Единственная в своем роде мировая супердержава – США при проведении внешней политики стремится максимально расширить и упрочить собственное могущество в ущерб суверенитету других субъектов мировой политики, будь то народы, государства или наднациональные образования. Сегодня эта идея стала достоянием не только массового сознания российского общества. Более или менее на нее открыто опираются и многие российские политики из числа сознательных патриотов. И все это стало возможным за последние годы, несмотря на плотную вуаль гуманитарной риторики, под покровом которой Соединенные Штаты осуществляют свою волюнтаристическую политику.

А между тем, для политиков, непосредственно имеющих дело с реальностью международных отношений, одной констатации такого положения недостаточно. Для того, чтобы дать адекватный ответ на этот системный вызов суверенитету России, необходимо уяснить себе генезис и идейные предпосылки разбираемого явления. От констатации его эффектов необходимо перейти на уровень рассмотрения его движущих начал. При этом нам нужно не только выяснить исторический контекст возвышения США и формирования их внешнеполитической доктрины, но и предпринять исследование в сфере мировоззрения. Рассмотрение же связей между сферой идей и сферой конкретной политики с неизбежностью предполагает осмотр области конспирологии.

Наиболее интересный и основательный опыт такого исследования предпринимает геополитик, философ и общественный деятель Александр Дугин, чья обширная статья на эту тему опубликована в свежем выпуске журнала «Профиль».

В своем исследовании, полную авторскую версию которого можно найти на электронном ресурсе возглавляемого Дугиным Международного «Евразийского Движения», ученый касается самых разнообразных аспектов интересующей нас проблемы. Среди них как по общей значимости, так и с точки зрения решения актуальных внешнеполитических задач, выделяется один.

Речь идет о наличии в США двух групп влияния, двух различных центров выработки политической стратегии. Имея общий корень – философски, а в значительной степени и мессиански понятую идею политического могущества США, они различаются по нескольким важным параметрам и в определенном смысле оппонируют друг другу. Это различие касается как исторической преемственности, так и идейных установок в целом. С реализацией последних тесно связано и различие в практических подходах к определению и решению конкретных задач.

Эти два политических лагеря, о которых идет речь, суть американские неоконсерваторы с одной стороны и теоретики и практики, организационно объединенные в рамах структур Совета по международным отношениям (CFR) – с другой. CFR является влиятельнейшей неправительственной организацией в мире, в нее входят ведущие предприниматели, политики и интеллектуалы США, за которыми прочно закрепилась репутация лоббистов идеи создания единого мирового правительства.

Александр Дугин подробно разбирает историю формирования двух обозначенных линий преемственности в американской политике, обращая особое внимание на то, что, не будучи оформленными институционально в строгом смысле, они, тем не менее, являются реальными субъектами так называемой «косвенной власти». Согласно терминологии Карла Шмитта, именно эта косвенная власть, не совпадая, в отличие от власти прямой, с политическими институтами, является подлинной движущей силой политического процесса. Действительно, ни для кого не секрет, что каждый период правления в США, связанный с именем того или иного президента, отмечен определяющим влиянием одного из этих двух идеологических лагерей.

В чем же основные различия между двумя «сущностями» американской политики, и какое это имеет значение для нас? Опытный конспиролог Дугин осуществляет тщательный разбор темы на всех уровнях – историческом, психологическом, политтехнологическом и так далее. В общих чертах различие это состоит в следующем.

Неоконы декларируют особую роль Америки и ее миссию более открыто и являются сторонниками жесткой линии во внешней политики. Они не привыкли особо церемониться с оппонентами ни на дипломатических площадках, ни на полях боев. Евразию и ее политический авангард – СССР, а позже – Россию, они всегда более или менее открыто идентифицировали как противника в борьбе за планетарное могущество.

В отличие он них силы формата CFR действуют более тонко. Они искушены в демагогии и путем интриг и идеологических диверсий добиваются влияния и побед там, где откровенная напористость неоконов натыкается на препятствия в виде, например, международного законодательства. И если неоконы и их идейные предшественники сделали США гегемоном американского континента, то на этапе распространения американского могущества в общемировом масштабе более эффективными показали себя методы CFR.

Если политический стиль неоконов больше соответствует реалиям «холодной войны» и перспективам «новой холодной войны», то разрушение Советского Союза произошло именно в условиях успешной реализации подходов CFR. Их основным инструментом, согласно теории заговора США против России, является разветвленная сеть агентов влияния. Благодаря этой сети, в полном соответствии с разработанной в недрах CFR «теорией конвергенции», американские стратегические интересы были удовлетворены не путем прямого столкновения, но под видом «сближения» в контексте глобализации.

Дугин подчеркивает: история краха СССР и последующего подавления России – это часть политического досье CFR. И именно в этом разрезе он описывает историю формирования элит постсоветской России: «После распада СССР, CFR создает в Москве свой прямой филиал. Им становится СВОП – Совет по Внешней и Оборонной Политике под руководством Сергея Караганова. Сам Караганов чуть позже лично войдет в структуру CFR. СВОП призван оказывать влияние на российских политиков, политологов, специалистов по внешеней политике, журналистов. Начиная с 1991 членами этой организации становятся практически все ньюсмэйкеры ельцинского периода – от Хакамады, Немцова, Никонова и Пионтковского до Пушкова, Маркова и Третьякова. Почти официальным органом СВОПа некоторе время служит «Независимая Газета». CFR и Трехсторонняя комиссия получают почти неограниченное влияние на российскую интеллектуальную элиту.

Уже при Путине в 2002 новое поколение агентов влияния CFR в лице Федора Лукьянова начинает выпускать прямой аналог «Foreign Affairs» (печатного органа CFR – прим. ред.) - российский журнал «Россия в глобальной политике», в редакционный комитет которого входят многие российские олигархи, известнейшие политики и эскперты (Игорь Иванов, экс-министр Иностранных дел и экс-секреатрь Совбеза, вице-премьер Александр Жуков, депутат «Единой России» Андрей Кокошин, омбудсмен Владимир Лукин из «Яблоко», Ирина Хакамада из «Другой России», Вячеслав Никонов из фонда «Русский мир», Сергей Приходько, помощник Президента РФ по внешней политике, Евгений Примаков, глава ТТП, Владимир Познер, ведущий Первого канала, Владимир Рыжков из «Другой России», Анатолий Торкунов, ректор МГИМО, Игорь Юргенс, вице-президент РСПП, Сергей Ястржембский, бывший советник Президента РФ и некоторые влиятельные американские и европейские политики. В Попечительском совете встречаем олигархов Потанина и Евтушенкова). Поразительно, что в редакционном совете этого удивительного издания соседствуют представители Кремля и те, кто выступает против Кремля в яростных уличных шествиях «Другой России»! Вот она, настоящая сеть, ведущая от прямой оппозиции прямо в кремлевские коридоры».

Картина складывается, мягко говоря, неординарная: согласно анализу Дугина, подавляющая часть всего класса общественных и политических деятелей, деятелей СМИ, консультантов и идеологов всех мастей в современной России взрощена на почве враждебного организационного влияния. Это особенно любопытно потому, что в их числе находятся и многие сегодняшние завзятые державники и критики атлантизма.

Впрочем, если учитывать характер связей между элементами описываемой сети, следует признать, что та или иная степень вовлеченности в инициативы CFR на территории России не означает автоматически сознательного участия в реализации плана по ослаблению России. Тем более что в те годы, о которых идет речь, когда сама государственная политика России носила саморазрушительный характер, никакой альтернативы этим инициативам по большому счету не было.

Конечно, степень осознания своей роли в общем контексте в каждом конкретном случае была различной. И постановка знака равенства между участником инициатив CFR в 90-е годы и прямым сознательным предателем национальных интересов России была бы признаком низкопробной конспирологии. А к образцам последней, как предупреждает сам Дугин, следует относиться весьма осторожно.

Однако, факт остается фактом: либерально-проамериканское лобби до сих пор сильно на всех уровнях управления российским обществом. Показателем исключительной эффективности сетевых подходов CFR является то, что со сменой ориентаций высшего руководства страны с либерально-космополитических и проамериканских на национальные, враждебные сети продолжают влиять как на общественное сознание, так и на принятие важнейших государственных решений.

Предлагаемый подход к рассмотрению феномена современной российской элиты открывает перед нами сложную перспективу, в которой Россия противостоит однополярному американскому вектору лишь отчасти. При этом она продолжает быть вовлеченной в сферу его притяжения на другом, не менее, а пожалуй даже и более существенном уровне.

Следует отметить, что, когда мы говорим об агентуре влияния или об ангажированности в американский проект для России, мы имеем в виду именно сети CFR и родственных ему структур. Агентуры неоконов, как отмечает Дугин, в России нет почти по определению. И этот факт также следует относить на счет различия базовых мировоззренческих установок. Согласно интерпретации Дугина неоконсервативному типу сознания свойственен взгляд на инородное политическое образование как на объект. Различные составляющие этого объекта, такие как территория, население и так далее могут быть рассмотрены по отдельности. Объект может быть расщеплен как в процессе его рассмотрения, так и на чисто материальном уровне. Не даром за неоконами закрепилась слава вояк. Их представление о собственной правоте позволяет им прибегать к военной силе как к решающему аргументу в споре.

Не таковы их идеологические оппоненты. Родная стихия CFR-овцев – информационная среда, их привычное ремесло – промывка мозгов. Высший пилотаж политического искусства для них – сделать так, чтобы противник сам принял свое поражение как нечто должное, естественное.

Возвращаясь к рассмотрению пары «неоконсы-CFR», Дугин обращает внимание, что последние, несмотря на то, что в определенном смысле их подходы зарекомендовали себя как более эффективные, все же не являются однозначно господствующими. Идеология неоконов по прежнему активно конкурирует с ними за реализацию собственной редакции американского проекта для мира. И – важно подчеркнуть – эта конкуренция не сводится просто к соревнованию в эффективности технологий осуществления власти, но, что не менее важно, является конкуренцией двух существенно различных взглядов на саму американскую идентичность.

В этом смысле следует отметить, что, по мнению многих американцев, CFR не отвечают их представлениям об американской идентичности и национальных интересах США. Многие критики теории конвергенции считают, что, осуществляя влияния в манере CFR, Америка сама претерпевает некие внутренние изменения, что «мировое правительство» - это не Америка, и его интересы – не интересы Америки. Отличной иллюстрацией того, насколько неоднозначно воспринимаются успехи CFR на родине, служит фраза американского консерватора старой закалки Пэта Бьюкенена, содержащая аллюзию на евангельские строки: «Америка приобрела весь мир, но потеряла саму себя».

Итак, согласно анализу Дугина, имея дело с США, мы имеем дело с двумя различными «сущностями», по сути - двумя Америками – Америкой неоконов и Америкой CFR. Ввиду этого важнейшей операцией, которой следует научиться, является отслеживание, идентификация следов этих двух различных «сущностей» в реальном политическом процессе. На сегодняшний день в России сложился консенсус по поводу того, что грузинская операция против Цхинвала – дело рук неоконов. И по окончании войны с Грузией в сфере массовой информации было сделано кое-что для того, чтобы маркировать тактику неоконов как деструктивную и противоречащую интересам глобальной безопасности.

Однако, согласно логике профессора Дугина, если в качестве источника угрозы рассматривать только неоконов, как это делают наши руководители, картина противостояния будет не полной, и эффективность сопротивления – низкой. Дугин подводит нас к мысли, что с точки зрения национальных интересов России исключительно важно распознать в качестве враждебной сеть, сформированную и поддерживаемую усилиями CFR и провести основательную ревизию состояния российских элит на предмет их геополитической ориентации.