ЕВРАЗИЯ - За деревьями леса не видящий

За деревьями леса не видящий

Либеральные деятели яростно нападают на все попытки создания государственной идеологии, при этом не желая признавать, что все эти годы идеологией России был именно либерализм

Не так давно в газете «Ведомости» появилась очередная статья Евгения Гонтмахера «Общественная дискуссия: Испытано на себе», в которой он описывает последствия публикации в том же издании тремя месяцами ранее текста под названием «Переход на личности: Идеология vs. политика». Рассказывая читателям о том, что с ним случилось за прошедшие три месяца, Гонтмахер вновь возвращается к своему главному тезису, прошедшему красной нитью и через первую статью, а именно: наличие идеологии в современной России недопустимо.

«Новая Россия» Гонтмахера приняла то, что осталось - собственно западный «постлиберализм» в полном комплекте, с «невидимой рукой рынка», правами человека и незыблемыми постулатами «западной (американской) демократии».

Для обоснования этого утверждения Гонтмахер ссылается как на 13-ю статью Конституции РФ, цитируя, в частности, её второй пункт: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной», а также не раз приводит собственные умозаключения, из серии: «С появлением новой России было как-то даже неудобно говорить о государственной идеологии и тем более о каких-то мифических идеологах, пользующихся административным ресурсом для насаждения своих ценностей», подразумевая под «идеологами» первого заместителя главы АП РФ Владислава Суркова, на него же сваливая и все тяготы, приключившиеся с автором после публикации первого текста.

Так почему же Гонтмахеру так «неудобно говорить о государственной идеологии»? Ведь, как он сам признаёт в начале своего повествования, крах СССР произошёл тогда, «когда с политической арены в силу естественных причин сошел главный идеолог СССР Михаил Андреевич Суслов». Из этого утверждения следует, что наличие идеологии и идеологов уже само по себе есть некий фактор, сохраняющий, как минимум, целостность государства, по крайней мере, придающий осмысленность, обоснованность его существованию.

Несмотря на это член Правления Института современного развития Гонтмахер продолжает, уже во втором своём тексте, настаивать: «сформированная в новой России политическая система при всех ее изъянах не предполагает такой государственной функции, как главный идеолог страны <…>, нужно всего лишь отказаться от непрофильной деятельности - идеологической обработки населения». Или вот: «Возвращение к конституционному принципу запрета на государственную идеологию можно считать важнейшим пунктом повестки дня предстоящих в России реформ». Чем же так досадила идеология и идеологи Гонтмахеру?

Проанализировав историю самого «идеологичного» двадцатого столетия, мы обнаружим в нём три основных идеологических направления. Первое – это так называемый либеральный проект. В его основе лежат рыночные отношения как основная движущая сила общественной саморегуляции, и демократия как базовый принцип политического устройства.

У этого либерального, или либерально-демократического проекта в XX веке существовало два идеологических антипода. Это марксистский, или, как его ещё называют (например, экономист Михаил Хазин) «левый проект» - также с демократией (по крайней мере формально) в своей основе, но с принципами социальной справедливости вместо всерегулирующего рынка. И, условно, «фашистский» или национал-социалистический проект, правый в своей политике и номинально «левый» экономически.

При чистом противостоянии двух первых – капиталистического, рыночного либерализма и социалистического марксизма, третий политический проект так и получил название «третьего пути» или «третьей политической теории» (в терминологии философа Александра Дугина).

Либерализм, марксизм и фашизм - три основных политических теории, сформировавших историю двадцатого столетия. «Фашизм» закончился в мае 1945 года, марксизм дожил до «старости», впал в «маразм» и умер своей смертью вместе со своим последним «идеологом» Михаилом Сусловым, не раз поминаемым Гонтмахером. На этом, собственно, и закончилось двадцатое столетие, а вместе с ним и эпоха «модерна», торжества индустриализации, материализма и… идеологий.

Наступил XXI век - и эпоха «постмодерна». В «живых» остался лишь либерализм, лишившийся двух своих идеологических врагов и оставшийся с «постмодерном» один на один. В этих условиях либерализм стал стремительно трансформироваться в постмодернистский «постлиберализм», а Фрэнсис Фукуяма поспешил провозгласить о наступлении конца истории. Всё. Конкурентов больше нет, противостояние закончилось, постлиберализм остался один на один с самим собой.

С этого момента западные ценности рынка, либерализма и однополярной американской глобализации стали «естественными» и единственно возможными идеологическими ценностями. Нет больше «идеологий», есть идеология, и она одна, а поэтому как-то специально обозначать её нет больше смысла.

То, что Гонтмахер называет «отсутствием идеологии», по сути является идеологией либерализма, или, точнее сказать, постлиберализма, в его трансформированном виде. Со смертью Суслова и марксистской идеологии умер левый проект СССР, а «новая Россия» Гонтмахера приняла то, что осталось - собственно западный «постлиберализм» в полном комплекте, с «невидимой рукой рынка», правами человека и незыблемыми постулатами «западной (американской) демократии». Это принятие образа жизни победителя побеждённым. Полная и безоговорочная капитуляция на всех уровнях.

Дальше было то, что Гонтмахер называет «годами правления Бориса Ельцина», в которых «было много отвратительного». Но всё это для Гонтмахера неважно. Главное, что «никто от имени государства не навязывал обществу никакую идеологию». Действительно. А чего её навязывать, если она - безальтернативная данность.

Но тут случилось страшное, что заставило содрогнуться даже Гонтмахера: «В начале 2000-х я вдруг почувствовал, что кто-то полегоньку, но очень последовательно пытается от имени государства меня идеологически охмурить. Телевизор мастерски стал создавать образ лихих 1990-х, важнейшими атрибутами которых были, оказывается, нехватка патриотизма, низкопоклонство перед Западом, самоуничижение. Любить свою Родину, оказывается, невозможно без ненависти к ее соседям и различным заокеанским супостатам, которые спят и видят, как ее расчленяют и растаскивают на куски. Мы, оказывается, стояли на коленях, подниматься с которых нам поможет только сильное государство, которому поэтому надо беззаветно служить, оставив в стороне любую критику в его адрес».

Вот это как-то не входило в планы члена Правления Института современного развития. Ибо всё это есть ни что иное, как элементы вновь нарождающейся (о ужас!) идеологии. Если бы Евгений Гонтмахер жил в США и так же, как в России, находился бы в оппозиции к действующей власти, то фраза «Любить свою Родину, оказывается, невозможно без ненависти к ее соседям и различным заокеанским супостатам, (например, международным террористам) которые спят и видят, как ее расчленяют и растаскивают на куски», - звучала бы так же актуально. Ведь последние полтора десятилетия, прошедшие с момента распада СССР, США судорожно ищут внешнего врага, ибо его отсутствие приводит к стагнации общества и невозможности постулировать основные принципы американской идеологии, которая потеряла форму и как бульон растеклась по планете.

Нет смысла воскрешать покойника. «Никто, кроме крайних радикалов, не предлагает» возродить СССР в его прежнем, «совковом» виде, с марксизмом и оголтелыми материализмом. И уж тем более никто из приличных людей не вспоминает о, не дай Бог, «фашизме». Однако, американский однополярный либерализм нуждается в альтернативе. Он не всем подходит, что показал нынешний кризис. К тому же альтернатива нужна и самим США, иначе они оказываются в условиях отсутствия идеологической конкуренции, а это приводит (Гонтмахеру ли об этом не знать) к стагнации и вырождению.

То, что так напугало Евгения Гонтмахера, есть не что иное, как попытки нащупать путь к созданию четвертой политической теории – идеологии не марксистской, не «фашистской», но и не либеральной. Четвёртой. Без которой действительно невозможно полноценное восстановление общества и экономики. И не только наших. Не надо этого пугаться, Евгений Шлёмович.