КПРФ и евразийство

Я долго колебался писать ли статью о КПРФ. Отношение к этой партии и ее лидерам у меня очень сложное. Это не нечто безразличное и отстраненное - ко многим идеям, политическим требованиям и историческим оценкам я отношусь с глубокой симпатией, искренне разделяю их. С другой стороны, я не могу отделаться от глубинного раздражения, которое внушают мне лидеры, аппаратчики, активисты КПРФ. Странная смесь глубокой симпатии с резкой неприязнью... Это не только мое личное отношение - что-то подобное смутно ощущают многие и многие... Попробуем в этом разобраться.

КПРФ не является идейной преемницей КПСС

Идейная платформа нынешней КПРФ пока никем всерьез не разбиралась.

С одной стороны, мы видим, что КПРФ объявляет себя наследницей КПСС, претендует на преемственность (и теоретическую и организационную) с правящей (и единственной) партией советского периода. Такая прямая преемственность вроде бы предполагает непрерывность идейного теоретического наследия. Т.е. мы в праве предположить, что идеологической основой КПРФ является развитие основных политических и идейных позиций той версии марксизма, которая сложилась в СССР к концу 80-х годов.

А раз так, то мы ожидаем от КПРФ ортодоксально марксистских рефлексий относительно причин краха СССР, соответствующей оценки мировой ситуации, внятного объяснения того, в чем состояли фундаментальные теоретические и практические ошибки КПСС, бывшей правящей партиеи, создавшей и укрепившей континентальную конструкцию СССР и в одночасье исчезнувшей с исторической арены, оставив после всего грандиозного интеллектуального, индустриального, административного, военно-стратегического и социального наследия - пенсионный дымок и пару истеричных газет, да «красного дьякона» с пустой кастрюлей на анпиловском грузовичке...

Таких рефлексий нет, искать их мы будем тщетно. В этом вопросе вместо реальной преемственности - завуалированный (но от этого не менее радикальный) разрыв. Приводимые объяснения - почему же все-таки так произошло? - поражают своей нелепостью или прямой принадлежностью к совершенно чуждому идейно-теоретическому контексту. Все объясняется либо «заговором», либо «проникновением в партию чужеродных - в том числе «расово» - элементов», либо «успешной операцией американских спецслужб», либо «национальным сепаратизмом республик», либо «предательством», либо «сатанизмом Горбачева», либо «русофобией». Никакого адекватного классового, социально-экономического, марксисткого анализа нет и в помине. Про классы, «пролетариат», «трудовое крестьянство», «циклы капитала» вообще не идет речи.

Вплоть до последней минуты своего существования КПСС (и ее последнее российское воплощение РКП) следовали в русле классического советского дискурса с вкраплением осторожной социал-демократии в горбачевский период. Т.е. советская идеология, как она существовала исторически, варьируется от революционного большевизма (ленинизм) через социалистическую государственность (сталинизм) к легкому (и незавершенному) реформированию основных марксистских доктрин в социал-демократическом ключе (Горбачев). Советским марксизмом - «преемницей» которого объявляет себя КПРФ - может называться только что-то, что принадлежит этому циклу, имеющему ясные этапы и совершенно однозначную характеристику - что сюда может быть включено, а что нет. В основных программных и теоретических документах КПРФ нет ничего подобного остается совершенно непонятным, преемницей какого конкретно этапа советской истории является КПРФ, как она оценивает каждый из них, какой анализ дает логике развития советского марксизма и советской государственности.

Что означает это наблюдение? То, что идеологическая преемственность КПРФ в отношении КПСС является абсолютно голословной и по существу фиктивной. Такой преемственности, которая вообще игнорирует непрерывность идейного, политико-экономического дискурса, не бывает. В идейно-политическом смысле КПРФ - это нечто абсолютно новое, никак не вытекающее из основной линии развития советского марксизма, который был безусловной и ортодоксальной платформой КПСС.

Мы сейчас не будем выносить суждения относительно того - хорошо это или плохо. Мы просто вскрываем вопиющее несоответствие: КПРФ утверждает тезис о своей «преемственности», хотя таковой не существует и близко.

КПРФ не является левой партией

В нынешней идейной платформе КПРФ присутствуют элементы, которые не могут быть отнесены не только к ортодоксальному марксизму - как советскому, так и западному, -- но даже к общему, широко понятому спектру левых идеологий. Есть целый ряд отчетливых позиций, постоянно и настойчиво озвучиваемых лидерами КПРФ, - в частности, Геннадием Зюгановым, -- которые совершенно не вписываются в левые идеологически рамки. К примеру, КПРФ провозглашает в качестве высших ценностей Государственность, державность, верность нравственным устоям, национальным корням, религиозной системе ценностей, Православию.

В политическом смысле в любой партийной системе данный блок тезисов характеризует именно правые, консервативные партии и движения - республиканского или даже крайне правого толка. Так как в текстах видных идеологов КПРФ сплошь и рядом наличествуют скрытые и подчас явные намеки на этническое или расовое происхождение того или иного политического или государственного деятеля, а для периферийного слоя КПРФ вообще характерен откровенный антисемитизм и даже расизм в сочетании с православно-монархическими настроениями, то можно сделать вывод о доминации именно крайне правых элементов.

Исторический анализ идеологов КПРФ оперирует преимущественно формулами геополитики, где преобладают термины «атлантизм», «евразийство», «глобализм», «мондиализм», «русская цивилизация», «пространственные константы», «консервативная революция» и т.д. Такая модель политического анализа является вообще совершенно оригинальной и не встречается ни у левых, ни у правых политических партий.

Но правизна КПРФ не заканчивается политикой. Самое странное, что лидер КПРФ Г.Зюганов постоянно в общем потоке внешне левой риторики - о «социальной защите» и «пересмотре результатов приватизации» -- упоминает на одном дыхании странную фразу - «задушили налогами», т.е. ратует за понижение налогов (за что фракция КПРФ в Госдуме регулярно и последовательно голосует). Здесь уже налицо вообще вопиющее противоречие, так как ни одна - даже самая экстравагантная -- партия левого толка ни в одной стране мира никогда и ни при каких условиях не голосует за снижение налогов. Это, напротив, главное требование всех либеральных партий - т.е. экономически «правых». Как бы ни сильна была в определенных случаях путаница между «правыми» и «левыми», самым последним и самым надежным критерием является именно вопрос о налогах. Это абсолютный критерий: «правые» всегда и во всех обстоятельствах- за снижение налогов, «левые» всегда и во всех обстоятельствах- за их повышение. Сложно себе представить «православного марксиста», но представить себе «левого» поборника снижения налогов вообще немыслимо.

Итак, в программе и практике КПРФ наличествуют в качестве констант консервативные, крайне правые и даже либеральные элементы.

В таком случае нельзя говорить не только о преемственности КПРФ в отношении КПСС, но даже о принадлежности ее к разряду левых партий.

Оказывается, КПРФ - это что-то совершенно особенное, уникальное, экстравагантное и необычное, возникшее совершенно недавно и основанное на особой идейной платформе, не поддающейся лобовой классификации.

Электоральный секрет успеха КПРФ

Вместе с тем, несмотря на шокирующую идейную мешанину, мы можем констатировать, что КПРФ имеет устойчивую поддержку в широких народных массах современной России. Более того, следует обратить особое внимание на то обстоятельство, что все политические партии и движения, которые пытались выдвинуть более последовательные и рациональные идеи, частично наличествующие в мировоззрении КПРФ, терпели сокрушительное поражение.

Прямые наследники разных этапов собственно советской идеологии, - партии Шейнина, Анпилова, Тюлькина, Умалатовой и множество других, -- которые последовательно и непротиворечиво воссоздают ленинизм, сталинизм, брежневизм и т.д. в своих программах и идейных платформах, не пользуются никакой поддержкой населения, несмотря на то, что в их доктринах есть теоретическая логика и последовательность. Еще плачевнее обстоит дело с социал-демократами, наследующими основные политические тенденции горбачевского периода, - партиями Г.Х.Попова, А.Н.яковлева, И.Рыбкина и т.д., -- упорно занимающими последние места в электоральных списках. Не лучше положение откровенных националистов, расистов, православно-монархических и антисемитских блоков, которые неизменно проваливаются.

Мы вынуждены констатировать, что огромными массами населения поддерживается именно экстравагантная и противоречивая идейная конструкция КПРФ, а все логичные и последовательные идеологические модели, доведенные до уровня минимальной последовательности и рациональной непротиворечивости упорно отвергаются.

Конечно, многие спишут это обстоятельство на политические технологии и успешные предвыборные компании. Но это явно не так. Группа угрюмых косноязычных с непривлекательными унылыми лицами чиновников в полный рост, в безобразно выстроенном кадре, что-то невнятно бормочут про «олигархов», идут по улице с гвоздиками, неаппетитно выставляя откормленные животы, вяло поплясывают в какой-то провинциальной луже с напуганными старушками... Это пи-ар? Нет, это не пи-ар, это какой-то ужас, этим можно только испугать или усыпить. Любой шизофреник на этом фоне мгновенно становится ньюс-мэйкером: пример- Шандыбин, а ведь в народе подобных остроумных идиотов - море, каждый второй сантехник или газовщик - это сто шандыбиных, любой из них оживил бы Думу на много порядков. Все-таки это не пи-ар...

Значит секрет в другом.

Кто стоял за «сменой вех»?

Мне кажется, сегодня следует пролить свет на некоторые идеологические подробности истории становления КПРФ тем, чем она является сейчас. Это имеет самое прямое отношение к автору этих строк.

я познакомился с Геннадием Андреевичем Зюгановым в 1991 году. Нас представил друг другу Александр Проханов. Зюганов был тогда крупным партийным чиновником с консервативными (в смысле антиреформаторскими) симпатиями. Никаких идей он не высказывал, чувствовал себя довольно спокойно и уверенно. Типичный советский аппаратчик без характерных деталей.

...го самочувствие резко изменилось после путча. Теперь он сидел в приемной газеты «День» с озабоченным лицом, его спокойствие было поколеблено неприятной тенью неуверенности в будущем. Этой щелью в самочувствии - только что была партия, авто, аппарат, система, и вдруг ничего нет - активно воспользовался Проханов.

Проханов - эстет позднесовесткого разложения, бывший участник шизоидного «южинского» кружка, он сделал выбор триумфального, чрезмерного служения духу позднего советизма, стал певцом брежневского периода, но что-то от южинского в нем осталось. В эпоху реформ эта глубоко запрятанная в советское время сторона его души проявилась с новой силой в прохановской образной публицистике - в мамлеевских героев были переряжены немцовы и чубайсы, хакамады и грефы, черномырдины и березовские. Это, безусловно, социальный и безвкусный кич, но сегодня время кича, и никого этим не удивишь - можно подумать, что все остальное не кич...

Так вот, корректному выбеленному аппаратчику Зюганову, внезапно оставшемуся без аппарата - как инвалид без ног - Проханов стал усердно вставлять в освободившееся время и место в мозгу продукты своих видений. Но откуда он их сам брал, будучи типичным продуктом не сильно образованной, но зато сильно пьющей позднесоветской писательской среды? Иными словами, одна, даже насыщенная галлюцинациями, пустота не способна заполнить другую - стерильную, но настырно решившую вернуть себе утраченное любой ценой.

Это время - с 1991 года -- начинаются интенсивные контакты Проханова и Зюганова с автором этих строк. Здесь следует сделать несколько пояснений: с начала 80-х годов я с узкой группой единомышленников разрабатывал особую идеологию, которую точнее всего определить как «неоевразийство». Это было уникальное сочетание классических евразийских идей с теориями «третьего пути», «консервативной революции», теориями европейских «новых правых». Важное место в этой идеологии играла геополитика и ее методы. Данная идеология изначально не имела никакого отношения к советизму, резко отвергала все разновидности марксизма, отличалась подчеркнутой национально-консервативной и религиозно-традиционалистской ориентацией. Она позиционировалась на одинаковой дистанции как от коммунизма (социализма), так и от западной либеральной демократии. Она была державной, религиозной, имперской и национальной, но вместе с тем антизападной и антисоветской.

В этом направлении велась огромная, методичная работа по отысканию и переводам классиков этой идеологии, изданию их трудов, применению определенных методов к анализу отечественной истории. В качестве основных концептуальных инструментов выступал анализ «парадигм», «история религий», «геополитика», «теория заговора», «исследование рас» и т.д. К концу 80-х годов идейный корпус «неоевразийства» приобрел более или менее законченную форму. Он-то и стал основным стержнем того множества материалов, интервью, переводов и публикаций, которые я принес в газету «День» Проханову. Многие статьи писались под псевдонимами, другие - от лица вымышленных авторов и исторических фигур, некоторые материалы время регулярно публиковало агентство «День-континент», в круглых столах участвовали как российские так и европейские «неконсервативные» генералы и политики.

Конечно, помимо этой линии в «Дне» на сто голосов ныли писатели-почвенники, бессмысленные патриотические политики из ФНС, РОСа, Верховного Совета, различные экстравагантные «академики солнца», буйные антисемиты и тихие православные. В какую-то единую линию собираемый Прохановым собачий хор несогласных, естественно, не складывался - от большинства завсегдатаев патриотического издания того периода сегодня остались лужицы отекших сентенций... Другое дело настойчиво и последовательно утверждаемая «неоевразийская идеология». В тот момент - даже, вероятно, без ясного осознания самим Прохановым - именно она стала осью того, в чем нуждался экс-аппаратчик Зюганов. Проханов облучал Зюганова магистрально, я- периодически. Но в конце концов, на переломном моменте перехода от бывшей и запрещенной КПСС к новой КПРФ это влияние оказалось решающим (в идейном смысле).

И в данном вопросе важнейшую роль сыграла сама неопределенность персоны Зюганова. Он- неотчетливый человек, мысль продумывает трудно, с неохотой. Идеям не доверяет, интуитивно старается их обойти. Но вместе с тем, он чутко прислушивается к конъюнктуре - а уникальность «Дня» того периода состояла в том, чтобы эту конъюнктуру, эти бессознательные пласты населения, выводить, активиривать, разогревать, провоцировать. Это, действительно, был орган «евразийского пробуждения», тогда как «Советская Россия» своим монотонным возмущением лишь усыпляла, ориентируясь при этом на разбавленную версию основных тем «Дня».

В критический момент идеологического выбора Зюганов сделал ставку на «неоевразийский популизм», общие контуры которого были описаны и софрмулированными мной и моими коллегами в газете «День». И именно на этом этапе была сформирована идейная платформа КПРФ. ...сли применить к расшифровке этой платформы ключ евразийской (и особенно неоевразийской идеологии), все становится на свои места.

На самом деле, общеизвестно, что «евразийство» исторически было преимущественно правым, консервативным, традиционалистским, имперским и державным, но вместе с тем существовала и его левая версия - т.н. «национал-большевизм». Русские «национал-большевики» (Устрялов, «смено-веховцы») были русскими националистами-консерваторами с евразийскими взглядами, которые, однако, восприняли режим большевиков как новое парадоксальное выражение русского национализма и империализма. Иными словами, это была имперско-консервативная и совершенно небольшевистская трактовка большевизма (хотя и позитивная, с оговорками).

Это левое евразийство («национал-большевизм») стало для меня самого понятным и приемлемым ровно в момент краха СССР; перед лицом западнической либерал-демократии я, вчерашний антикоммунист, сказал только что рухнувшему советизму «да», признав правоту левых евразийцев, которых раньше не понимал и отвергал. В этот же самый момент -но исходя, скорее, из конъюнктуры, нежели из убеждений - Геннадий Андреевич Зюганов сделал симметричный шаг, сказав (вернее, выказав) «да» евразийству. Однако, это «да», эта резкая «смена вех» от коммунизма к консервативному национализму имперского типа (основанному на идеях «консервативной революции» и «третьего пути») осуществились Зюгановым тихо и тайно, возможно даже тайно от самого себя, от самых близких товарищей. Внешне декларировалась преемственность. И она действительно была - но только в отношении формы, оставшихся партийных аппаратных структур, «связей, паролей и явок». Идеи же были совершенно новыми и беспрецедентными для марксистского контекста, немыслимыми для него. 

КПРФ - партия левого евразийства

Теперь все становится на свои места. Нелогичные и даже абсурдные моменты полностью проясняются. Зюганов в качестве лидера КПРФ с максимальной эффективностью для партии и себя самого использовал несколько разнородных элементов: ностальгию старшего поколения по «светлому советскому прошлому», партийные и аппаратные связи и структуры (этому контингенту ничего про евразийство не говорилось, но, напротив, говорилось только про «преемственность») и смутное, бессознательное «евразийство» россиян, их патриотические, державные, консервативные, почвенные предпочтения, их цивилизационно-культурный код, который всплыл и обнажился после того, как рассеялась жесткая тоталитарная марксистская догматика (к этой категории обращены зюгановские речи и тексты из открыто «евразийского» арсенала - вспомнить хотя бы его «Географию Победы», с подзаголовком «Основы российской геополитики», списанную в основных чертах и без ссылок с моего учебника «Основы Геополитики»). И именно это наложение двух идейно различных, но синтезируемых в евразийстве (особенно в его левой версии) реальностей стало основой невероятного успеха КПРФ в течение 90-х годов - особенно если учесть, что на сей раз «коммунисты» (а точнее, «левые евразийцы») сами были жертвой тоталитарного идеологического преследования со стороны либералов-западников.

КПРФ Зюганова, таким образом, является не коммунистической, не социалистической, не националистической, но именно лево-евразийской партией. При таком отношении к ней все становится логичным и понятным. ...сли же мы будем исследовать КПРФ, следуя за формальными тезисами ее вождей, то безнадежно запутаемся с самого начала.

Личность лидера КПРФ

Геннадия Андреевича Зюганова сегодня критикуют все и с разных сторон. Рассудочным коммунистам не может быть внятен его евразийский демарш, это, действительно, фундаментальный развод с марксизмом. Новопоявившимся националистам и правым консерваторам непонятны его апелляции к коммунизму. Идейные критикуют его за оппортунизм. «Центристы» -- с полным отсутствием позвонков - напротив, укоряют его в радикальности. Для либералов-западников он вообще- «исчадие ада».

На самом деле, как и всегда в подобных случаях, грехи и добродетели растут из одного корня - слабые черты человека (и политика) суть обратная сторона его сильных черт. Зюганов сделал ставку на неартикулированный, подразумеваемый, ускользающий, двусмысленный лево-евразийский популизм. И именно он - этот популизм -- был (и отчасти остается) затребован политической конъюнктурой российских 90-х. Невнятность Зюганова не его недостаток, это, скорее, производное от общей невнятности всего общества. Пока есть ЛДПР и «...диная Россия» -- как крайние случаи политического бреда, в первом случае, и политической немоты, во втором - для Зюганова еще не все потеряно. Он туманнее многих, но и яснее многих - можно подумать, что сама высшая власть ясно отдает себе отчет в том, что ей делать и куда ей идти... У Зюганова, по меньшей мере, есть вектор. Этот вектор, правда, не его. Он его позаимствовал у евразийства, но это второстепенно. Пока второстепенно. И будет второстепенным еще некоторое время, если политический и мировоззренческий расклад в обществе останется таким, какой он есть.

И лишь на следующем этапе политической истории России нам всем понадобится нечто более последовательное и более артикулированное, нечто ясное и непротиворечивое, опирающееся не просто на конъюнктуру и интуицию, не просто на популизм, но на осмысленный и полноценный проект, на сильную волю, на ясную и стройную теорию, на внятный метод и отточенную организацию.

Электорат КПРФ - это электорат евразийский, точнее, лево-евразийский. ...сть еще и право-евразийский электорат, и есть евразийский центр. я думаю, что, увы, еще какое-то время порядок в этом вопросе наведен не будет, и россияне будут голосовать любыми своими органами, только не головой. Но это наше российское право, голосовать тем, чем хотим.

КПРФ - это очень серьезно, но евразийство - еще серьезнее, и шире, и глубже, и основательней, и свежей. Перспективы у КПРФ есть, но рано или поздно ограниченность этой модели обнаружится.

В том виде, в каком КПРФ существует сегодня, к власти в стране она не придет. Никогда. Это не ее задача, не ее профиль, не ее цель. Он делает сегодня максимум, что может. И баланс в целом положителен. Напрасно сетуют некоторые, что она занимает чужое место. Да, занимает. Но если вы сильнее- придите- и сбросьте Зюганова с трибуны. А если вы не способны, то не скулите и не нойте. Политика - дело сильных и решительных мужчин.

И все же, я глубоко сомневаюсь, что КПРФ можно расколоть, трансформировать в какую-то еще более бледную и невыразительную «социал-демократию». Куда уж бледнее... КПРФ уйдет тогда, когда мы кожей почувствуем ветер иного исторического цикла. Когда начнется истинный ужас, и мы всерьез осознаем, что атлантизм и глобализм обрекли нас на гибель, и что заклинаниями больше тут не отделаешься. Но вместе с КПРФ должны будут уйти и все остальные - все те временщики, которые наивно верят в мантру: «мы пришли всерьез и надолго». Многих не будет уже завтра. А КПРФ еще продержится.

я убежден, что у евразийства огромное политическое будущее. И придет время Геннадию Андреевичу Зюганову сдать в кассу идеологий выданный в критический момент мировоззренческий кредит. Но важно до этого подготовить надежную и серьезную, основательную и живую, молодую и эффективную смену. И тогда это произойдет безболезненно. И мы искренне поблагодарим его за его отличную и верную службу народу и Отечеству.