В минувшем году на базе социологического факультета МГУ состоялось открытие новой российской интеллектуальной площадки – Центра Консервативных Исследований. Созданная структура предусматривает такие направления работы, как образовательное - курсы лекций и семинаров, в том числе курс профессора Александра Дугина «Структурная социология», - научно-исследовательское и экспертное - организация круглых столов и научных визитов отечественных и зарубежных ученых, общественных и политических деятелей. Первым иностранным гостем социологического факультета стал известный французский философ и теоретик геополитики Ален де Бенуа.

Самое же первое заседание прошло в кругу исключительно российских интеллектуалов. На баннере, располагавшемся за президиумом, была изображена эмблема центра, а под ней написаны термины «самобытность», «иерархия», «преемственность», «геополитика», «империя», «державность» и т. д., в самом же центре было крупно выделено слово – «консерватизм», которое являлось объединяющим для всех остальных понятий.

Собственно, все эти слова и были перечислены деканом социологического факультета Владимиром Добреньковым в своем вступительном слове. Профессор обозначил главной проблемой современной России преодоление либерализма и создания новой идеологии. По мнению Добренькова, открытие центра позволит объединить интеллектуалов, а в числе задач, стоящих перед структурой, выделяется продвижение подобной инициативы по субъектами Российской Федерации, используя уже существующую Социологическую Ассоциацию. Оговорившись по Фрейду, Добренков высказал пожелание, чтобы дискуссия о консерватизме стала «всесоюзной».

Представляя центрального докладчика, ведущий координатор мероприятия Михаил Тюренков отметил, что доклад Александра Дугина будет посвящен дефинициям и типологиям консерватизма. Однако, взяв слово, Дугин сразу отметил, что никакой дефиниции консерватизма не существует, потому что под определение попадает слишком широкий спектр понятий. И, забегая вперед, следует отметить, что следующие докладчики полностью подтвердили этот тезис, давая порой самые противоречивые трактовки консерватизма.

По мнению Дугина, социально-философский аспект консерватизма представляет наибольшую ценность, в котором объединяются подчас взаимоисключающие вещи. Консерватизм, с его точки зрения, не является политической идеологией, поэтому не может существовать теории консерватизма. Консерватизм не универсален, он представляет собой комплекс идей и ценностей, которые в разных обществах и темпоральных промежутках сильно различаются.

Выстроить единую линию того, что защищают консерваторы московской Руси и петровского периода, невозможно. Будучи рассмотрен в темпоральном аспекте, консерватизм также дает категорически противоположенный результат – для примера была приведена система ценностей в христианском и исламском обществе.

Попытка свести воедино все модели того, что нужно охранять, обречена на провал. Консерватизм историчен и национален, и требует контекстуализации или, как это обозначают структуралисты – деконструкции. И, по мнению Дугина, в рамках социологии это становится наиболее актуальным.

Если дефиницию консерватизма выделить нельзя, то можно прибегнуть к апофатическому методу. Чем консерватизм не является? – задается вопросом Дугин. И тут же отвечает – консерватизм не является догматическим марксизмом и либерализмом. Такой ответ напрашивается потому, что и догматический марксизм, и либерализм претендуют на универсальность и общую модель развития, что уже несет в себе конфликт. Дугин также отметил, что по классификации Карла Мангейма консерватизм можно соотнести с традиционализмом. Впрочем, любой внимательный слушатель стразу бы заметил, что плюралистичность наделяет консерватизм одной из характеристик Традиции – органичностью и неоднородностью в противовес контртрадиции – универсальной и неорганичной.

Основной же принцип здесь – сохранение различий. И на язвительный вопрос консерватору «что же вы собираетесь консервировать», есть однозначный ответ – различия или, если говорить точнее - «цветущую сложность», по известному выражению Константина Леонтьева.

В качестве же примера, почему не может быть общей консервативной идеи, Дугин привел казус Жозефа де Местра. Западный реакционер и ультраконсервативный мыслитель, неустанно критикующий Европу, выгнанный из Европы и нашедший себе прибежище в России, обретает здесь учеников. Однако, его учениками становятся не славянофилы – подлинные российские консерваторы. Его учеником становится российский ультра-западник и либерал – Чаадаев, разоряющий всю российскую традицию.

Описывая консерватизм как функциональное явление, Дугин определил четыре социально-философские установки: фундаментальный, либеральный, социальный и революционный консерватизм.

Фундаментальный консерватизм отличается утверждением, что «прошлое - абсолютно». Прошлое само по себе нагружено позитивной ценностью. Все социальные, политические и иные институты тем ценнее, чем они древнее. «Советское для фундаментального консерватора лучше, чем постсоветское», - отметил Дугин, - «а царское еще лучше, чем советское, а московская Русь лучше, чем петровская, но и за петровскую Русь консерваторы умрут. Консерватор стоит против Времени». Неприязнь к прогрессу и жесткий антилиберализм являются основными столпами подобной установки.

Либеральный консерватизм в отличие от фундаментального, позитивно оценивает изменения в обществе, но стремится к тому, чтобы они не были резкими: «Для либерал-консерватора Сегодня – это разумный компромисс между Вчера и Завтра».

Социальный консерватизм утопичен – народ и социальная справедливость ставятся во главу системы ценностей и, несмотря на свою антиаристократичность, этот тип тяготеет к монархической системе. Сюда же вписывается фашизм, национал-социализм и штаб «Единой России», возглавляемый Андреем Исаевым.

Модель консервативных революционеров начинается с фундаментального консерватизма, но завершается непринятием статус-кво и созданием новой системы ценностей: «Старые боги ушли, они не удалились - вообще ушли. И, доходя до нигилизма, консервативные революционеры из самих себя создают систему ценностей. Мы вернем богов, говорят консервативные революционеры, или создадим их». Для этой модели характерна опора на аристократию героических личностей (ницшеанство) и апелляция к бессознательному как к революционной силе.

Завершая доклад, Дугин отметил: «Если мы применим эти установки к нашему обществу, к американскому обществу, к современному европейскому обществу, к современному исламскому обществу, мы получим очень интересный и специфический взгляд, который будет заведомо отличен и по методологии и по результатам».

Выступление содокладчика Александра Дугина, главного специалиста Российского государственного архива социально-политической истории Александра Репникова, было посвящено экскурсу по истории российской консервативной мысли, ее казусах и упущенных возможностях. Предложенная выступающим классификация русского консерватизма отличалась от концепции Дугина и носила скорее историцисткий, нюансированный характер, без парадигмальной привязки к политическим теориям, и тем более к традиционализму.

В словах следующего выступающего, политолога Александра Ципко, зазвучали рациональные ноты – как из предложенной типологизации и классификации создать идеологический продукт, применимый в сегодняшних условиях российского общества. Плюралистичность, свойственная консерватизму вообще, не заставила себя ждать: Ципко выразил сомнения относительно тезиса Дугина о невозможности рассмотрения идеологии консерватизма в рамках моносистемы взглядов.

Гейдар Джемаль обозначил оригинальный подход к трактовке консерватизма. Начав с вопроса о том, «чьей методологией является консерватизм», Джемаль дал интерпретацию исторического процесса как борьбы трех клубов – радикального, традиционного и либерального. Знакомые с творчеством Гейдара Джахидовича без труда смогли разглядеть в этой концепции интерпретацию идей, заложенных еще в «Революции пророков».

По мнению председателя Исламского комитета, консерватизм является методологией либерального клуба, который включает ее в том момент, когда либерализм терпит фиаско и пытается таким образом остановить свое падение. Вместе с тем, интерпретация либерализма, предложенная Джемалем, также отличается оригинальностью и широким подходом – по его мнению, это и классический либерализм, и коммунизм, и фашизм, в общем – все, что исходит из парадигмы модерна.

Стратегию консерватизма по словам Джемаля со стороны либералов можно описать, используя алхимическое правило «растворяй и сгущай», где «solve - это прогрессизм, поднятие придонных слоев, становление людей рабочими, люмпенами, офисными сотрудниками и т. д., а консерватизм - это coagula. Она возникает, когда есть перегрев, угрожающий снести всю ситуацию, и угрожает в первую очередь именно либеральному клубу».

Небезынтересными были выступления Борислава Милошевича и декана гуманитарного факультета РГУТиС профессора Вардана Багдасаряна. Суть выступления брата бывшего югославского президента сводилась к тому, что для него сегодняшняя дискуссия рождает больше вопросов, чем дает ответов, а Багдасарян дал очень емкое определение существующим тенденциям в российской политической элите, обозначив их как «аппаратный консерватизм». Аппаратный консерватизм представляется, безусловно, негативным явлением, в некотором смысле схожим с предложенной Дугиным ранее концепцией археомодерна. Это консерватизм коррумпированных чиновников, паразитирующих на продаже природных ресурсов.

Владимир Карпец в своем докладе остановился на вопросах социального консерватизма в российской исторической перспективе. По мнению Карпеца, такой вид консерватизма является наиболее органичным для России на всех этапах ее исторического развития. И наиболее полным выражением социального консерватизма служит пример царствования Иоанна Грозного.

В целом, дискуссия выявила всю широту трактовки как классификации консерватизма, так и принципов его реализации, явившись нелишним подтверждением принципа плюральности, самому консерватизму, безусловно, присущей.