Всю неделю будет продолжаться Христова Пасха. На целых семь дней время застыло точке кульминации – для тех, кто открытым сердцем причастен тайне годового богослужебного круга. В эти дни православные христиане празднуют величайший церковный праздник. Но какой смысл стоит за этим определением? Поколения святых отцов, вся Церковь с момента своего основания трудится над постижением тайны искупительной жертвы Христа и его чудесного Воскресения из мёртвых.

Справедливо сказано, что через свою жертву и своё Воскресение Господь даровал людям свободу от греха и открыл перед ними перспективу вечной жизни. И каждый православный во все дни Великого поста и сегодня, по его окончании, сосредоточен на мысли об этом больше чем мирового масштаба событии. До сих пор он был бесконечно несчастен в своём абсолютном подданстве смерти, его существование было тоскливым призраком, Бог был дан ему как отсутствие, недоступность Его могущества – как собственное ничтожество.

Теперь же всё перевернулось: Господь через совершенно непостижимый в своей последней глубине акт навёл мост между тварью и нетварным миром, извлёк, искупил нас из рабства у смерти, из непроглядной бессмысленности и бесперспективности существования, конституированного грехом. Грех каждого из нас отныне исчерпан, перед нами – открытая дорога на небо, в Царствие Божие. Вот какое несравнимое ни с чем другим даже в мыслях значение имеет для каждого из нас Христова Пасха.

Однако Пасха - это не только триумф души, и не только торжество Церкви, которая состоялась как способ и порядок реализации этой установленной связи с Богом сквозь земное время и пространство. Сегодня это ещё и праздник гражданский, почти что государственный. Что означает трансляция пасхального богослужения в главном храме столицы, а также обращения Патриарха Московского и всея Руси к соотечественникам по центральным каналам телевидения? Церковь претендует на свою долю во власти над умами? Или, быть может, государство обкатывает таким образом технологии контроля над общественным сознанием? А может власть предержащие начали вспоминать о том, где следует искать санкции на осуществление принуждения граждан к повиновению – по принципу «если Бога нет, то какой же я в таком случае капитан?»

Как это ни странно, скорее всего верно и то, и другое, и третье. Безусловно, есть во всём этом что-то не вполне уверенное, быть может, даже несколько неуклюжее. Как будто сегодняшняя рефлексия на роль Церкви в государстве есть смутное и болезненное воспоминание о её былом, буквально государствообразующем статусе, прорывающееся сквозь десятилетия нарочитого безбожия. И всё же, несмотря на все трудности и сомнения, государство и Церковь сегодня сознательно взяли курс на сближение, что само по себе может быть оценено только положительно.

В этой связи и встаёт вопрос: каким образом составляющие церковного чина соотносятся с системой гражданских процедур, в каком отношении могут быть сопоставлены друг другу соборность церковная и единство гражданское? Каким вообще образом могут быть сопряжены Церковь и государство, и не находятся ли они в принципиально различных плоскостях?

Традиция отечественной, в том числе и богословской мысли XIX века даёт нам пример такого взгляда на вещи, когда всякое общественно-историческое явление, всякий институт, и вообще всякое естественное образование, будь то народ, цивилизация, государство или коллектив хозяйственников – рассматривается как своего рода космос наподобие живого организма. Всякое такое единство живо и составляет органическую часть мировой экосистемы. Однако поскольку оно живо, постольку и смертно, и принципиальным вопросом при рассмотрении всякого такого организма является вопрос его связи с истоком его собственного бытия.

Тот, кто «из мертвых воскрес и смертью смерть попрал» указал нам на источник нашего существования и путь к нему. До сих пор мы находились как бы на периферии, или даже лучше сказать, с изнанки онтологии, глядя во внешнюю пустоту – прочь от смысла и принципа. Теперь же мы развёрнуты лицом к нашей истине, к нашему смыслу, к вечному бессмертному и абсолютному принципу нашего временного существования. Такова драма реализации связи творения с Творцом.

Однако не только человек устроен таким образом. Всякое организованное нечто, включая мир в целом, человеческую личность и всякие формы организации жизни, космичны и устроены как некий внешне замкнутый, органически состоявшийся порядок, живущий по своим собственным законам, но в то же время благодаря исключительно своему трансцендентному истоку.

Мир людей состоит не из набора индивидуумов. Мир есть космос, и как таковой он также нуждается в сообщении с Творцом, поскольку ничто не возникает во всей своей полноте по одному только замыслу человека, но рождается и живёт поскольку освящено свыше. Каждый настоящий христианин знает, что даже любое повседневное дело нуждается в освящении – не говоря уже о деле государственном.

Сегодня много, может быть даже слишком много, говорится о нашем народе и нашем государстве применительно к его посюстороннему измерению, к его банальным нуждам, его выживанию во времени. Чего скрывать, многие и церковность рассматривают исключительно в качестве фактора социальной регуляции, цементирующей идеологии, позволяющей нейтрализовать угрозу распада социального организма.

Но вера не есть идеология в её утилитарном значении - это принципиальный момент. Вера не служит соображениям выживания и преуспеяния, её задача иная. Вера, повторимся, разворачивает мир – в данном случае мир социальный, русский мир – к его истоку, к его началу. А начало здесь можно понимать в том числе и в буквально-историческом смысле, ибо если бы не взметнулось над нашей землёй знамя православия, то ни земля не была бы такой, какая есть, ни мы не были бы сами собой.

Источник нашей жизни находится за её пределами – именно это следовало бы нам вычитать из адресованного нам совместного пасхального послания Церкви и государства. Но только благодаря этому трансцендентному началу и благодаря таинственно обеспечиваемой Христом и Его Церковью связи земного с небесным возможно и наше земное существование.

Ничто в тварном мире не является самодостаточным и самоценным – ни государство, ни гражданин. Не обеспечивают они и друг друга, но только найдя опору в идее, превышающей уровень земного существования, приходят к полноте и оправданию.

Поэтому не будем скептиками и циниками, ни в отношении стратегий государственной власти, ни в отношении самих себя, а лучше помолимся Богу о том, чтобы наш народ нашёл и утвердил непротиворечивые и благодатные формы исповедания собственной веры на высоких уровнях общественной самоорганизации, чтобы наше религиозное чувство высвободилось из мрачных психологических и микросоциальных лабиринтов и задышало как ему полагается – широко и мощно, освятив собой наше гражданское, культурное и бытовое единство.