Многие современные историки постсоветско-либерального и неолиберального направления рассматривают экономический успех и богатство отдельных государств как основу их имперской экспансии, пытаясь доказать, что именно богатство и экономическое процветание является движущей силой строительства мировых империй. Подобное мнение наиболее распространено среди английских и американских историков, пытающихся доказать закономерность развития и роста Британской империи и созданной после Второй мировой войны американской сверхдержавы США. Однако подобный взгляд на историческое развитие мировых империй совершенно не соответствует реальности их исторического прошлого.

Известно, что Ассирийское Царство, которое многие историки считают первой мировой империей, зародилось в экономически отсталой, даже по меркам древнего мира, лесистой болотистой местности. Однако воинственная пассионарность «отсталых» ассирийцев сделала их хозяевами огромной империи. После же завоевания Вавилона, финикийских городов Тира и Сидона, бывших культурными и финансово-экономическими центрами всего Восточного Средиземноморья, за исключением, быть может, Египта, ассирийское общество, принявшее от «более развитых» цивилизаций древнего, халдейского Вавилона и финикийских торгово-купеческих городов идею обогащения любой ценой как главную жизненную установку, очень быстро разложилось, потеряв прежде всего в своей аристократической элите чувство чести и верности ассирийской военной монархии и её династии, на которой строился порядок в этом государстве и дисциплина в её армии. Ничем не сдерживаемое стремление к обогащению ассирийской верхушки привело к целой цепи измен военачальников - потери Вавилона, отложившегося от Ассирийского царства при помощи изменников из придворно-аристократических правящих кругов. После этого окончательная гибель Ассирийской царства стала вопросом времени - и в короткий срок оно пало.

Этот пример в истории древних империй не является единичным. Та же история с некоторыми вариациями повторилась с Персидским царством, пришедшим на смену Ассирии и Вавилону. Это величайшее в доримском античном мире государство стало по сути первой мировой империей, охватившей почти все Средиземноморье и споткнувшейся лишь на покорении Греции. Его падение под ударами фаланги Александра Македонского тоже во многом стало результатом не только военной гениальности, мужества и храбрости Александра и его воинов, но и разложения жившей в невообразимой роскоши персидской аристократической верхушки. В условиях постоянных интриг и дворцовых переворотов внутри правящей династии Ахеменидов (потомков основателя Персидского государства царя Кира Великого) наследники скромных военных дружинников Кира, вышедших вместе с ним из бедной горной области Персиды под влиянием халдо-вавилонской и финикийской «морали обогащения», превратились из храбрых воинов с родовыми аристократическими представлениями о чести в хищную толпу наглых придворных дельцов, готовых продать и персидское государство и последних представителей царской династии по сходной цене.

Как только военная удача покинула последнего персидского царя Дария, они стали предлагать Александру продать за оговоренную плату Царя и его семью, выдав их во власть новому завоевателю. И то, что Александр с презрением отверг эти предложения, не было их заслугой, а великий македонский завоеватель, кстати, казнил сатрапа Басса, бывшего придворного царя Дария, посмевшего передать ему такие позорные предложения.

Македония, выходцем из которой был великий завоеватель Востока Александр, также была к началу его царствования «отсталой» горной страной. Это не помешало ещё его отцу - царю Филиппу покорить всю Элладу во главе с крупнейшими, развитыми и культурнейшими городами Древней Греции Афинами и Фивами, а его сыну покорить всю Персидскую монархию, простиравшуюся от границ Египта до Средней Азии, и дойти со своим войском до реки Инд.

Разложение македонской военной аристократической элиты под влиянием безумной роскоши и всеобщего пресмыкательства перед новыми завоевателями представителей персидской, а также бактрийско-среднеазиатской, вавилонской и египетской знати шло ещё большими темпами, чем у её предшественников. После весьма странной, если не сказать больше, смерти Александра Великого в Вавилоне, ставшем новой столицей всемирного государства македонского завоевателя, последовавшей, по официальной правительственной версии - от лихорадки, обострившейся в результате последствий старого ранения, а по неофициальным слухам - в результате отравления его ближайшими соратниками, не желавшими и далее быть покорными орудиями дальнейших завоевательных планах великого царя, а желавших пожинать плоды, в том числе и материальные, его завоеваний, в которых они принимали, как известно, активное участие. В результате междоусобной мясорубки, в которую превратились столкновения различных претендентов в борьбе за власть во всемирной монархии Александра, погибла его вдова Роксалана и формально продолжавший царствовать сын Александра - также Александр. После его гибели от рук вероломного регента Касандра династия Великого завоевателя пресеклась и на обломках фактически распавшейся его всемирной империи были созданы несколько новых государств во главе с его полководцами, ставшими родоначальниками новых династий.

Возникшие на развалинах Империи Александра Великого так называемые эллинистические царства не могли и не хотели претворять в жизнь главную идею Империи Александра, сформулированную им самим - идею объединения Востока и Запада в единое универсальное всемирное государство. Эту миссию, невыполненную ни ассирийским, ни персидским царствами, ни кратковременно существовавшей всемирной империей Александра Македонского, взял на себя Рим, ставший такой империей в результате своего долгого государственного развития.

Родившись как небольшое поселение в средней Италии на холмах и среди болот Лациума, Рим с самого начала являлся крепко организованной патриархальной общиной, глубоко сочетавшей в себе аристократическое политическое устройство с сильным самоуправлением с сильной демократической традицией. Впрочем, аристократия в Риме постоянно имела тенденцию к перерождению в олигархию. В условиях постоянных столкновений между аристократическими и демократическими элементами римского общества, между патрициями и плебеями, спасительницей общества и государства в Римской республике стала власть консулов, избиравшихся на один год в количестве двух человек военно-административных правителей Рима. Консулы фактически стали заменой упраздненной в 509 г. до Р.Х. царской власти.

Царская власть была в римском государстве упразднена патрицианской сенатской аристократией с целью полной узурпации ею государственной власти. Воспользовавшись недовольством народа, властью чуждых римским обычаям и традициям этрусских царей, правивших в то время в Риме, сенатская наследственная аристократия захватила в Римском государстве всю полноту власти. Однако этот захват обернулся для Рима многими бедами. Пришедшая к власти аристократическая олигархия, пытаясь всевластно распоряжаться государственными делами, вызвала кризис в отношениях между патрициями, т. е. самой этой аристократией и более поздними жителями Рима, чьи предки не участвовали в основании города вместе с его основателями Ромулом и Ремом. Потомки более поздних поселенцев, так называемые плебеи, что на латинском языке означает народ, что подчеркивало их простонародное, незнатное происхождение, предъявили требования о равноправном участии в государственных делах Римской республики. Их протест против аристократических привилегий и всевластия патрициев дошел до полного разрыва с последними и с Римских государством вообще, когда плебеи, возмущенные отказом патрицианской аристократией выполнить их требования приняли решение покинуть Рим и переселиться в другое место, основав новый город и новое государство.

Именно после этого «кризиса 5-го века», как его называет большинство историков, Римская республика и её государственность стали меняться. Получив большую часть гражданских прав, плебеи остались в Риме, однако резко возросла власть консулов, которая, несмотря на свою выборность, начинает с этого время приобретать все более и более монархический характер и даже форму. И это неудивительно, так как только сильная персонифицированная государственная власть в условиях продолжающихся политических столкновений и борьбы между патрициями и плебеями, а также резко усложнившейся геополитической ситуации Рима могла стать опорой порядка внутри государства и эффективно бороться с внешними врагами, количество которых в конце V начале IV вв. резко увеличилось. В то же время можно сказать, что наличие этих проблем в отношениях между привилегированной и непривилегированной частями населения Рима не только ослабляло Римское государство, но также, как это не парадоксально, было значительным стимулом к римской экспансии сначала в средней Италии, затем на всем Аппенинском полуострове, затем в Западном Средиземноморье, а потом и во всем Средиземноморском бассейне.

В этой ситуации постоянных войн с сильными врагами, каждый из которых стремился уничтожить римский народ и его государство, исполнительная власть и прежде всего власть консулов, а также специальных военно-административных представителей сената и народа Рима - преторов, была важнейшей стабилизирующей силой Римского государства. Более того, с конца V века учреждается новая административная должность в Римской республике - должность диктатора. Фактически эта должность в Риме, учрежденная в условиях жесточайших столкновений различных социальных групп римского населения, была должностью избираемого монарха. Диктатор был лицом, которому вручалась вся полнота власти на определенный период. Римская аристократия, осознав, что консульская власть не справляется со стабилизацией политической ситуацией внутри страны и осложнившимися внешними условиями, не упраздняя республики и своей власти в ней, фактически приняла идею временной передачи всей полноты власти, ею же выдвигаемому из своей среды одному лицу.

В особенности часто к передаче всей полноты власти диктатору сенатская аристократия стала прибегать после нападения на Рим кельтов-галлов 390 г. до Р.Х. Таким образом, в Риме появился новый тип республиканской власти - ещё большей степени чем консульская, стоявшая ближе к монархии диктатура. Ещё одна особенность, которая сближала римский институт диктатуры с монархией, была её неограниченность. Практически полномочия римских диктаторов были ограничены лишь сроками их власти, устанавливавшимися сенатом и народом, что же касается их полномочий на этот срок, то в этом отношении их власть была ограниченна лишь угрозой судебного преследования после истечении срока их власти. Фактически диктатор обладал властью не меньше, чем цари первоначального Рима. И хотя к этому сильному политическому средству - диктатуре правящие круги Рима, по понятной причине, прибегали крайне неохотно. В условиях борьбы с сильными противниками и претендентами за господство над Италией, им приходилось периодически прибегать к этому средству. Само применение диктатуры как политического института неизбежно подрывало легитимность республиканско-аристократического принципа, на котором, несмотря на все уступки плебейским кругам, продолжала основываться римская государственность.

Последним римским диктатором классического республиканского периода был Фабийкунктатор, своей выдержкой и твердостью спасший Рим после страшных поражений римского войска от Ганнибала при Тразименском озере и при Каннах. Сама традиция диктатуры, учреждавшейся в условиях чрезвычайных ситуаций в Римском государстве, поддерживала монархическую традицию, прежде всего в римских народных массах, в широких плебейских кругах.

Социальные низы, на которых ложился самый тяжелый груз социальных издержек при строительстве римской великой державы в виде различных лишений, все более разочаровывались в республиканских порядках, при которых они, в отличие от аристократической олигархии, обладали лишь формальными правами. Они мечтали о восстановлении древней справедливости и равенства с помощью справедливого правителя с неограниченными полномочиями.

Именно в это время в народных массах Рима возрастает интерес к фигурам первых справедливых царей - реформаторов от легендарного Ромула до Нумы - законодателя и создателя римской военной и сословной организации Сервия Туллия.

Вскоре после окончательной победы Римской республики над Карфагеном, Македонией, Этолийским и Ахейским Союзами, испанскими повстанцами и другими антиримскими силами в средиземноморье, римское общество неожиданно оказалось перед фактом неограниченного жесткого господства аристократической олигархии нового типа.

Это была уже не прежняя патрицианская, патриархальная, во многом почти крестьянская по своему образу жизни аристократия катоновского типа, а безжалостная городская олигархия с прекрасным греческим образованием и огромными потребностями в роскошном образе жизни, ставшими реакцией на прежний строго патриархальный образ жизни римской аристократии древнего патриархального типа. Таким образом, идея восстановления старого доброго патриархального образа жизни, ранее присущая республиканской аристократии, стала достоянием в основном народной партии, так называемой партии «пополаров», опиравшейся на широкие плебейские массы. Основой народной партии являлось обедневшее римское крестьянство, обезземеленное римской аристократической сенатской олигархией. Именно в этой среде в условиях обострения активной борьбы сенатской олигархией возрождаются, а затем все более усиливаются монархические настроения. Испуганная аристократическая олигархия республиканского Рима обвинила вождя народной партии «пополаров» Тиберия Грагха в желании узурпировать единоличную власть в Римском государстве и при поддержке своих сторонников из народной партии восстановить в Риме монархию и царскую власть. Конечно, для республиканской сенатской олигархии эти обвинения были лишь поводом для расправы над непокорным ей народным трибуном Тиберием Грагхом, выдвинувшим проект аграрного законодательства, которое должно было восстановить римское крестьянство - основу военного могущества римской армии.

Однако симптоматичен сам характер обвинений Тиберия Грагха, предъявленных ему в сенате. Формулировка этих обвинений говорит, прежде всего, о крайней тревоге правящих группировок аристократической олигархии Римской республики перед нарастанием монархическо-антиолигархических настроений в широких массах обезземеленного римского крестьянства. Во время серьёзных политических кризисов в Римской республике обвинения ярких личностей, выделявшихся на общем фоне среднереспубликанских общественных деятелей Рима, в стремлении восстановить монархию, проходит красной нитью через всю историю Республиканского Рима. Однако в условиях нараставшего народного движения, требовавшего немедленного возврата олигархией захваченной у народа общественной земли, обвинения вождей народного движения в стремлении восстановить царскую власть (в начале Тиберия и Гая Грагхов, затем возглавлявших позже партию «пополаров» Гая Мария и Сатурнина) становились для правящей группировки аристократической сенатской олигархии своеобразной прелюдией и политическим поводом к внесудебной беззаконной расправе над лидерами народного антиолигархического движения. Беззаконное убийство в начале Тиберия Грагха, а затем и его брата Гая, также подвергшегося беззаконной расправе со стороны олигархов, стало резким разделительным рубежом в развитии римской республиканской государственности.

Большинство небогатого населения Рима ясно осознало конец Римской Республики как общинного дела всех граждан - ведь само латинское слово res publicum и означало «общее дело». Именно конец Римской республики, как общего дела всех граждан, и обозначает расправу над братьями Грагхами, стремившимися ограничить аппетиты правящей группы сенатской аристократии ранее сильной не своим богатством и привилегиями, а передававшимся по наследству добрым именем и уважением сограждан, ставшей теперь безжалостной олигархией, для которой сохранение своего положения и укрепления защищавших его сословных привилегий стало смыслом его жизни и общественной деятельности. Осознание конца Республики пришло и к вождям партии «пополаров».

После убийства Тиберия и Гая Грагхов они все более ориентируются не на оживление республиканских государственных институтов, которые обновившись, возродили бы прежнее традиционное единство римской общины, а на возрождение римской государственности с опорой на ставшую (после реформ Гая Мария) профессиональной армию. Именно римские легионы, ставшие притягательной силой для бедных обиженных общественным неравенством римской олигархической республики слоев, стали опорой для великого полководца и общественного деятеля Гая Юлия Цезаря. Он сумел после своих блистательных побед в Галлии возглавить партию «попаларов», опираясь, прежде всего, на силу своих легионов и на свою гениальную военную одаренность и политическую интуицию, низвергнуть власть сенатской олигархии, фактически уничтожив республиканский строй, ставший послушным инструментом политического господства сенатской олигархии. Установив режим военной диктатуры и, даже формально получив от римского народа и той части сената, которая его поддерживала, звание неограниченного диктатора с неопределенным сроком полномочий, он развернул активные действия против той, части сената, которая, опираясь на вооруженные отряды соперника Цезаря в борьбе за верховную власть Гнея Пампея, начала вооруженную гражданскую войну против его власти. С большим трудом победив в этом кровопролитнейшем гражданском столкновении, Цезарь начал обустраивать Римское государство на новых началах.

Диктатор, в первую очередь, попытался разрешить давно и остро стоявший перед римским обществом аграрный вопрос, вопрос о безземельном крестьянстве и о наделении землей всех тех, кто желал этого. Решение этой задачи во времена Цезаря облегчалась тем, что большая часть безземельных крестьян, способных носить оружие ещё со времени военной реформы Гая Мария, искала счастья в рядах созданной этой реформой новой профессиональной римской армии.

Таким образом, наделение землей легионеров становилось в очень большой степени решением вопроса о безземельном крестьянстве. Программу наделения землей легионеров Цезарь начал осуществлять сразу после окончания гражданской войны. Реализация этой программы происходила в первую очередь за счет распределения среди легионеров-ветеранов собственности, конфискованной у наиболее непримиримой части сенатской олигархии, до конца сопротивлявшейся во время гражданской войны Цезарю и возглавлявшейся им партией «попаларов». Программа Цезаря предусматривала широкомасштабную конфискацию огромных поместий сенаторской олигархией, что должно было подорвала ее власть и влияние по всей Италии, а распределение конфискованных у нее земель среди ветеранов должно было создать массовую опору власти Цезаря по всему Римскому государству.

После окончания гражданской войны Цезарь все более и более понимал нестабильность, временность, нелегитимность такой формы власти как республиканская диктатура, хотя бы и пожизненная. В разговорах со своим ближайшим окружением он все более откровенно, обсуждая ситуацию в Риме, обращался к опыту эллинистических монархий (Цезарь во время своих военных кампаний изучил опыт птолемеевского Египта). Он хорошо знал не только лично египетскую царицу Клеопатру, с которой у нее был бурный роман, но и её Царство.

Хорошо понимая, что механическое перенесение порядка управления эллинистическими царствами в Рим невозможно, он надеялся, учитывая этот опыт, что народ Рима после жестокой гражданской войны в своем большинстве поддержит создание, а по сути, возрождение национальной римской формы монархии. Эти планы, из-за утечки информации, ставшие известными некоторым сенаторам, во многом стали формальным поводом и «моральным оправданием» политического преступления, совершённого 15 марта 44 г. до. Р.Х. - убийство Юлия Цезаря, происшедшего прямо на заседании Римского сената. В роли убийц вождя римского народа и главы государства выступили сами римские сенаторы. Партия «попаларов», лидером которой был Цезарь, восприняла это убийство как олигархическую беззаконную расправу кучки заговорщиков, мечтавших о возрождении всевластия республиканской сенаторской аристократии. События, последовавшие за убийством Юлия Цезаря, стали своеобразным мерилом отношения разных групп населения Рима и римского народа к возможности возврата к старой сенаторской олигархической республики со свойственным ей всевластием замкнутых кастовых группировок со своими узкокорыстными интересами, полностью игнорировавшими интересы большинства римского народа, не говоря уже об интересах жителей провинций Римского государства.

После убийства Цезаря большинство политически активных простых римлян остро осознали необходимость немедленного и жесткого отпора любым попыткам восстановления в Риме власти старой сенатской олигархии и социально политических порядков поздней Римской республики. Именно на волне этих настроений в широких римских народных массах и прежде всего среди ветеранов армии Цезаря, лишь частично получивших земельную собственность по плану аграрной реформы Цезаря (он не успел осуществить полностью передачу ветеранам в собственность обещанных им земельных участков из-за его внезапного убийства представителями сенатской олигархии) стали активно высказываться требования восстановления жесткой антисенаторской, антиолигархической сенатской диктатуры. Они требовали жестокого наказания всех тех в правящем сенаторском сословии, кто участвовал в убийстве Цезаря, готовил его, поддерживал его и способствовал ему. Представление о легитимности власти сенаторской аристократической сенаторской олигархии в Римском государстве, давно уже подорванное её корыстной политикой, коррупцией и полным игнорированием интересам большинства римского народа окончательно исчезло со времени убийство Цезаря. Народные массы воспринимали Цезаря как героя, спасшего государство и павшего в неравной борьбе с олигархией. Они требовали от соратников Цезаря и от сторонников партии «пополаров» (народной партии) прекращения каких-либо беспринципных компромиссов с сенаторской олигархией как со стороны главного претендента на руководство цезарианской партии военачальника Марка Антония, так и главного наследника Цезаря по его завещанию, его племянника Октавиана Августа.

Стихийный рост монархических настроений в римских народных массах требовал персонификации власти, появления личности, способной олицетворять собою как преемственность по отношению к делу и идеям Цезаря, так и единство цезарианцев в борьбе с сенаторской аристократической олигархией. В качестве подобной личности народными массами Рима и, в первую очередь, ветеранами легиона Цезаря в наибольшей степени воспринимался главный наследник Гая Юлия Цезаря по завещанию - его племянник Октавиан Август. Что же касается другого претендента на руководство цезарианской партии и верховную власть в Риме, крупного военачальника Марка Антония, то он серьезно подорвал свой авторитет в широких народных массах Рима и, прежде всего, среди ветеранов Цезаря, тем, что приостановил наделение их землей, обещанной им Цезарем. Эту странную с точки зрения человека, боровшегося за лидерство в цезарианской партии, меру Марка Антония некоторые историки объясняли просто: будучи связанным родственными узами с крупными землевладельцами средней Италии Антоний проявлял естественные колебания в реализации программы Цезаря по наделению землей ветеранов, т. к. по плану Цезаря значительная часть земель, принадлежавших ближайшим родственникам Марка Антония и ему самому должна была быть частично конфискована и передана в собственность ветеранам армии Цезаря.

В тот момент после убийства Цезаря, когда Антоний обладал подавляющим влиянием среди цезарианцев, он, таким образом, в борьбе за верховную власть не сумел полностью преодолеть своих корыстных интересов как собственных, так и своей семьи при принятии важнейших государственных решений. Антоний занял политически неумелую, часто своекорыстную и одновременно демагогическую позицию (вспомним хотя бы постоянные изменения и беспринципные колебания Антония в отношении к убийцам Цезаря, когда в начале сразу после убийства он требовал в горячих речах перед народом немедленного и жестокого их наказания, а после того как сенат подтвердил его консульские полномочия, он, уже как консул немедленно и крайне жестоко подавил во многом вызванное им же народное движение за наказание убийц Цезаря). В конечном счете, он согласился в обмен на утверждение Сенатом его консульства с отказом Сената от уголовного преследования убийц Цезаря, прежде всего, гордившихся активным участием в этом преступлении Брута и Кассия. На фоне крайне неумелой, беспринципной, часто своекорыстной и демагогической политики Марка Антония, позиция Октавиана Августа, объявленного Юлием Цезарем в его завещании главным наследником, имело куда более осмотрительный, твердый и в то же время взвешенный характер.

Осмотрительность, твердость и в то же время сдержанная скромность и даже хитрость не по годам умудренного юноши напоминали народу самого Юлия Цезаря в молодости. И это сходство, и его кровное родство с Цезарем, и то, что он последним был объявлен своим главным наследником - все это делало Октавиана не просто физически главным наследником Юлия Цезаря, но и главным политическим его наследником.

Но самое главное, что Октавиан стал восприниматься широкими народными массами как наследник и носитель монархической, а по сути царской харизмы Юлия Цезаря. Эта харизма оказалась важнейшей частью в том, прежде всего политическом, а не только лишь имущественном наследстве, которое Октавиан получил от Цезаря. Именно он, особенно после сильнейшего разочарования римских народных масс в Марке Антонии стал, в их глазах, основным и главным претендентом на неограниченную, по сути, самодержавно-монархическую, хотя бы не по названию, но в реальности царскую власть в Риме.

От природы, будучи тонким и умелым политиком, Октавиан «переиграл» даже такого умудренного и искушенного в политических интригах деятеля, как известный судебный оратор и политик Цицерон, ставший к тому времени главным идеологом республиканской сенатской олигархии. Посчитав Октавиана неопытным и неумным юношей, чья амбициозность и положение официально усыновленного наследника Юлия Цезаря должны быть использованы Сенатом для борьбы с Антонием, которого Цицерон, как и большинство лидеров сенатской олигархии в Риме считали главной для себя угрозой.

Недооценка политических способностей Октавиана стала роковой ошибкой не только для Цицерона, но и для всех политических планов аристократической республиканской сенатской олигархии. Взяв у Цицерона значительную денежную субсидию, выделенную Сенатом для борьбы с Антонием, он использовал эти средства для укрепления своих позиций среди цезариеанцев и прежде всего ветеранов-легионеров. Однако Октавиан стремился укрепить свои позиции не только среди солдат и ветеранов, как и Юлий Цезарь, официальным наследником и подлинным политически преемником которого он себя считал. Октавиан стремился создать себе широкую политическую базу не только в Риме и в Италии, но и в провинциях. Ещё Цезарь привлекал на свою сторону провинциалов во время гражданской войны с сенатской олигархией, щедро раздавая римское гражданство провинциальным городам Испании и Африки, а также галльским племенным вождям, лояльным римской власти и ему лично. Октавиан полностью поддерживал и продолжил цезарианскую политику по привлечению племенной верхушки и значительной части местного городского среднего класса путем наделения этой наиболее зажиточной и образованной части населения провинций римским гражданством. Все это резко повысило влияние Октавиана в самых разных слоях населения как Рима и Италии, так и провинций.

В этих условиях влияние Антония на цезарианскую партию, уже и раньше подорванное ссорой с ветеранами Цезаря, ещё больше уменьшилась в пользу Октавиана.

Можно сказать, что Октавиан создал блок различных социальных слоев как Рима и Италии, так и провинций. При всех различиях их интересов единым для них упованием была надежда на скорые положительные изменения в Римском государстве после прихода к власти Октавиана. В подобных условиях под жесточайшим давлением своих сторонников Антоний был вынужден согласиться на официальный политический союз с ним. Формой этого союза стал так называемый «второй триумвират» - коллегия из трех человек в составе Антония, Октавиана и начальника конницы в армии Цезаря Лепида, введенного в триумвират с целью уравновесить противоречия между Антонием и Октавианом. Созданный под огромным, можно сказать, гигантским давлением низов цезарианской партии и прежде всего широких масс ветеранов армии Цезаря, давно заждавшихся обещанных им земельных наделов, триумвират с самого начала обозначил свой полный разрыв со всеми попытками восстановления старой олигархической республики. Сформированный на совещании в Бононии (ныне этот город на севере Италии называется Болонья) триумвират сразу объявил своей задачей передачу ему всей полноты верховной власти для наведения порядка в Римском государстве и проведения давно назревших преобразований. Главной реформой, которую готов был осуществить после взятия всей полноты власти триумвират, являлась раздача земельных наделов ветеранам, сохранение предоставленных Цезарем многим городам Испании, Африки и Галлии в эпоху Цезаря римского гражданства, окончательная ликвидация власти и влияния сенатской аристократической олигархии, тесно связанной с вышедшими из ее среды убийцами Цезаря, всячески их поддерживавшей и защищавшей.

После прибытия триумвиров в Рим, римское народное собрание приняло по предложению народного трибуна Тиция закон о передачи им чрезвычайных полномочий и фактической верховной диктаторской власти. Практически «второй римский триумвират», как его называют историки, изучающие римскую государственность, был союзом Антония и Октавиана, третий его член Лепид участвовал в нем достаточно формально, т. к. будучи начальником конницы при Цезаре никогда не играл самостоятельной политической роли. Лепид был привлечен в триумвират по инициативе Октавиана, желавшего хотя бы частично ограничить ещё доминировавшее в то время влияние Антония в действующей армии. Он называется так в отличие от так называемого «первого триумвирата», созданного ещё в конце сенатской олигархической аристократической республики и представлявшего политический союз трех военачальников, являющихся в середине первого века до Р.Х. лидерами антиолигархической оппозиции правящему классу тогдашней Республики. Он состоял персонально из Цезаря, Помпея и Красса и распался после гибели Красса в Парфянской войне и перехода Помпея на сторону сенатской олигархии. В отличие от «первого триумвирата», «второй триумвират» был не просто союзом трех авторитетных военачальников и политических руководителей, а с самого начала органом верховной государственной власти в Риме, полностью отстранившей сенат и сенатскую олигархию от государственной власти, и опиравшейся на политическую поддержку римского народного собрания, как на прямое мнение большинства римского народа, бывшего не единственным, но весьма важным источником легитимности власти второго триумвирата.

Фактически система политической власти второго триумвирата была основана, как было сказано выше, на политическом союзе Антония и Октавиана. Антоний в этой ситуации опирался почти исключительно на свое подавляющее влияние в армии, где он как военачальник пользовался огромным авторитетом. Октавиан же основывал свое политической влияние, прежде всего, на поддержке уже ушедших в отставку и с нетерпением ожидавших наделением их земельными наделами ветеранов армии Цезаря и значительной части представителей римских народных масс, видевших в Октавиане не просто антиолигархического политика, а прямого и законного наследника власти Юлия Цезаря, стремившегося преобразовать римское республиканское сенатско-олигархическое государство на монархических основах.

Октавиан воспринимался широкими слоями римского плебса как наследник идей и практики цезарианской социальной монархии, основу идеологии которой закладывали все крупные лидеры римской антиолигархической оппозиции от братьев Грагхов до Гая Мария и до собственно Юлия Цезаря.

Однако со времени правления Цезаря идеология социальной монархии начинает приобретать все более и более мистическо-династический характер. Дело в том, что ещё до прихода Юлия Цезаря к руководству пополарской народной партии, в антиолигархическом движении, из которого эта партия родилась, все более видную роль начинает играть обедневшая аристократическая семья Юлиев-Кладвиев, ведущая свое происхождение от легендарного родственника троянского царя Приама Энея, основавшего в полуварварском пастушеском Лациуме троянскую колонию в городе Альба и принесшего отсталым в то время латинским племенам основы древней средиземноморской троянской цивилизации. Именно его потомками были по легенде основатели Рима Ромул и Рем. Таким образом, родство семьи Юлия с Энеем и Ромулом создало в ней семейную легенду о том, что выходец из этой семьи потомок Энея и родственник Ромула должен избавить Рим от гражданских неурядиц, возродить и спасти отечество, когда оно будет на грани гибели.

После прихода к власти Юлия Цезаря эта легенда вышла за пределы семейства Юлиев и стала достоянием широких масс римского плебса. Эта легенда в наибольшей степени получила распространение среди ветеранов армии Цезаря, именно эта «юлиевская мифология» стала важнейшей частью идеологией сторонников Октавиана. Наряду с широкой социальной программой наделения ветеранов цезарианской армии землей эта идея стала мощной идеологической и политической основой октавиановского движения.

В этих условиях Антоний, бывший формальный лидер триумвирата, так как он возглавлял армию, решил для расширения своего влияния среди широких масс римского плебса пойти на удовлетворение его давних требований о начале политики репрессий против убийц Цезаря и их ближайших союзников из числа представителей сенатской олигархии. Таким образом, Антоний планировал решить несколько политических задач. Решительностью в проведении политики репрессий он надеялся заслужить симпатии широких народных масс, давно требовавших ее проведения. Этим он надеялся изгладить из их памяти свою нерешительность сразу после убийства Юлия Цезаря, когда Антоний пошел на компромисс с сенатским большинством, открыто взявшим под свое покровительство убийц Цезаря. Но главной целью этой политики было желание перехватить политическую инициативу у Октавиана и его сторонников. В то же время Антоний стремился укрепить свою власть и свое влияние на широкие народные массы благодаря конфискациям имущества у людей весьма далеких от политических интриг сенатской олигархии.

Надо сказать, что сенатская олигархия была богата лишь долгами и привилегиями, а деньги давно концентрировались в далеких от римской политики, но жестоких к своим должникам ростовщических кругах. Именно они стали «доеной коровой» Антония и его сторонников после начала политики репрессий. Однако Антонию не удалось решить свои политические проблемы с помощью усиления репрессий. После победы войск триумвирата, под предводительством Антония над убийцами Цезаря Брутом и Кассием при Филлипах, в римском обществе, причем в кругах весьма далеких от сенатской олигархии, стала нарастать усталость от политики террора, а упорное нежелание Антония наделять землей ветеранов цезерианской армии не могло более быть прикрыто никакой политической кампанией. К тому же всплывало все больше фактов о включении в проскрипционные списки (списки людей, объявленных вне закона) людей совершенно чуждых всякой политике, чье имущество было конфисковано Антонием и пополнило финансы его политической группировки и его лично. Что же касается Октавиана, занимавшего на первых порах положение второго лица в правящем триумвирате, то он, понимая необходимость жестоких репрессивных действий в отношении сенатской олигархии, хорошо понимал их временный экстраординарный, исключительный характер.

Октавиан осознавал, что Римским государством невозможно постоянно управлять террористическими методами. Опыт кровавой деятельности римского диктатора Суллы в начале 1 века до Р.Х. показал, что в условиях гражданских столкновений, периодически перераставших в откровенную гражданскую войну, римляне, принадлежавшие к разным партиям лишь в самом начале существования диктаторской власти, были готовы поддерживать подавление своих противников жестокими террористическими методами. После того, как диктатура Суллы превратила проскрипционный террор в основной метод системы управления правящего режима отвращение большинства римлян к его власти независимо от партий, к которым они принадлежали, стало неодолимым и никакие позднейшие маневры сулланской диктатуры не смогли преодолеть их неприязни к самой личности Суллы и его власти.

Не случайно Цезарь, придя к вершинам власти в Риме, сделал все, чтобы не проводить политику проскрипционного террора, для того, чтобы в конечном счете не вызвать отвращение к себе и своей власти даже со стороны тех его сторонников, которые требовали проведения такой политики. Цезарь, а затем и Октавиан, стремившиеся к установлению своей политической власти в Риме, уверенные в своей особой миссии по возрождению Римского государства, предназначенной роду Юлиев, как потомкам Энея, не считали возможным начинать монархическое преобразование Римского государства с массового террора, способного вызвать отвращение широких слоев римского общества к их власти. Именно поэтому, когда Октавиан осознал, что угроза олигархического реванша в Риме миновала - его главной задачей, как одного из верховных правителей Римского государства, стало утверждение стабильности в обществе и на этой основе проведение глубоких давно назревших реформ. В этих условиях политика проскрипционного террора полностью изжила себя и эти меры, принятые триумвиратом и в основном разработанные Антонием, были сначала фактически прекращены, а затем и формально отменены единоличным решением Октавиана.

Впрочем, в отличие от непримиримой в этом вопросе позиции Цезаря, более гибкий Октавиан понимал необходимость в определенных условиях принятия элементов репрессий в его политике. В особенности это убеждение утвердилось в нем после убийства его приемного отца Цезаря. Однако для Октавиана, в отличие от Антония, террор никогда не являлся основным и единственным методом управления государством.

После того как Антоний, мечтавший окончательно утвердить свою единоличную и неограниченную власть, перенес свою резиденцию в восточную часть Римского государства, надеясь сделать из нее плацдарм для победоносного похода против парфян, Октавиан фактически стал единственным правителем западной части государства со старой его столицей Римом. После отстранения Лепида от управления провинции Африка у Октавиана не осталось соперников на Западе.

Первое, что сделал Октавиан, получив неограниченную власть в западной части Римского государства, - начал долгожданное наделение земельными наделами ветеранов как цезарианской, так и собственной армии.

Земельные владения, передававшиеся ветеранам, состояли как из конфискованных поместий сенатской республиканской ариситократической олигархии - врагов цезарианской партии и власти триумвиров, так и просто из собственности римских и провинциальных латифундистов - крупных землевладельцев, значительная, а иногда и большая часть собственности которых передавалась ветеранам цезарианских и октавианских легионов. Фактически после перехода в руки Октавиана неограниченной власти в западной части Римского государства в Риме победоносно завершилась, начатая ещё Цезарем революция сверху. Её значение заключалась в том, что она предотвратила развитие кризиса римской республиканской государственности, выродившейся в олигархию по наихудшему пути полного распада римской традиционной государственности и переходу власти в Риме в руки откровенно антигосударственных сил - римских большевиков якобинцев. Они были представлены группой радикальных политиков, наиболее ярким представителем которой был известный демагог - народный трибун Клодий и разорившийся патриций Луций Сергий Катилина, возглавивший мятеж римской люмпенской черни не столько против сенатской олигархии, сколько против большинства своих сколько-нибудь зажиточных сограждан, обладавших хоть какой-либо собственностью. И несмотря на то, что Клодий погиб ещё до мятежа Катилины и физически не смог в нем участвовать, а Катилина, захваченный правительственными войсками, был казнен после шумного судебного процесса, опасность появления новых подобных им радикальных политиков, способных возглавить восстания деклассированной люмпенской черни была весьма реальна, особенно если учесть, что политика сенатской олигархии только умножала количество люмпенов, лишенных всякой собственности. Поэтому цезарианско-октавиановский план наделения землей ветеранов, по своему происхождению выходцев из люмпенизированных слоев римского общества, сразу делавший этих бедных и не знатных, но заслуживших своей кровью право на обладание собственностью и право на уважение общества людей не угрозой, а опорой общественного порядка. Он имел огромный как социальный, так и духовный смысл.

В социальном смысле получение значительных наделов земли ветеранами, выходцами из бедных слоев римского общества, доказывало возможность любого римского гражданина независимо от его происхождения и изначального имущественного положения добиться изменения этого положения в зависимости от собственных заслуг перед Римским государством. Духовно же эта возможность меняла ситуацию всеобщей униженности бедняков и доказывала им, что можно достичь определенного успеха и уважения в римском обществе без всеобщего социального слома и обвала Римского государства в стиле социальной демагогии Катилины и Клодия. Но самое главное, что широкие массы римского народа, в том числе и беднейшая его часть, осознали, что эти возможности у них появились лишь благодаря установлению единоличной по сути монархической власти в начале Цезаря, а затем Октавиана.

Фактически октавиановская раздача земли ветеранам за счет конфискованных поместий крупных землевладельцев-латифундистов из числа сенатской олигархии создали в Италии и в западных провинциях Римского государства, находившихся под контролем Октавиана, новый слой средних землевладельцев, заменивших сенаторов-латифундистов и крупное сенаторское землевладение в качестве основной социальной и экономической силы в сельском хозяйстве Италии и западных провинциях Рима.

Эта глубочайшая реформа Октавиана создала не просто новую ситуацию в хозяйстве и экономике Римского государства, но практически заложила социальную основу новой государственной системы власти и управления в Риме, возникшей на месте прогнившей и рухнувшей сенатско-олигархической римской республики - Римской империи.

Тридцать тысяч ветеранов, получивших земельные наделы за первые пятнадцать лет правления Октавиана, стали не просто преданной и верной опорой его личной власти, но фундаментом той новой государственной системы, которую он упорно отстраивал после получения им верховной власти в западной части Римского государства. Система власти, созданная Октавианом, несомненно носила монархический характер, но он при этом осознавал то, что большинство образованных римлян, в основном выходцев из так называемого всаднического сословия, которое являлось ещё в ранние республиканские времена городским средним классом как в Риме, так и в крупных городах Италии независимо от своих политических взглядов не желало слышать об открытом восстановлении Царской власти в Риме.

Как показал опыт Цезаря, с этими общественными настроениями вполне лояльной значительной части всадничеству ему, как верховному правителю государства, нельзя было не считаться. В конечном итоге Октавиан вышел из этого положения с присущей ему психологической тонкостью.

Октавиан формально восстановил республиканские институты римской власти и, опираясь на поддержку народных масс, реально сконцентрировал в своем лице большинство республиканских государственных должностей. Долгое время он занимал должность одного из двух консулов, а также главнокомандующего армией, командование которой на латинском языке и обозначало слово император. Октавиан принял также титул божественного, что при сохранении формальной республиканской власти давало ему фактически царские полномочия, приравнивая его к обожествленным царям Востока и эллинистическим наследникам Александра Македонского. В дальнейшем Октавиан отказался от консульской власти и фактически пожизненно занял должность народного трибуна, обладавшего ещё со времени ранней республики правом отлагательного вето на любые решения сената.

Завершением формирования режима по сути монархической власти Октавиана Августа при сохранении внешних форм сенатской республики стало принятие им в 8 г до Р. Х. должности верховного понтифика (верховного жреца римского государственного языческого культа). Таким образом, Октавиан получил реально статус монарха не провозглашая себя формально Царем (на латинском языке «Rex»), в отличие от его приемного отца Юлия Цезаря, стремившегося, по многим данным, к восстановлению власти древних римских царей и к принятию им самим царского титула.

Что же касается Марка Антония, первоначально разделившего с Октавианом власть в Римском государстве, то он, взявший по соглашению с Октавианом под свой контроль Восточную часть Римского государства, надеялся превратить свои новые владения на Востоке в плацдарм для победоносной войны с расположенным на Среднем Востоке, на территории нынешних Ирана и Ирака, Парфянским Царством.

Победоносная война с Парфией казалась Антонию необходимым шагом для победы над своим главным соперником Октавианом в борьбе за единоличную, практически монархическую власть в Риме. Именно лавры нового Александра Великого казались ему необходимым условием для того, чтобы получить неограниченную верховную власть в Риме. Однако будучи неуравновешенным человеком, жившим своими страстями, Антоний, в отличие от Октавиана, не умел свои планы доводить до конца. Поэтому он начал свой роман (известный по пьесам Шекспира и литературным произведениям Нового Времени) с египетской царицей Клеопатрой, который отвлек Антония от реализации его завоевательных планов в Парфии.

После того как легионерам Антония стало ясно, что их вождь не собирается осуществлять свой поход против парфян, разочарование последних в отказе Антония от этого прибыльного предприятия выразилась в их массовом дезертирстве из его армии. Поэтому, когда неизбежное политическое и военное столкновение Антония и Октавиана стало реальностью, боевой дух войск Антония был столь низок, что накануне решающей для обоих претендентов на верховную власть в Риме морской битве при Акции (4 сентября 31 г. до Р. Х.) значительная часть командиров армии Антония перебежала к Октавиану, что предопределило окончательное поражение Антония.

Победа Октавиана над Антонием и полное торжество единоличной и неограниченной и фактически самодержавно-монархической власти Октавиана в Римском государстве, окончательно преобразованного им в Римскую Империю стала закономерным итогом реализации той программы монархического переустройства Римского государства и жизни римского общества, которая в своих основных чертах была разработана ещё Юлием Цезарем в то время, когда он был диктатором после своей победы в гражданской войне над сенатской олигархией. В этой ситуации поражение Антония было поражением беспринципного политического и военного авантюриста, не имевшего сколь либо основательной программы переустройства Римского государства и его социальных основ.

Неограниченная власть нужна была Антонию не для того, чтобы вывести Римское государство и народ из постигшего их глубочайшего кризиса, а всего лишь для того, чтобы потешить свою похоть власти.

Не удивительно, что сама история не позволила Антонию встать во главе удерживающего олигархические тенденции средиземноморской античной цивилизации возрожденного Римского государства. Ибо Антоний и сам был в значительной степени не чужд этих олигархических тенденций в тогдашних правящих кругах Рима (вспомним его борьбу против продолжения земельной реформы Цезаря).

Поражение Антония и победа Октавиана стала не только фактическим, но и символическим окончанием более чем столетней эпохи гражданских войн и смуты в Римском государстве.

С этого момента начинается эпоха Римской Империи и заканчивается эпоха Рима, как полисного города-государства.

Имперская монархия, несмотря на наличие обветшалых государственных псевдореспубликанских форм, все более и более укреплялась в Риме, просуществовав на Западе ровно 500 лет, а на Востоке в форме константинопольской Византийской империи после падения в V веке от Р. Х. собственно Рима и Западной Империи ещё тысячу лет.

Если же учитывать, что начиная с эпохи Ивана III Третьим Римом становится Московское государство, то монархическая имперская идея Цезаря и Октавиана Августа, христианизированная в начале IV века основателем Константинополя (II Рима) Константином Великим становится господствующей идеей православного русского царства и православного русского народа вплоть до февраля 1917 года.