Начало здесь

От философии к «конкретике» и «разделению» по решаемым задачам

Порассуждав на философские темы, академик Алексей Арбатов переходит к постановке вопросов вполне конкретных и на этом пути, снова «идёт по кругу»:

«Пока нет никакой ясности относительно конкретных задач ВКО. Во всяком случае, в официальных источниках и большей части экспертных работ. В частности: должна ли ВКО отразить удары баллистических или аэродинамических средств нападения и в каком оснащении (ядерном или обычном); нацелена ли она на перехват межконтинентальных ракет (МБР и БРПЛ) или ракет средней дальности (БРСД), авиации и крылатых ракет; призвана ли она парировать массированные или одиночные и групповые удары; должна ли защитить объекты военно-политического управления, стратегических ядерных сил (СЯС) или административно-промышленных центров и экономической инфраструктуры?»

Совершенно понятно, что при чёткой доктринальной направленности нашей ВКО упоминание в качестве ОСНОВНОЙ её задачи - «обороны важнейших объектов», - является исчерпывающим. Необходимая Арбатову-младшему «ясность» по конкретным задачам предполагает уже, собственно говоря, раскрытие характера защищаемых объектов, состава сил и средств, охраняющих и обороняющих защищаемые объекты и районов их дислокации. Кому это надо? Академик мотивирует свой профессиональный и гражданский интерес заботой о рациональном расходовании средств ГПВ 2020. Как представляется автору, при такой конкретизации по решаемым нашей ВКО задачам, куда как больше бюджетных средств сэкономит потенциальный противник. В частности, за счёт сокращения расходов на добывание соответствующей информации такими структурами, как АНБ, ЦРУ и РУМО.

Впрочем, автор тоже выступает за максимальную открытость, но исключительно на паритетных условиях. Пусть сначала США и НАТО «конкретизируют» и раскроют свои национальные и коллективные планы применения своих стратегических наступательных сил (СНС) на ближайшие 10-15 лет. Включая и ядерное, и высокоточное оружие. А уж затем мы «конкретизируем» и раскроем задачи нашей ВКО по отражению их ударов по России. Логика паритетного подхода должна действовать и здесь.

Далее отметим, что в рассуждениях на тему ВКО под прикрытием такой совершенно пустопорожней схоластики, как выяснение вопроса, что является средством воздушно-космического нападения (СВКН), а что нет, Арбатов-младший и прочие «авторитеты», упорно акцентируют внимание на ближайшей перспективе и продвигают тезис о неизбежной «отчётливой раздельности» по решаемым задачам. Вот что говорит академик, ссылаясь на отставного генерала Дворкина, ныне сотрудника Центра международной безопасности РАН и подчинённого Арбатова-младшего:

«Впрочем, самые авторитетные российские специалисты ставят под сомнение обоснованность отнесения ракетно-планирующих систем к разряду средств воздушно-космического нападения. Например, генерал Владимир Дворкин (бывший начальник 4-го ЦНИИ МО) пишет: "Ни одно государство не имеет и в ближайшем будущем не будет иметь на вооружении так называемые воздушно-космические средства, способные решать боевые задачи одновременно и в атмосфере, и в космосе". Что касается экспериментальных систем "Быстрого глобального удара", то основная часть траектории полета таких аппаратов (более 70%) будет проходить в атмосфере, поэтому защита от них должна осуществляться средствами ПВО.

Конечно, гиперзвуковая скорость наступательных средств предъявит к обороне повышенные требования. "По крайней мере, в ближайшие 10-15 лет, - подчеркивает генерал Дворкин, - средствами «воздушно-космического нападения» останутся средства воздушного нападения (авиация и крылатые ракеты различных типов базирования) и баллистические ракеты". Соответственно, указывает он, задачи воздушно-космической обороны «отчетливо распадаются на самостоятельные задачи противовоздушной и противоракетной обороны и практически не пересекаются ни по боевым, ни по информационным средствам».

О философской путанице, царящей в головах Арбатова-младшего и генерала Дворкина в контексте средств воздушно-космического нападения и «воздушно - космических средств» автор уже писал в первой части и повторяться не будет.

Теперь напомним отставному генералу и новоявленному академику о другом.

Современная мировая тенденция в развитии вооружённой организации государства в целом и вооруженных сил страны в частности, современная мировая тенденция в развитии и использовании средств вооружённой борьбы, совершенно чётко проявляется во всё большей интеграции потенциалов всех видов сил, родов войск и систем управления. И, соответственно, в заблаговременном создании условий для максимально быстрой и эффективной интеграции, в любой «неожиданной» сфере, если внезапно появится такая необходимость. Как минимум, на протяжении последних полутора десятилетий, повсюду - в официальных доктринах, в аналитических работах, в практической политике, только мелькают - «объединённые» командования, «объединённые» штабы, «объединённые» силы… Причём, всё это дополняется выдвижением требований по обеспечению максимальной совместимости потенциалов и способности любой системы, с равной эффективностью функционировать, как в централизованном, так и в децентрализованном режиме.

Целью такой интеграции является максимально полное и синхронное (согласованное по времени и РЕШАЕМЫМ ЗАДАЧАМ) использование всех составляющих военной организации страны, при решении любой задачи, связанной и предотвращением или нейтрализацией угрозы национальной безопасности. Данный подход позволяет максимально эффективно решать любую «частную» задачу, поскольку при этом усилия и потенциалы вовлечённых в решение задач структур не просто «суммируются», но умножаются. Кстати, то же касается и коалиций государств, в частности, такого реликта Холодной войны, как военного альянса НАТО. Упомянутая тенденция в контексте НАТО сегодня проявляется и дополняется реализацией атлантистами-политики т. н. «умной обороны». Эта политика предполагает максимальную интеграцию национальных потенциалов натовцев при решении задач коллективной обороны, причём не только военных потенциалов, но и научных, экономических, внешнеполитических, информационно-пропагандистских и т. д. Эта политика направлена как на обеспечение максимальной совместимости потенциалов, так и на уже упомянутое обеспечение возможности их использования в централизованном и децентрализованном режиме.

Отсюда у автора возникает вполне логичный и совсем не философский вопрос к академику Алексею Арбатову и его нынешнему подчинённому генералу Дворкину: отчего вы, господа, столь упорно навязываете России, её политикам, экспертам и вооружённым силам подходы, явно противоречащие текущим и перспективным тенденциям развития? Отчего в контексте создающейся в России системы ВКО вы пытаетесь «обосновать» и навязываете концептуальные подходы, связанные с демонстративным разделением задач решаемых компонентами системы ВКО? В частности, задач, решаемых противоракетной и противовоздушной обороной, которые вы «разводите» даже по информационно-управляющим системам? Почему вы навязываете нам дезинтеграцию по решаемым задачам силам и средствам, вместо максимально возможной интеграции? Почему вооружённые силы России должны в данном вопросе развиваться в направлении обратном тому, которым следует потенциальный противник?

Отметим - именно нацеленность на интеграцию потенциалов позволяет добиться максимального экономического эффекта при решении конкретной задачи, а, значит, и при расходовании средств, выделенных на ГПВ 2020. Об этом вроде как сильно печётся академик Арбатов-младший. Да и Военная доктрина России, характеризуя современные военные конфликты, отмечает «КОМПЛЕКСНОЕ применение в них военных и невоенных сил и средств». Так что, применительно к системе ВКО России, было бы логичным уже сегодня предположить, что при отражении и предупреждении удара СВКН противника будет задействован не только потенциал противовоздушной и противоракетной обороны, но даже и потенциал системы контроля воздушной обстановки и управления воздушным движением гражданской авиации страны.

ВКО и стратегическая стабильность

Стратегическая стабильность обеспечивается реализацией политики стратегического сдерживания. Академик Арбатов-младший утверждает:

«Диалектика систем ПРО и стратегической стабильности в настоящее время стала гораздо более сложной и противоречивой, чем во времена Макнамары. В принципе, любая система ПРО для защиты территории от одиночных или групповых ударов БР третьих стран может ослаблять потенциал ядерного сдерживания двух ядерных сверхдержав. Весь вопрос в том, насколько существенно».

Здесь откровенная демагогия - буквально в каждом слове. Во-первых, то, что Алексей Арбатов красиво называет «усложнением диалектики» во взаимоотношениях ПРО и стратегической стабильности, на самом деле является не чем иным, как появлением новых рисков военной безопасности России. Появление этих рисков связано с односторонним развитием и развёртыванием Соединёнными Штатами глобальной НПРО в условиях отсутствия реальных ракетно-ядерных военных угроз Вашингтону со стороны т. н. «третьих стран». Во-вторых, ослаблять потенциал сил ядерного сдерживания России может не «любая система ПРО», а именно система глобальной НПРО США, к практическому одностороннему развёртыванию и техническому совершенствованию которой американцы приступили более десяти лет назад.

Для защиты национальной территории Соединённых Штатов от гипотетических ракетно-ядерных ударов «третьих стран» никакая глобальная противоракетная оборона не нужна. Мало того, как полагает автор, американцам в данном случае не нужны и мобильные системы перехвата, размещаемые на морских, воздушных или, в перспективе, на космических платформах. Вполне достаточно ограниченного количества стационарных перехватчиков, размещаемых на американской территории. Причём в заранее известных районах, не прикрываемых средствами ПВО и доступных для наблюдения средств видовой и радиоэлектронной разведки. Ни Иран, ни КНДР не способны нанести удар по районам дислокации противоракетных средств США на их собственной территории, и, вообще, как-то препятствовать их функционированию. А значит, нет необходимости и в обеспечении их военного прикрытия. Последняя появляется лишь при направленности американской НПРО против России или КНР.

Отметим, что даже в случае гипотетических ограниченных ракетных ударов со стороны Ирана или КНДР по территории США точки старта ракет и, более того, возможные направления подхода боевых блоков моноблочных баллистических ракет к обороняемой территории будут известны американцам практически уже заранее. И времени на выдачу целеуказания огневым средствам ПРО от систем обнаружения, захвата и сопровождения будет от 40 до 60 минут. Что вполне достаточно для гарантированного уничтожения боеголовок при обстреле каждой из них двумя противоракетами-перехватчиками наземного базирования.

Что же касается стратегического сдерживания, то Стратегия национальной безопасности России до 2020 года в контексте диалектики уже давно выросла из «пелёнок» логики мистера Макнамары. Вот что говорит Стратегия:

1. Национальная оборона

26. «Стратегическое сдерживание предполагает разработку и системную реализацию комплекса взаимосвязанных политических, дипломатических, военных, экономических, информационных и иных мер, направленных на упреждение или снижение угрозы деструктивных действий со стороны государства - агрессора (коалиции государств)».

В политике стратегического сдерживания, которое со времени самороспуска Варшавского Договора и развала СССР, Россия вынуждена реализовывать уже не только в отношении США, но и альянса НАТО в целом, она опирается, в первую очередь, на политические и дипломатические, а не военные меры. Именно в контексте этого положения, пытаясь корректно развязать (а не разрубить) узел противоречий и рисков, связанных с односторонним развёртыванием американцами глобальной системы НПРО, Россия давно предложила атлантистам и Вашингтону, в частности:

- построение открытой системы равной и неделимой безопасности в Евроатлантике;

- построение общей системы противоракетной обороны на основе «секторального подхода».

США и НАТО отвергли эти предложения о сотрудничестве в области ПРО без какого-либо серьёзного обсуждения. И странно, что Арбатов-младший, призывая Россию к взаимодействию с атлантистами в сфере разграничения т. н. «стабилизирующих» и «дестабилизирующих» характеристик противоракетной обороны, ни словом не обмолвился об этих российских инициативах. Кстати, решения Лиссабонского саммита НАТО, в которых альянс обозначил готовность к взаимодействию с Россией в области ПРО тоже забыты. Аргументы атлантистов смехотворны: Россия, мол, не является членом НАТО, поэтому этот последний реликт Холодной войны не может положиться на её защиту от ракетно-ядерных ударов «третьих стран» по Европе с восточного направления. Так на какой же платформе будем договариваться с атлантистами? На платформе американского «видения» угроз, или на базе доктринальных установок нашей Стратегии национальной безопасности?

В контексте обеспечения глобальной безопасности и стратегической стабильности любым экспертным дискуссиям о т. н. «стабилизирующих» и «дестабилизирующих» характеристиках любой ПРО должна предшествовать полная ясность в направленности создаваемых систем. Кстати, возможно и не заметив того, этот подход практикует и сам Арбатов-младший, рассуждая о «философии» ВКО российской. Сначала он безуспешно пытался выяснить её доктринальную направленность, а затем, «пришёл к выводу» о невозможности дать объективное заключение об оптимальности потенциала создаваемой системы.

Открыто скажем натовцам и американцам: не хотите полагаться на гарантии России по «секторальному подходу» в ЕвроПРО, значит, давайте России юридические и проверяемые гарантии ненаправленности американской глобальной НПРО против российских СЯС. Именно в этих проверяемых гарантиях и будет заключаться для России то самое разграничение на стабилизирующие и дестабилизирующие факторы. И любое несоблюдение данных гарантий будет рассматриваться нами как дестабилизирующий фактор. Это совершенно правомерный и логичный подход. Ибо на уровне практической политики нет никаких абстрактных «ядерных сил» и абстрактных «систем ПРО». А есть конкретный и развивающийся потенциал стратегических наступательных сил США, есть создающаяся глобальная НПРО США, есть коллективное ядерное планирование в рамках НАТО и есть силы ядерного сдерживания (СЯС) России. Поэтому, определять, что и почему представляет угрозу нашим СЯС, а что нет, т. е. вырабатывать соответствующие критерии для характеристики противостоящей нашим СЯС противоракетной обороны атлантистов, Россия будет исключительно сама. И здесь ей договариваться не с кем и не о чем.

Не стоит забывать о том, что действия России по созданию своей системы ВКО являются закономерным ответом на стремление США к военному превосходству, в том числе через одностороннее развитие глобальной НПРО США. Это значит, что обязанность внятно мотивировать свою «противоракетную активность» лежит на Вашингтоне и НАТО.

В заключение отметим, что появление статьи Арбатова-младшего - хороший признак. Появление таких статей является свидетельством того, что Россия в военно-политическом и военно-стратегическом диалоге с атлантистами более не играет роли ведомого партнёра. Роли, которая со времён Горбачева навязывалась СССР а потом «по наследству» перешла к России. «Озабоченность» академика состоянием дел в создании и развитии системы ВКО России - это, фактически, озабоченность Запада практической готовностью России к реализации самостоятельной и долгосрочной политики в обеспечении глобальной безопасности и стратегического сдерживания. Эта готовность проявляется в проведении в жизнь ясных доктринальных установок «Стратегии национальной безопасности России до 2020 года» и «Военной доктрины России». Эти установки не устраивают атлантистов, и поэтому арбатовы, дворкины»и прочие в рассуждениях о путях развития вооружённых сил России либо демонстративно их игнорируют, либо пытаются пенять им концептуальную ущербность.

Не для Алексея Арбатова и ему подобных, а для себя самих мы должны признать, что реализация концептуально верных решений у нас на практике часто идёт «через пень-колоду». С потерей времени и неоптимальным расходованием государственных финансов и ресурсов. И система ВКО в этом плане вряд ли станет исключением. Но это чисто наши проблемы, корни которых лежат в нашем отношении к делу и решение которых никак не связано с поисками какой-то особой философии. Мы - народ страны, слишком непоследовательны в неуклонной реализации верных положений долгосрочных доктринальных документов. Мы - народ страны, слишком легко идём на поводу у политического болтуна-обывателя. Мы легко допускаем на вершины власти горбачевых и медведевых, сбивающих Россию с её уникальной цивилизационной, державной колеи в ухабы либерального хаоса и превращающих нашу страну - дом оставленный нам предками, в проходной двор и свалку для т. н. «общечеловеческих ценностей».

Тем же, кто по прочтении этой статьи всё-таки заинтересуется философскими истоками строительства нашей ВКО, автор порекомендовал бы для начала освежить в памяти знаменитую «Мюнхенскую речь».