Этноэтатизм - идеология конструирования этнических государств, этнизации властных структур - стал актуально формироваться в условиях кризиса Советского Союза в конце 80-х годов ХХ века и фактически утвердился на всем постсоветском пространстве. Постсоветский этноэтатизм имеет сложную природу. Корнями он уходит в исторические формы российской государственной интеграции евразийского пространства, которые не предполагали насильственную русификацию народов и полную универсализацию государственного управления и местного самоуправления.

Российская империя, будучи унитарным государством, представляет собой широкий и многообразный опыт моделей регионального управления и государственного единства от фактически ассоциированного Великого княжества Финляндского до территориально-административных единиц (внутренних русских губерний). Такая практика государственного строительства продолжала в модернизированном виде традиции Московского царства, выросшие из православного идеала «принять мир как его сотворил Бог и распознать в иноплеменном человеке образ Божий» (что, естественно, не исключало из реальной практики межэтнических конфликтов, насилия и фактического неравноправия и т. д.). Как известно, автохтонные и коренные народы, вошедшие в состав Российской империи, почти все сохранились, не были ассимилированы и воспроизводили свои основные социокультурные традиции.

В советский период континентальные имперские формы были существенно трансформированы. В то же время, национально-территориальное устройство Советского Союза, из которого обычно выводят постсоветский этноэтатизм, в превращенных формах, соответствующих изменившемуся вектору развития, диалектически опиралось на предшествующий опыт. Этнонации - не искусственный конструкт Сталина или других российских марксистов, а естественное этническое развитие в Евразии (включая Восточную и Центральную Европу), в отличие от столь же естественного, но насильственного образования наций-государств, уничтоживших или ассимилировавших иные этнорелигиозные группы на Западе Европы.

Обе теории - этнонаций и наций-государств, как и обе модели реальных этнополитических процессов - оказались неспособными преодолеть межэтнические и межнациональные противоречия в ХХ веке. На Западе и на Востоке периодически актуализируется этничность и этническая идентичность, обостряется сепаратизм, основанный на этноэтатизме (французский в Канаде, баскский в Испании, ирландский и шотландский в Великобритании и т. д.).

На постсоветском пространстве аналогичные процессы приобрели свою специфику. Обвальная смена марксистского категориального аппарата на западный в социально-гуманитарных науках имела парадоксальные последствия. Не соответствующее российским (и советским) реалиям понятие «нация-государство», усиленно пропагандировавшееся на рубеже 80-90-х годов ХХ века Галиной Старовойтовой, Валерием Тишковым и др., при реконцептуализации этнографического материала в рамках этнологии и этнополитологии стало научной легитимацией этноэтатизма, обоснований неизбежности распада советской, а затем и постсоветской российской империй, представлений о том, что якобы нации (=этносы) могут эффективно развиваться только в собственном национальном (т. е. этнонациональном) государстве.

Многие авторы справедливо заговорили о становлении политической субъектности этносов, институлизации их в различного типа этнические движения в конце 80-х - начале 90-х годов ХХ века. Отдельные же авторы усмотрели даже тенденцию формирования правосубъектности этносов, удивительным образом полагая это проявлением гражданского общества.

В условиях тотального и системного кризиса советской политической, экономической и социокультурной систем идеология этноэтатизма получила социальную базу на основе развернувшейся этнической мобилизации. После выжидательной паузы этноэтатизм был взят на вооружение не только оппозиционными этнонациональными движениями, но и прежней партийно-номенклатурной элитой бывших автохтонных, а теперь суверенных республик в составе Российской Федерации. Региональные партийно-номенклатурные элиты, получив поддержку федерального центра, в ответ на внешнюю лояльность трансформировались в этнократии, точнее этноклановые клики.

К середине 90-х годов ХХ века они взяли под контроль ситуацию в республиках, маргинализировав радикальные формы этноэтатизма и сепаратизма, остановили этническую мобилизацию. К заслугам этнократий можно отнести установление функциональной стабильности. Для федерального центра платой за это стала далеко зашедшая суверенизация субъектов Российской Федерации, которая дрейфовала в 90-е годы ХХ века в сторону конфедерации. В то же время этнократии в дотационных республиках на Северном Кавказе всегда были лояльны к федеральному центру и без особого сопротивления приняли деятельность Южного федерального округа по восстановлению единого правового пространства России, ограничению атрибутики суверенности, если это не затрагивало их статусные позиции и экономические частные интересы. При этом этнократии оказались экономически неэффективными, созданные ими политические системы коррумпированными и демократическими лишь процедурно (впрочем, этим они мало отличаются от большинства других региональных режимов в субъектах РФ).

Этнократии являются традиционными институтами для республик на Северном Кавказе. Они обладают очень гибкими адаптационными возможностями: успешно адаптировались после Кавказской войны к социально-политической системе Российской империи, а затем к советской. При этом нельзя забывать, что за последние два века социальная структура народов Северного Кавказа качественно изменилась, а этноэлиты постоянно трансформировались и не столько стихийно, сколько при регулировании и контроле со стороны центральных и региональных властей, как имперских, так и советских. Поэтому принципиально ошибочно упрощать проблему и представлять себе, что этноклановые структуры на Северном Кавказе являются едва ли не реликтами XVIII - XIX века (довольно распространенный миф среди «новых» кавказоведов и экспертов, а также части федеральных чиновников).

В широком смысле кланы (земляческие, однокурсников, сослуживцев и т. д.) существуют во всех политических системах (клан Бушей, клан Кеннеди, днепропетровские, свердловские, питерские кланы, кланы в Израиле и т. д.). На наш взгляд, этнокланы в республиках Северного Кавказа не являются чем-то абсолютно архаичным или уникальным, хотя и несомненно имеют свои особенности. Это прежде всего включенность этничности в этноэтатистские институты, что неизбежно в условиях относительно небольших по численности населения республик на Северном Кавказе и специфике этнодемографических структур в каждой из них. Этнокланов (тейпов, тухумов и т .д.) как общинных собственников, с жесткой системой управления, корпоративными интересами и т.д. давно нет. Социальная структура народов в достаточной степени модернизирована, авторитет старейшин и других традиционных институтов более чем ограничен и не одинаков в различных сферах общественной жизни. Кланы (родственники, земляки и т. д.) выступают группой поддержки и ресурсом рекрутинга «надежных» членов команды управленцев.

Эту систему нельзя одномоментно сломать, к чему, судя по всему, склоняется часть федеральной администрации под влиянием своих экспертов. Бюрократические методы здесь не только не эффективны, но, как показывает исторический опыт, только активируют адаптационный потенциал этнократий или провоцируют обострение этнополитической обстановки.

Этнократии и этнокланы можно трансформировать постепенно, регулируя процесс как тактически, так и стратегически. Необходимо создание условий, когда традиционалистские механизмы воспроизводства этноэлит будут наполнены модернизационным содержанием - необходимое образование, способность эффективно и профессионально управлять, некоррумпированность и т. д. Речь идет не о формальных критериях (у этнократий подчас впечатляющие анкетные данные: два-три высших образования, включая профильное, ученые степени и т. д.), а о реальных качествах. Под любой бюрократический, сугубо административный проект будет воспроизведена необходимая этнократическая, этноклановая декорация - имитация требуемых критериев, индикаторов и т. д.

Решить проблему невозможно без изменений социально-экономической реальности, выработки идеологической определенности и формирования новой политической культуры. Просто, но бесполезно запугивать неэффективные этноэлиты внешним управлением или пытаться растворить их в чехарде административно-территориальных реформ. Имперский и советский опыт даже в своих зрелых формах оказался в этом смысле малопродуктивным. К тому же современный федеральный центр сам испытывает дефицит в профессиональных и компетентных менеджерах, тем более не коррумпированных.

В свое время, с целью уточнения состояния изучения проблем этнократии и этноэтатизма на Юге России, Центр системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН, разрабатывающий эту тематику несколько лет, по гранту РГНФ провел интернет-дискуссию (в ней приняли участие 174 человека) и глубинные интервью с 26 ведущими экспертами и этнополитологами. В итоге было установлено, что, в частности:

1. Проблема этнократий и этнократизма на Юге России - одна из приоритетных в теоретическом и практико-управленческом отношении.

2. Научное исследование данных проблем, несмотря на очевидную актуальность, запаздывает. Проблема не только системно не исследована, но и не отрефлексирована научным и экспертным сообществом.

3. В большинстве случаев оценки экспертов различных аспектов проблемы носят гипотетический характер и не опираются на эмпирический материал, исследованный количественными и качественными методами.

Следует отметить, что все опрошенные эксперты указали на амбивалентный характер проявления этнократий и этнократизма на Юге России как стабилизирующий в 90-е годы фактор и как тормозящий развитие в современных условиях. При этом применительно к Северному Кавказу было признано доминирование этнической идентичности над российской.

Происхождение современных этнократий (этнокланократий) на Юге России все эксперты лишь частично увязывают с исторически существующей клановостью северокавказских обществ и указывают на непосредственные корни в специфике этнотерриториального административного устройства региона и особенностях советского нациестроительства. Устойчивость этнократий эксперты связывают с «социальным контрактом», «сговором» федеральной, региональной и местной власти.

По степени выраженности этнократий (по убывающей) большинство экспертов поставили на 1 место Чеченскую Республику (1-3 места), затем Дагестан и Ингушетию. Впрочем, в оценках части экспертов прослеживалась определенная тенденциозность, связанная с их политическими позициями и включенностью в этнополитические информационные конфликты на стороне одной из этнических групп.

Перед экспертами были поставлены также вопросы о взаимоотношениях этнократий с религиозными организациями, внутрироссийскими и зарубежными диаспорами. Все эксперты отрицают сколько-нибудь серьезную материальную поддержку со стороны зарубежных диаспор, но признают тесные взаимосвязи с внутрироссийскими диаспорами, исключая периоды политической конфронтации республиканских властей и лидеров соответствующих этнических общин в России. Духовные управления мусульман на Северном Кавказе находятся в тесном взаимодействии с региональной властью. Это одно из условий легитимации этнократий. К тому же духовенство является частью этнической элиты и соответственно частью этнократического режима. Официальные ДУМ и этнократии совместно противостоят оппозиционным исламским течениям, неофициальным духовным структурам как своим конкурентам и позиционируют их перед федеральными властями как экстремистские. Тем не менее, по мнению экспертов, отношения ДУМ и этнократий внутренне противоречивы: у этнократии нет принципов, есть только интересы, она поддерживает все, что укрепляет ее положение. Если религиозные радикалы будут восхвалять этнократический режим, они получат поддержку. И еще, этнократы прямо и косвенно используют религиозных экстремистов для шантажа федеральной власти, повышения своих акций в ее восприятии.

Большинство экспертов пришли к выводу, что преодоление этнократий в ближайшей перспективе невозможно, для этого необходима трансформация всей социально-экономической, политической и культурной системы. Практически все эксперты полагают, что этнократии в перспективе могут трансформироваться в достигательные этноэлиты.

Необходимыми условиями преодоления этноэтатизма и трансформации этнократий в современные региональные элиты являются:

- артикуляция центральной властью интегрирующей национальной идеологии и национальной стратегии на основе общенациональной дискуссии;

- выработка их региональных инвариантов;

- стимулирование внутрироссийской социальной мобильности в интересах развития регионов;

- реализация крупных инвестиционных проектов на Юге России, модернизирующих социальный процесс, по инициативе и при гарантиях федерального центра;

- стимулирование (а не обычная бюрократическая боязнь) территориальной самоорганизации граждан на решение местных проблем в контексте общенациональных (общероссийских) интересов.