Вся Европа охвачена протестами против все более и более ухудшающихся условий труда, жизни, проблем в области трансформаций / вырождения различных общественных институтов (вроде института семьи), образования, здравоохранения, коррупции и проблем с другими социальными сферами. Суть претензий мало чем отличается от тезисов недовольства на улицах городов других стран, задетых экономическим кризисом, к примеру, той же России. Казалось бы, уровень жизни в Европе не сопоставим с уровнем жизни в Российской Федерации, но это, как видно, не играет решительного значения. Почему же так происходит, - естественно, опуская само собой разумеющиеся постоянно растущие потребности самого человека?

Здесь следует сделать экскурс в историю, точнее, обратиться к середине прошлого века, в эпоху формирования массовых идеологических течений. И что же мы видим здесь? А видим мы то, что, продиктованные идеологическими, экономическими, социологическим мотивами и / или конкуренцией между блоками, а также общей тенденцией со времен Эпохи Ренессанса спускать все больше и больше различных публично-властных институтов «вниз», используя разнообразные инструменты (от прессы до выборности и общества нацеленного на потребителя), сложились определенные условия, когда массы, пребывая в самодовольной иллюзии своей власти и потенций, начинают чувствовать себя субъектами исторического процесса и центром принятия стратегических решений.

Но здесь наступает проблема. Ведь, безусловно, сонмы, еще обладая всеми характеристиками «человека толпы», все свои допустимые решения проблем видят в улучшении своего достатка, статуса, уровня потребления, то есть своего благосостояния, вызванной потребностью пресловутой выживаемости, причем абсолютно неважно, каким образом, будь то вне производственных, созидательных, ограничительных решений, вне какого-либо пересмотра сложившихся обстоятельств с даже гипотетической возможностью спада уровня своего благополучия.

Благополучие стало ассоциироваться не просто с возможностью перекинуть часть обыденных забот на плечи машин или других членов сообщества, с целью направления львиной доли своих ресурсов, времени, возможностей и способностей на достижение объективно-продуктивных целей, а как синоним самосохранения, дарвинистской приспосабливаемости, выживаемости, некой «социальной гарантии» своего выживания, даже при полной посредственности и флегматичности самого индивидуума.

Разумеется, это похоронило сами представления и изначальные цели гуманизма и разнообразных проектов обществ всеобщего благоденствия, которое автоматически превращались в готовый инструмент и социальную, идеологическую модель обоснованного паразитизма. То есть превращения всей своей окружающей действительности в источник удовлетворения своих потребностей и желаний (проекций инстинктивного начала толпы, помешенного на страхе оказаться внизу «социальной пирамиды»), в ущерб всему остальному, то есть всему тому, что отвечает за развитие человечества в целом, и масс в частности.

Сейчас, а некто утверждал это еще несколько десятилетий назад, можно сказать, что модель потребительской экономики себя выработала, а значит, изначальные представления о государстве и обществе, что держат в качестве основ своих представлений массы, более не применимы, и не могут быть использованы в качестве примеров или заготовок для грядущих изменений.

Но, естественно, ничего другого реального, что могло бы повлиять на ситуацию хотя бы в перспективе, в рамках выработавшей себя концепции, кроме пересмотра парадигмы и создания новых устоев, со всеми катастрофическими (в тактическом плане) вытекающими из этого последствиями, никто предложить не может. Разве что кроме популизма, что и демонстрируют на политики по всему свету. Получается замкнутый круг: ведь обратное страшно и непоправимо. «Средний, посредственный класс», ни при каких условиях не согласен на пересмотр сложившихся отношений и своего благополучия даже под угрозой вымирания или отсутствия перспектив у своего потомства, компенсируя свою озабоченность о своих же перспективах, «странном и непонятным грядущем», заботой об «экологии, животных, чужих правах и свободах», рассчитывая, что решение проблем возможно найти так же, как некогда был придан импульс развития западной цивилизации во времена промышленной, буржуазных революций или в эпоху Ренессанса, то есть в рамках вот уже несколько столетий продолжающейся экспансии правовой / экономической субъектности на различных участников процесса, таким образом, что позволяло высвобождать «новые умы, и руки» под новые экономически формации.

Однако новой формации, качественного скачка и ресурсов под него-то и нет. Нет и тех групп, что готовы представить некий иной проект развития внутри самой западной цивилизации, поскольку он изначально перечит уже принятым, в том числе и очень давно, установкам. Получается своеобразный тупик. На этой почве повсеместно, как грибы после дождя, растет множество движений, лидеров, уличных революционеров, которые «бросают вызов власти / олигархии / системе» (даже выполняя при этом чью-то волю) и желают радикально изменить ситуацию, предлагая (в виде разнообразных схем от права сецессии до маргинализации различных этнических / конфессиональных / профессиональных групп) определить иждивенцев в своих рядах, так перераспределив действующие денежные / бюджетные потоки, чтобы упразднить ряд существующих за счет них посредников-паразитов, высвобождая таким образом средства для сохранения ситуации в рамках статуса-кво еще какое-то время. Естественно, господа и дамы даже не подразумевают, что паразит затаился среди них самих, причем очень глубоко...

Все мы наверняка слышали призывы прекращения кормления различных «негодных» слоев населения: пенсионеров, детей, социальных льготников, мигрантов, представителей различных национальностей и просто чиновников. Знакомо, не так ли? Хватит кормить Испанию, Португалию, Грецию. Тоже что-то напоминает, правда? Даешь сокращения чиновничьего аппарата, а также выплат государственным служащим, запреты / ограничения / повышенное налогообложения для богатых / чиновников / олигархов / элит: все эти элементы современной протестной бравады / программы в Европе невероятно милы и знакомы сердцу почти любому российскому обывателю. Правда, если российское общество и государство, будучи прошедшей фазу своего исторического слома и надрыва в девяностые годы прошлого века, а также находясь в условиях своего гипотетически возможного исчезновения, на этом не останавливается, требуя масштабных реформ, изменений, да еще и в экспансионистской форме, то европейцы пока что застряли на фазе построения общества-химеры, где нашлось бы место интересам всех и каждого.

Откуда такой вывод? Дело в том, что мы уже прошли данный момент своего цикла двадцать лет назад, и нам есть с чем сравнивать. Более того, это просто бесценный опыт. Некогда выхолощенный в бездеятельности и социалистических благах «советский человек», а также прошедшее такую же «критическую фазу благополучия» много лет назад европейское сообщество, в сущности, столкнулись с одной и той же проблематикой, которая исходит к истокам материалистических идеологий прошлого.

Поставив материальное начало, то есть нечто достигаемое и познаваемое (зачастую весьма примитивное и низменное) во главу угла, а также отказав человеку в неких более отдаленных ценностях и взглядах (которые априори требуют некой аскезы, жертвы, а также пиетета перед незримым, труднодоступным и слабоосязаемым могуществом природы, времени, истории, мистического), помножив это на беспрецедентный рост НТП, который позволил в разы увеличить уровень жизни, пройти несколько технологических укладов в сжатые сроки, расширив возможности человечества, и человека, человеческая цивилизация пришла к тому моменту, где государства, элиты столкнулись (а кое-где эти явления и тщательно вскармливали) с тем фактом, что ключевым параметром легитимности своей власти, экономической составляющей оной, в условиях регулярно растущего уровня жизни, потребностей, а также идеологических базисов, становится именно благополучие, и его постоянный, всеобъемлющий рост. Причем непросто как побочный продукт жизнедеятельности, но как краеугольное понятие всего существования индивидуума и общества.

С одной стороны, один из самых банальных и рационально коммерчески выгодных способов сохранения своего властного положения, но с оговоркой, что построенная на потребление система очень быстро себя изживает (куда быстрее чем даже предполагалось), все больше вынуждает тратиться на поддержание, рост объемов, издержек, инфраструктуры, оптимизации процесса в условиях постепенного и неизбежного падения эффективности капиталовложений, а значит, регулярного уменьшения инвестиции в качественные компоненты системы (в абсолютных числах) ввиду все меньшей рентабельности последних в условиях «быстрых денег», а также постоянного роста трат на обыденное самообеспечение уровня потребления (то есть в условиях стимулирования спроса, то есть создания «дутой шапки»). Не говоря уже о примитивизации, «деградации» самого общества, его институтов, ввиду упадка культуры, традиций, нравов.

Создание же среднего класса как класса потребителей, а также главного массового выгодополучателя от сложившихся отношений (гаранта сохранения положения), выращенного в противовес аналогичного у оппонента по блоку, дополнительно подстегиваемый этим на рост своего статуса и потребительства конкуренцией, сравнением со «средним гражданином за другой стороной железного занавеса», а также с требованием регулярного расширения этой группы изнутри, лишь ускорило процесс выработки ресурсов для существования в рамках этой социально-экономической парадигмы. Обе системы в первую очередь развивались экстенсивно, то есть за счет расширения своего влияния: ресурсной базы, рынков сбыта / производства, а также участников, способных перераспределить эту все более сдавливающую шею экономическое / идеологическое бремя.

Как только это стало невозможно, как только был достигнут предел эффективности сложившихся экономических отношений, уклада, капиталов, - последствия, не заставив себя ждать, проявлялись в форме падения ключевого элемента обеих систем - падения уровня жизни, что и можно было наблюдать в 70-ые годы прошлого века, когда одну державу сотрясали кризисы, а другую застиг застой, законсервировавший проблему за счет благоприятных условия для торговли сырьем, вплоть до 80-ых годов.

Советский Союз более тридцати лет назад столкнулся с невозможностью продолжать увеличивать уровень жизни своих граждан ввиду общего экономического спада, вызванного кризисом плановой экономики в ее ресурсно-военном варианте, сокращением участников социалистического блока. Советские граждане стали все чаще ощущать бытовой дискомфорт, дефицит, проблемы с питанием, своим обеспечением, все это отягощалось все увеличивающимся разрывом между уровнем жизни с аналогичной группой по другую сторону «занавеса», а популяризация элементов массовой культуры западной зоны лишь завершило процесс делегитимизации власти, идеологии, и, в конечном итоге, распада социалистической зоны.

Основываясь на базисе построения «счастливого, благополучного и светлого» коммуно-социалистического будущего, элиты не просто попустительствовали при осознании тупика своих возможностей по увлечению уровня жизни, но и не пожелали приложить хотя бы руку к тому, чтобы пересмотреть столь быстро и легко изживаемые материалистические ценности, что обеспечили настолько кроткий период существования системе, но и ретиво их защищали, продолжая упорно двигаться в рамках уж все более и более дефективно проявлявших себя изначальных постулатов, а когда осознали всю глубину своего патового положение, то просто ограничились рецепциями, и присоединением к другому блоку. А все движение началось именно с того бытового камушка, и этого было достаточно, чтобы отправить в небытие объединение на 2/5 мира. Еще сто лет назад такое было невозможным: даже голод, дефицит, войны, эпидемии не казались обоснованными причинам для ликвидации государства, не говоря уже о временном спаде достатка.

Благополучие - это вовсе не «плохо», все дело в пресыщении. Словно наследственная аристократия, со временем забывающая своих великих предков, что обеспечили им привилегированное положение в своей тени о наследуемыми им предназначением, так и общество забывает, причем куда быстрее, ввиду более скудной мотивации и возможностей, как и зачем им было дано это благополучие. Оно для них существует по умолчанию, как нечто приданное от рождения, неотчуждаемое право.

Даже само понятие неотчуждаемости в столь динамично меняющемся мире напоминает формально-декоративную функцию, что работает лишь на праве утверждений сильных индивидуумов из прошлого, что закрепили свои «завоевания» в законе, но обязанности по поддержанию оных они передали отнюдь не бумаге, а своим потомкам, которые со временем настолько с этим свыклись, что перестали придавать своей роли в сохранении этих неотчуждаемых прав достаточное значение, что неминуемо привело к вырождению и иссушению этих достижений прошлого.

Точно такой же процесс с невероятно похожей мотивацией дефицита благополучия (кроме отсутствия «легких решений» вроде присоединения к более успешному оппоненту ввиду отсутствия ярко выраженных альтернатив), а также сохранения его любой ценой (вплоть до отказа от негодных слоев населения, классов, народностей, людей политических, конфессиональных предпочтений), мы сейчас наблюдаем в Европе и США. Такой же процесс потери легитимности и авторитета в глазах общества. Такие же внутренние проектные решения. Им только предстоит увидеть то, что мы пережили в прошлом, и осознать, что не существует выхода в рамках уже выработанных моделей.

Но говорить об этом «там» все еще нельзя и станет можно лишь тогда, когда все пойдет прахом уже окончательно, да и то, неизвестно, в чьи руки попадет поле дискуссий о развитии. Однако, на данный момент по Европе все еще бродит миф, что можно, принципиально ничего не меняя, сохранить свое положение. Все еще бродит, потому что альтернатива выглядит слишком уж страшно для всех участников этого процесса.

Помимо всего прочего, это также значит, что у нас есть фора, которую просто необходимо использовать в своих целях, потому что еще одного аврально-лагерного скачка государство и общество просто не выдержат. Да и не будет у этого скачка такого же эффективного результата, как 70-80 лет назад, ввиду принципиально иного требуемого качественно уровня развития.