казахские степи будут большим хранилищем отходов для цивилизации «золотого миллиарда»? Евразийская интеграция как раз и настаивает на том, чтобы в общем стратегическом цивилизационном контексте сохранить идентичность каждого этноса. Когда этноцентристы поймут, разберутся, что евразийство не противоположно им, но, напротив, полностью комплиментарно, они, наверняка, пересмотрят свое отношение к нему.

– А какие должны произойти в Казахстане экономические, политические и другие изменения, чтобы Казахстан уже мог почувствовать свою принадлежность к евразийскому блоку?

– В принципе, сейчас речь идёт даже не о Казахстане, а об общем контексте. Ведь Россия ушла от собственной евразийской судьбы гораздо дальше, чем Казахстан, пытаясь любой ценой и на любых основаниях интегрироваться в Запад. Мы десять лет жили под этим знаком. Это объясняет прохладную реакцию ельцинского Кремля на инициативы Назарбаева. Но мы полностью пришли в тупик и поняли, что нас Запад не возьмёт, ни по частям, ни целиком, не поможет и ничего, кроме вреда, ни кредиты МВФ, от которых наш Президент отказался, ни другие формы безусловной интеграции Запад не принесёт. Поэтому мы стали на другой курс, сейчас, по крайней мере, это курс укрепления российской государственности, но следующим шагом, и он уже просматривается, будет курс на евразийскую интеграцию. И тут интересы России, Украины, Белоруссии, Казахстана, других азиатских государств, кавказских в том числе – сейчас Армения хочет войти в «Евразийский Союз», – всё это станет очень актуальными тенденциями. И на следующем этапе промыслительная инициатива сверху вашего Президента, очень прозорливого исторического деятеля, будет осмыслена, ассимилирована, освоена широкими массами.

– Основной спор между оппозицией и властью в Казахстане состоит в том, приемлема ли демократия в том виде, в котором она существует на Западе, или нет, оппозиция настаивает, что демократия нужна немедленно, а власть говорит, что существует определённая специфика, то есть нужна постепенность. Как вы это можете прокомментировать?

– Каждый тип цивилизации порождает свою демократию или свой тоталитаризм, и нет ни одного общества, которое было бы чисто демократическим, чисто тоталитарным или чисто авторитарным. Недостатки или ужесточение государственности в одном аспекте обязательно сопровождается расслаблением в других элементах. Мы тоже продекларировали свободу, равенство и демократию, но на самом деле они были ограничены и специфичны. Запад провозглашает то же самое, но мы видим в западных обществах огромное количество элементов закулисного тоталитаризма или авторитаризма, которые вплывают при объективном политическом анализе. Поэтому мне кажется, что спорить в данный момент: демократия или не демократия – это просто возвращаться в идеологический мир периода «холодной войны». Сейчас большинство нормальных учёных понимают, что каждое общество создаёт свой тип демократии. Если воспринимать всё обобщенно, то существует атлантическая и евразийская демократия. Последняя имеет свою собственную специфику. Она тоже предполагает делегирование власти народу, но по-своему, в иных формах, скорее в форме всеобщего консенсуса, нежели в форме дробного чисто количественного соотношения отдельных мнений. Эта евразийская демократия является качественной и органической. У нее, кстати, очень долгая история…
Либеральная демократия, атлантистская модель, соответствует историческому опыту западных народов, которые основаны на ценностях чистого индивидуализма, материально-атеистического подхода, один человек – один голос. На самом деле количественного определения правоты или неправоты того или иного решения не существует. Ведь формулировало-то вопрос меньшинство. И мы знаем, что в зависимости от того, как сформулировать вопрос на голосовании, можно получить самые разнообразные ответы. И это самая настоящая манипуляция сознанием, и по большому счёту влияние, давление и завуалированное поражение граждан в свободах, поскольку даже если каждое действие мы будем сопровождать голосованием, формулировка того, за что мы голосуем, всегда будет уделом меньшинства. Здесь открывается очень широкое поле для манипуляций.
Я считаю, что лозунгом подлинной евразийской демократии вполне может стать фраза немецкого философа и политолога Артура Мюллера Ван-ден-Брука: «Демократия есть соучастие народа в своей собственной судьбе». Это понимание органической демократии, подлинной демократии, евразийской демократии. Не возможность каждого индивидуума проголосовать за или против формулировки, выработанной независимо от него, но именно соучастие народа в собственной судьбе, активная вовлечённость в процесс политического самосознания и выбора своего исторического пути в тех глубинных аспектах, в которых они действительно связаны с национальной историей, с обликом народа, культурой – вот это и есть демократия. Евразийская демократия в таком понимании зависит от структуры евразийских народов, от их истории, традиций, психологии, социальных позиций. И в этом отношении я горячий сторонник позиции Назарбаева: казахская демократия, в первую очередь, должна быть казахской, во вторую очередь она должна быть евразийской. В этом отношении западники, которые настаивают на полном копировании западного политического шаблона, возникшего в иных исторических условиях, в иных этнических культурах и цивилизационных параметрах, глубоко ошибаются. Они слишком наивны, полагая, что одну политико-идеологическую систему можно безболезненно перенести на любую историческую, культурную или цивилизационную почву. На мой взгляд сегодня было бы важно поставить вопрос о содержании термина «демократия», и вовлечь в решение вопроса о том, что является демократией, а что нет, и какой она бывает, как можно более широкие слои населения. Уже хорошо, что такой вопрос стоит: демократия западная или евразийская, хорошо, что никто не взывает к авторитаризму или тоталитаризму именно на элитарном уровне. Но евразийская демократия – это очень серьёзная, перспективная, неизбежная для наших народов ориентация. Надо только точно понять, каким условиям, каким параметрам, каким корням в истории казахского народа это соответствует.

– Но всё это должно быть каким-то образом осовременено?

– Очень интересный французский философ, теоретик «новых правых» Ален де Бенуа говорит: «Корни деревьев растут всегда». Традиции – это вещь развивающаяся, но при этом они сохраняют определённую преемственность. Надо спросить себя, что выгодно казахскому народу, духу, культуре, что не противоречит нашим национальным традициям. Я не думаю, что казахскому народу, например, так уж необходима современная американская рэп-культура или какие-то формы порнографизации сознания, индивидуализм, который отделяет одного человека от другого и превращает его в безответственный сомнамбулический объект собственной воли, ограниченный лишь внешними полицейскими нормативами, как это вытекает из западной демократии. Я думаю, что должна быть проведена очень серьёзная коррекция и ревизия современности и ее отличительных черт, исходя из национального духа, но одновременно и коррекция национальных форм по законам современности. Это живой процесс.

– Но в Казахстане есть дополнительные сложности. Казахстан – многонациональное государство, и казахская нация только недавно составила чуть больше половины населения, есть большая русская, уйгурская диаспоры, есть и немцы, и евреи...

– Большинство народов, составляющих Казахстан, представляют собой типичные евразийские этносы. Это представители классических форм евразийской государственности, истории и национальной среды. Поэтому евразийский подход даёт возможность очень органично, естественно, с учётом интересов большинства населения, Казахстану решить этот вопрос. Если казахская демократия будет не мононациональна, а станет воспринимать и осознавать себя через евразийскую демократию, она, естественно, создаст для русского населения те условия, которые не противоречат ни в этническом, ни в историческом аспекте интересам русских. А процессы евразийской интеграции в самом «Евразийском Союзе» вообще окончательно снимут те противоречия, о которых мы говорим. Аналогичные шаги должны быть приняты и со стороны других участников евразийской интеграции, и со стороны России, которая должна отказаться от перспективы мононационализма и от навязывания другим народам, населяющим российскую территорию, собственной культуры, языка и так далее. Евразийство должно быть очень своеобразным, очень сбалансированным совместным процессом, который, безусловно, должен осуществляться не только в интересах России, но и в интересах всех участников «Евразийского Союза».

– То есть этноцентризм должен либо исчезнуть, либо принять какие-то разумные формы?

– Не исчезнуть. Этнический принцип – важнейший, как сказал Гердер, этнос, народ – «это мысль Бога». Этнос – это уникальнейшее достояние человеческой истории во всём его многообразии, глубине, национальной психологии. Но этнос не должен отождествляться с понятием государства, или стратегическим объединением, или определённой территорией. Этнос – это качественная, живая, гибкая и тонкая величина, которая должна выстраивать свои собственные отношения с такими моделями, как государство, экономика, религия и т.д.. Евразийство предполагает наличие более мощной, отстроенной, фундаментальной стратегической системы, которая связана с защитой территории, национальной безопасностью, макроэкономическим развитием и т.д. А внутри этой жёсткой государственной системы существует многообразие этнических самоутверждений, которые создают анклавы совершенно самобытного автономного существования.

– В Казахстане сегодня, особенно во властных кругах и в оппозиции, очень сильна атлантическая, прозападная ориентация. И проводники атлантизма в самых разных формах ведут свою пропаганду. Что этому может быть противопоставлено и что произойдёт, если атлантические тенденции все-таки одержат победу в Казахстане?

– Атлантизм и этноцентризм, то есть претензии этноса на доминацию в государственном масштабе в таких полиэтнических государствах, как Казахстан или Россия, на самом деле очень близки. Несмотря на то, что западники и националисты вроде бы находятся по разные стороны баррикад, суть их проекта приводит к единым последствиям и является антиевразийской. Западники призывают к прямому копированию западной модели, внедрению формулы существования цивилизации с другими параметрами на чуждую ей исторически почву, и всё это закономерно заканчивается катастрофой, социальным взрывом. В Казахстане или России любое жёсткое навязывание атлантического вектора приведет к таким последствиям, как социальный кризис, экономический коллапс, полное противоречие внутриэтнической среды, конфликт с рядом расположенными государствами СНГ, государственному перевороту, гражданской войне, к вспышке национализма.
В принципе, по своим последствиям атлантизм ничем особенно не отличается от этноцентризма, который, стремясь к полной изоляции и навязыванию другим группам населения, кроме чистокровных казахов, своего языка, культурных устоев, ведёт к противопоставлению другим странам, насилует психологию значительного количества населения. И те и другие тенденции ведут к войне. Единственная позиция – евразийская – балансирует и между преемственностью Востока и обращением к Западу, между национальными и интеграционными факторами. Поэтому, я полагаю, что существование атлантического лобби в какой-то момент будет не вопросом политических убеждений, а проблемой госбезопасности. Поскольку нормализация таких тенденций, постановка их вне норм евразийской политкорректности – это не вопрос свободы мнений, это императив стабильности развития общества.

– Что вы можете сказать по поводу недавно созданных объединений – ЕврАзЭС и ШОС?

– ЕврАзЭС – это очень серьёзный шаг по укреплению евразийских интеграционных процессов. Я полагаю, что это – шаг от чисто экономического и промышленного сотрудничества уже к стратегическому, макроэкономическому и политическому союзу. Это не что иное, как реализация проектов, которые 9 лет назад впервые провозгласил Нурсултан Назарбаев. Это точное отражение основных геополитических интересов всех наших государств. Я думаю, что это остов и основа новой цивилизационной стратегической единицы, Евразии как таковой, но пока только остов.
Что касается ШОС, то это уже выход за пределы евразийской интеграции в экономико-стратегическом аспекте к созданию некоего клуба многополярности. Эта же ориентация многополярности записана в стратегических документах Китая, Индии и Ирана. Мне кажется, что расширение партнерства с другими евроазиатскими государствами, которые не входят непосредственно в Евразийский Союз на основе единой стратегической ориентации многополярности, даст колоссальный технологический, политический и социальный эффект.

– Со времени организации ЕврАзЭС прошёл год, но никаких подвижек, кроме деклараций, не было.

– Это очень сложный процесс. Мы знаем, что со стороны Запада, который не признает СНГ как образование, любые интеграционные процессы, воспринимаются в штыки. В 1997 году президент Клинтон в программе «Стратегические перспективы США в ХХI веке» прямо заявил, что главной стратегической задачей США в ХХI веке является «недопущение создания на территории Евразии стратегического блока». Если США как гипердержава решат чему-то противодействовать, то они, наверно, не будут сидеть сложа руки при том финансовом, политическом, экономическом, социальном механизме, который у них имеется. Поэтому идёт жесточайшее противодействие. Если бы атлантизм был чисто внешним фактором, можно было бы с ним считаться меньше, но сеть сторонников атлантизма – агентов влияния – огромна и в России и странах СНГ. И неудивительно, что целые министерства, блоки наших внутренних структур просто саботируют интеграционный процесс. При этом евразийское экономическое сотрудничество не заработает на полную мощность, пока не будет содержательного понимания евразийства, геополитики и интеграции, пока декларативные аспекты не превратятся в некую культурную ткань, в плоть интеграции. Ведь не только в Казахстане идёт противодействие интеграционным процессам, и в России против евразийцев сейчас объединяются атлантисты, отрицающие самобытность нашей цивилизации, и националисты, которые утверждают, что искусственный архаизированный русский национализм является последним словом нашей истории. И эти тенденции, соответствующие американским стратегическим замыслам на наш счёт, сказываются на тех процессах, которые препятствуют развитию и укреплению евразийской интеграции.

– При объединении в Евразийский блок как будут выстраиваться отношения Казахстана и России с точки зрения соподчинённости?

– Я думаю, что здесь мы должны отказаться от мышления государственного: кто к кому присоединился, кто кого поглотил, кто кем командует. Должна существовать единая система управления общими стратегическими вопросами. Речи не должно быть ни о представителях, ни о квотах от тех или иных народов. Это должна быть наиболее оперативная и адекватная система стратегического управления всем этим блоком. И представители каждого народа должны иметь особые права в решении общих проблем. В этом смысле ни подчиненности, ни растворения Казахстана в России нам не приходится опасаться. Если Казахстан более внимательно присмотрится к основным параметрам евразийского проекта, он поймёт, что ему ничего не угрожает. Наоборот, всегда существуют пассионарные и сверхпассионарные кадры, масштабность действий, решения которых превышают уровень национальной структуры, люди, которые мыслят континентами, видят дальше и глубже. Такие люди просто автоматически рекрутируются в управленческие структуры Евразийского Союза, а тот, чей масштаб ограничен и соответствует лишь национальным вопросам, становится национальным лидером. Но между этими структурами существует взаимодополнение, взаимопонимание, гармония.

– Но при создании ЕврАзЭС не была декларирована такая идеологическая парадигма, сама аббревиатура расшифровывается как экономическое сотрудничество, и это сбивает с толку. Большинство политиков считают, что это некая интеграция именно экономического плана.

– Мы ещё не дозрели до того, чтобы сформулировать и политически, и мировоззренчески всю полноту евразийских тезисов. И мне кажется, что подход через экономику был правильным. Экономика понятна, интеграционные процессы понятны, общий рынок, отсутствие таможенных барьеров – это вещь, не требующая объяснения. Но экономика вне политики не имеет такого самостоятельного значения, как думают либералы, экономикоцентристы или марксисты. Экономика – это лишь одна из форм хозяйственного и материального выражения некоей политико-мировоззренческой позиции. И в данной ситуации совершенно правильно было начать с экономической интеграции. Но почему дальше не инициируется сближение на политическом, социальном и содержательном уровне? Потому что очень сильно противостояние. И если по моральной логике либерализма в любые формы экономических инициатив другие страны не должны вмешиваться, потому что свобода экономики – это священная корова для Запада, то, как только речь заходит о содержании политическом, мировоззренческом или организационном, тут эти процессы начинают активно саботироваться. Всегда любой нашей интеграционной инициативе будет кто-то противостоять. Либо мы участвуем в истории сознательно, как дальновидные активные политические деятели – я имею в виду руководство наших стан и политическую, интеллектуальную элиту, – либо с нами будут обращаться как с объектами и ставить нас в те условия, в том числе геополитические, в которых у нас права голоса не будет. Мы должны сами решать свою судьбу. Нам никто не подарит этого права, за это люди сражаются столетиями, тысячелетиями, евреи две тысячи лет ждали, когда они смогут вернуться на свою землю и выразить свою культурную, цивилизационную, политическую волю. Поэтому «никто не даст нам избавленья», и мы должны добиться права изъявлять свою волю сами.

– Сейчас в Казахстане идут дискуссии вокруг национальной идеи. Если взглянуть трезво, то национальная идея сейчас одна: западная рыночная модель демократии. Она везде пропагандируется и по телевидению, и через систему образования. И этому ничего не противостоит. Я думаю, Россия тоже недалеко ушла в этом плане.

– Россия, наоборот, уже слишком далеко ушла в этом направлении от Казахстана и уже начинает возвращаться. Повальным увлечением Западом Россия переболела в начале-середине 90-х годов, и теперь начался постепенный откат. Особенно после бомбежек Югославии, когда мы увидели, что многие привлекательные стороны Запада не более, чем миф. И если и есть такие положительные стороны, как развитие промышленности, экономические успехи, то, что касается культуры, духовности, творческого, содержательного начала, – это убогая цивилизация по сравнению с тем, как мы её представляли. Я думаю, Казахстан не прошёл ещё точку разочарования Западом, и не дай Бог, чтобы он проходил её брутально и жёстоко. Потому как уже совершенно очевидно, что копирование западной либеральной модели не проходит в качестве национальной идеи и не имеет ни смысла, ни перспектив, также как и этноцентристские идеи.

– Теперь давайте поговорим о том, что сегодня тревожит весь мир. Хотелось бы услышать вашу оценку случившегося 11 сентября в Америке. Кто, на ваш взгляд, заказчики и исполнители этих акций? Каковы их цели?

– Произошло трагическое событие. И эмоционально здесь нельзя не быть на стороне американцев, которые пострадали. Но реакция США на происшедшее мало напоминает эмоциональную реакцию. Это ответ на уровне стратегии. Мы знаем, что и Бен Ладен, и «Аль-Каида», и «Талибан», и ваххабиты являлись со времён окончания «холодной войны» геополитическим инструментом для противостояния в странах исламского мира, которые тянулись либо к социализму, либо к третьему пути. Следовательно, нет ни малейших сомнений, что вся эта структура была создана Западом, оснащена им и фактически является его собственным элементом. И вдруг со стороны этой же исконно американской структуры страдает сама Америка. Это уже наводит на мысль об истинных заказчиках. Но дальше что происходит? Америка отвечает стратегически, она начинает осуществлять план балканизации – по определению и сценарию Бжезинского – Средней Азии, превращения её в поле войн малой и средней интенсивности: создание очагов конфликта, разрушение возможного пакта между Москвой и Тегераном – мы видим, как задрожали и покачнулись наши отношения. Многие лидеры наивно полагают, что наличие в Средней Азии американских баз и их противодействие талибам смогут усилить нашу безопасность. Ничего подобного. Реальным усилением безопасности было бы отключение террористических групп от американской поддержки. Но вместо разведывательного, экономического, агентурного отключения этих очагов дестабилизации против них ведутся военные действия с долгосрочным размещением американских военных баз на территории Средней Азии. Это резко дестабилизирует ситуацию в регионе и, наоборот, усиливает позицию радикального ислама. С этим придётся столкнуться и России в ближайшем будущем, и Казахстану, и Узбекистану. Здесь даже самые жёсткие тоталитарные методы противодействия этому не будут эффективны. Поскольку сам Запад будет бороться с террористами любыми методами, а всякий отход от стандартов западной демократии с нашей стороны будет принимать в штыки. Мы видим, что Запад он не только постоянно окорачивает Россию в ее действиях на Кавказе, но даже ближайшему стратегическому партнёру Израилю постоянно ставит на вид действия против палестинцев. И это наводит на мысль, что Америка решает только свои геополитические проблемы, причем со старым добрым принципом двойных стандартов. У неё есть представления о своих стратегических интересах, и в частности, американские эксперты убеждены, что «балканизация Центральной Азии» косвенно повысит экономическую, стратегическую и политическую мощь США в мире. Поскольку, если мы отложим создание Евразийского блока на будущее, если мы допустим разгорание конфликтов по периферии наших границ – я имею в виду Казахстан, Россию, Узбекистан, Кыргызстан, Таджикистан и т.д., то далее ситуация будет развиваться в опасном для нас ключе. Такой же метод был использован недавно на Балканах, когда Запад против сербов поддерживал албанских террористов, несмотря на абсолютное тождество их позиций с другими исламскими группировками. Сейчас некоторые горячие головы из неоконсервативных кругов Вашингтона опять занимаются своими стратегическими интересами, подрывая потенциальный Евразийский Союз, создавая зону нестабильности в тех регионах, которые связаны с энергоносителями, нефтью, газом, соответственно, отрывая Европу от Евразии. Если у нас не будет стабильности Европа, естественно, будет сторониться нас, таких ненадёжных партнёров. А за океаном только этого и нужно.
И я полагаю, что в конечном итоге, кто бы ни был автором терактов, по качеству исполнения это должна быть очень серьёзная структура. Надо представлять себе, что такое исламский мир. Конечно, исламские экстремисты могут осуществить такие акты и психологически. Они могут на это пойти, но, чтобы ассимилироваться в среде США, не допустить ни малейшей утечки информации, ни одна террористическая исламская организация на это не способна. Не так принципиально, кто именно осуществил этот чудовищный теракт, но ответ американцев – совершенно антиевразийский, очень агрессивный, он дестабилизирует наше положение и резко понижает уровень безопасности проживания в нашем регионе. По всем пунктам США выиграли от этого теракта и действуют они так, будто только и ожидали чего-то подобного.

– Получается, что сработал некий спусковой механизм, который запустил в действие реализацию целой стратегии. А вот эта стратегия была готова заранее? То есть кто-то просто нажал на спусковой крючок?

– Однозначно. Она была готова очень, очень давно. Это было простым предлогом, стартовым пуском для начала реализации той стратегии, которую США давно вынашивали. Эти планы были разработаны до мельчайших нюансов. Вы знаете, что уже 12 сентября 2001 года руководители крупнейших евразийских государств, Евросоюза, России, Средней Азии, Ирана, Пакистана получили пакеты с ультиматумами: либо вы выступаете на стороне США, либо вы приравниваетесь к террористам и мы фактически объявляем вам войну. Конечно, изложено было чуть мягче, но суть одна. Это странно, если речь идёт о теракте. Индии, России, Японии – зачем им определяться? Через несколько дней Буш снова повторяет: либо вы с нами, либо против нас. Это всё равно, что после терактов в Москве заявить всем государствам мира: либо вы с нами, либо с теми, кто взрывает дома.

– То есть нормальное государство не может стоять на стороне террористов...

Конечно, и заведомо подозревать в пособничестве террористам иностранные государства, не имея на это ни малейшего оснований, некорректно. Значит, речь идёт, на самом деле, о геополитическом переделе мира в пользу США с тем, чтобы укрепить систему однополярности, противоречащую стратегическим интересам тех государств (а их много), которые записали в своих стратегических документах ориентацию на многополярный мир.

– А какова будет роль Китая в предстоящей балканизации Средней Азии?

– Китай будет одной из жертв. Есть целый ряд инструментов для этого. Существует глубочайшее противоречие между береговым Китаем, представляющим собой развитую капиталистическую систему, и континентальным, где нищета, только начинающее развиваться сельское хозяйство, ещё очень скудное. Есть два Китая: морской и сухопутный, между ними сейчас баланс поддерживается жесткой властью Компартии, причём партия опирается мажоритарно на беднейшие слои. Это даёт возможность политически контролировать в национальных интересах богатейшие слои берегового развитого сектора. Баланс этот составляет китайскую формулу. И какой-то перекос в ту или иную сторону вызовет противоречие и недовольство, поскольку эти две цивилизации в рамках единого Китая выстраиваются по своим собственным законам. Всевластие КПК рано или поздно вызовет отторжение береговой части, с другой стороны, сухопутный Китай может возмутиться против социальной несправедливости, поэтому не исключена гражданская война, которая будет вписываться в модель балканизации Евразии. В связи с этим я полагаю, что Китай – одна из жертв. Не случайно он назван в статье Хантингтона «Столкновение цивилизаций» – «разорванная страна» – страна, предназначенная для раздела. Но такой же страной, кстати, является не только Китай, но и Казахстан. На самом деле, западным стратегам не нужно стабильных государственных образований, гармоничных, естественных, крепких.

– Что может противодействовать этому процессу атлантизации, который начался?

– Только немедленная активизация сил со стороны евразийского сектора. Евразийцы – это не какие-то отдельные элиты, это все мы, все страны СНГ, в том числе многие азиатские государства, осознавшие свой базовый цивилизационный вектор. Осознание долгосрочных и среднесрочных перспектив и императивов, то есть необходимых задач нашей стратегии, – это есть активное евразийство. Массы не понимают, что они евразийцы, но, тем не менее, они евразийцы даже в большей степени, нежели были советскими людьми. Евразийство ещё глубже. Другое дело, что этому надо дать выход, это надо пробудить в людях, надо довести до сознания, кем они являются цивилизационно, геополитически и культурно. Я полагаю, что только новая волна консолидации на почве евразийских стратегических интересов может отменить тот катастрофический убийственный и кровавый сценарий, который готовят некоторые атлантические стратеги для всей Азии. Это значит, что руководители евроазиатских государств немедленно должны начать постоянный, перманентный, геополитический процесс координации и консультаций в евразийском ключе. Далее: надо начать срочные переговоры с другими странами-участниками многополярного клуба, то есть с Китаем, Индией, Ираном и другими исламскими странами, вырабатывая единую стратегию, как в таких критических условиях, почти военных, нам отстаивать свою ориентацию на многополярный мир. Я понимаю, что задача крайне трудна, потому что даже в более благоприятных условиях мы долго тянули время. В Кремле не хотели понимать судьбоносную, гениальную инициативу Президента Назарбаева. Вы правильно сказали: сейчас евразийство существует на уровне декларации, а вот если придать ему реальное содержание, этическое, смысловое, мировоззренческое, тогда мы сможем включить в евразийский процесс массы. И очень хорошо, что у нас есть декларации, есть ещё потенциальное евразийство масс, и, если декларируемое евразийство сможет пробудить естественное глубинное евразийство масс, гражданских обществ наших государств, тогда будут созданы все условия для того, чтобы мы могли справиться с тем вызовом, который нам брошен, и отстоять свою свободу, независимость и свою собственную судьбу.

– А вам не кажется, что между евразийством и атлантизмом границы уже проходят не географически по границам стран, они словно размыты?

– Вы правы. Если понимать под евразийством философию, мировоззрение, то и в самой Америке существуют евразийские тенденции. Та же Латинская Америка – в принципе это проекция континентальной Испании на тот материк, в то время как США – проекция атлантической островной Англии. Здесь действуют не географические, а метагеографические, сверхгеографические понятия. И есть территории, например, евразийские территории, где быть атлантистом – это откровенное предательство своего народа, это то же самое, что быть евразийцем в США. США – атлантическое государство по всем параметрам, и там есть евразийцы, но этим людям везде путь заказан. Они там являются политическими изгоями. Нам надо просто ввести аналогичную практику. Проповедовать атлантизм в исторически евразийских образованиях должно быть приравнено к политически некорректному поведению. Каждый человек в США может что-то выкрикнуть, но один это провозглашает на CNN, а другой – собравшимся зевакам в пределах какой-нибудь подворотни. Пожалуйста, атлантисты имеют полное право существовать в России на уровне подворотни. Они могут кричать в метро. Посмотрим, сколько людей их будут слушать.

– Но, тем не менее, в Казахстане атлантизм существует на уровне именно высших сфер, то есть это – вся бизнес-элита, большая часть исполнительной и представительной власти, которые ангажированы бизнес-элитой.

– Конечно, следовало ожидать, что нам сейчас активно навязывают атлантическую модель. Потом не надо забывать, что симметрия цивилизаций после краха Советского Союза нарушилась в сторону единственной гипердержавы атлантического типа. Но мы знаем разные периоды, когда побеждали то одни, то другие силы и тенденции, и, понимая фундаментальность этих процессов, этих принципов, нельзя быть уверенным, что эта победа навсегда. Да, евразийцы сейчас несколько потеснены, экономическое сотрудничество между Россией и Казахстаном, в том числе, осуществляется по атлантическим принципам, но, столкнувшись с Западом, с реальными условиями экономического сотрудничества со странами Запада, значительный сектор бизнес-элиты обратился к национальным ценностям. Оказалось, что независимая процветающая Россия, даже с точки зрения выгоды, полезнее и важнее для этих людей. И этот процесс повышения уровня национального, геополитического самосознания бизнес-элиты в России налицо. Он даже более заметен, чем в среде интеллигенции.
Сейчас, если спросить, что важнее: рынок или государственные интересы, подавляющее большинство российских бизнесменов ответят – государственные интересы. Это очень важно. Хотя лет пять назад ответ был бы прямо противоположным. Думаю, что ваша, казахстанская бизнес-элита просто ещё плохо знает Запад, и перспективы развития бизнеса в Казахстане исключительно лежат в рамках евразийской интеграции.

Интернет-газета «Навигатор», Казахстан, 23 октября 2001 г.Беседовал
Юрий Мизинов (Алматы-Москва-Алматы)