ЕВРАЗИЯ :: Ядро православной культуры на Северном Кавказе

Русскую культуру невозможно себе представить без религии. Без религии она мертва. Павел Флоренский был решительно против того, чтобы представлять культуру как первичный и самодовлеющий мир ценностей. Для определения ценностей нужно выйти за пределы культуры и найти критерий, высший по отношению к ней. Таким критерием является религия как единство небесного и земного, духовного и телесного. Если оставаться замкнутыми в культуре, то приходится принимать ее целиком. Таким образом, культура обожествляется и становится критерием всех ценностей, кроме того, в ней самой обожествляется и человек как деятель и носитель культуры. Ядром своим культура должна иметь религиозный культ. Роль монашества в истории России огромна. Можно с уверенностью сказать, что монашество не просто влияло на культуру России, оно одухотворяло ее, значит было ее центром.

Традиция познания и осмысления роли православия в культуре восходит к первым церковным книгам и летописным сводам, писавшимся начиная с XI века, к «Русской правде», церковному уставу крестителя Руси князя Владимира. Этапами развития этой традиции стали отражение борьбы народа против татаро-монгольского ига, складывания централизованного Московского государства, идея о руководстве им политических и церковных преемников Византийских императоров (Филофей), учреждение в Москве патриаршества, Соборное уложение царя Михаила Алексеевича, сочинения Юрия Крижанича, Феофана Прокоповича.

Родоначальник славянофильства Алексей Хомяков видел в православной церкви идеал общества, где господствует «согласие всех в любви». Основным началом, на котором, по мнению славянофилов, должна строиться жизнь государства и общества в России, является церковное начало соборности.

С самого своего зарождения русская философия включалась в работу, связанную с национальным самосознанием, философским выражением духовного опыта, заключенного в истории, религии, культуре России. Основою и ядром этого духовного опыта было, как отмечал еще Пушкин, «греческое вероисповедание», православие; а ядром православия, каким оно воспринималось в России, была, бесспорно, сфера монашества и аскезы - иначе говоря, исихазм.

Слово «исихазм» (от греч. «исихия» - «покой», «безмолвие») имеет много значений. В широком смысле оно подразумевает особые стороны православного мировоззрения и вероучения - те, что связаны с представлением об «обожении» подвижника-христианина уже в земной жизни, с идеей видения божественного света в глубине собственного сердца. «Обожение» достигается не просто личными усилиями человека или божественным даром, но согласным движением человеческой воли и воли Бога.

Исихастами обычно называют монахов-подвижников, которые применяют особые приемы «умного делания» - молитвы как внутренней духовной работы. Она совершается безмолвно и бессловесно, «умом» - в глубинах человеческой души. Такая молитвенная практика, очень древняя, получила особую известность в III-XIV веках благодаря инокам Святой горы Афон. Наиболее полное богословское обоснование исихазму дал святитель Григорий Палама (1296-1359), митрополит Фессалоникийский. Он учил, что, хотя сущность Бога непознаваема, Божество можно непосредственно созерцать и познавать благодаря присутствию в мире нетварных (т. е. несотворенных, существующих вечно) божественных энергий.

Существует множество видов этих энергий, но в любой из них таинственным образом полностью присутствует Бог Живой: человеческие понятия «целое» и «часть» к Нему неприменимы. В церковных таинствах христианин в той или иной мере усваивает эти энергии. Их и видит «внутренними очами» подвижник как Фаворский свет - тот самый, который видели ученики Иисуса Христа при Его преображении на горе Фавор.

Исихазм пронизывает всю историю православия. Присущие ему идеи и устремления прослеживаются уже в творениях отцов церкви первого тысячелетия. Они оказали огромное влияние и на духовную жизнь Русской православной церкви: видением Фаворского света, верой в реальность богообщения и обожения человека проникнуты иконопись преподобного Андрея Рублева, деяния преподобного Сергия Радонежского, поучения преподобных Нила Сорского, Паисия Величковского, Серафима Саровского, старцев Оптиной Пустыни.

Заметный вклад в религиозную философию монашеского делания внес Игнатий Брянчанинов, управлявший Кавказской епархией с 1857 по 1861 год. За время служения он посетил многие приходы своей обширной епархии, привел в порядок епархиальное управление, добился повышения окладов духовенству епархии, ввел торжественное богослужение, устроил прекрасный архиерейский хор, построил архиерейский дом, перевел семинарию в новые, лучшие здания и внимательно следил за ее внутренней жизнью, принимал активное участие в строительстве и жизни Северо-Кавказских монастырей.

Имя архимандрита Игнатия знали во всех слоях общества. Брянчанинов переписывался со многими духовными и светскими лицами. Так, Николай Гоголь в одном из своих писем с большим уважением отзывается об отце Игнатии. Известный адмирал Нахимов - герой Крымской войны - с благоговением принял икону святителя Митрофана Воронежского, присланную ему в Севастополь архимандритом Игнатием. Замечательно также письмо Игнатия Брянчанинова к великому русскому художнику Карлу Брюллову.

В настоящее время известно более 800 писем епископа Игнатия. Сам автор свои сочинения разделил на три группы: первые три тома - «Аскетические опыты», включающие статьи, написанные, в основном, в Сергиевой пустыни; четвертый том - «Аскетическая проповедь», куда вошли проповеди, произнесенные на Кавказе; пятый том - «Приношение современному монашеству», т. е. советы и наставления монашествующим о внешнем поведении и внутреннем делании; шестой том, изданный уже после смерти епископа Игнатия, содержит высказывания более 80 подвижников по вопросам христианской аскетики и примеры из их жизни.

Поместный Собор русской православной церкви 1988 года канонизировал епископа Игнатия (Брянчанинова) «за святость жизни, которая раскрывается в его творениях, написанных в духе подлинного Православного Святоотеческого Предания». 30 апреля Русская православная церковь отмечает день памяти Святителя Игнатия, епископа Кавказского и Черноморского.

Духовная жизнь святителя Игнатия, а также его письменные труды, как отражение этой жизни, были основаны на подробнейшем изучении им творений святых отцов восточной православной церкви. Его собственные творения представляют собой, по существу, непрерывное цитирование Священного Писания по самым важным вопросам христианской аскетики и нравоучения. В трудах святитель Игнатий уделял большое внимание вопросам имяславия.

В религиозной философии имяславие на Северном Кавказе оставило заметный след. В 1907 году появилась книга анонимного автора (как впоследствии выяснилось - монаха Илариона) под названием «На горах Кавказа». В этой книге, кроме описания жизни отшельников и ревнителей на кавказских горах, было изложено традиционное православное учение об Иисусовой молитве и умном восхождении, причем особенно подчеркивалось, что вне имени Иисуса никакое спасение ни для монаха, ни для мирянина невозможно. Имя Божие уже по своей сущности свято и есть сам Бог, ибо неотделимо от Его сущности. В книге имелось множество чудесных мистических описаний природы Кавказа и образа жизни отшельников, покинувших монастыри, уединившихся в скитах и через Иисусову молитву стяжавших мистического единения с Богом. Одни, а это в основном были представители администрации, учили, что имя Божие - лишь звук пустой, и не стоит ни в каком отношении к самому Богу, что у него то же начало, что и у всего тварного, а потому обожествление его, говорили они, есть языческий пантеизм и магия. Другие, напротив, отстаивали божественное начало имени Иисуса и утверждали, что в имени Божьем пребывает энергия Бога, неотделимая от Его сущности, и потому оно не может быть тварным. Имя Божие - это сам Бог. Представителями последней точки зрения были в основном монахи, ревнители и отшельники, имевшие обыкновение исполнять Иисусову молитву и давшие обет молчания.

Вопрос имяславия в религиозной философии стоял довольно остро. В православной традиции имяславие выступает в форме мистики и рассматривается монашествующим как главное делание. Книга Илариона была лишь прелюдией к серьезному богословско-философскому обсуждению учения об имени Божием. Помимо священника Павла Флоренского, Алексея Лосева и митрополита Вениамина (Федченкова), еще несколько крупных философов, богословов и священнослужителей XX века обращались к вопросу о почитании имени Божия; в их числе - архиепископ Феофан (Быстров), архиепископ Серафим (Соболев), Владимир Лосский, протоиерей Сергий Булгаков и архимандрит Софроний (Сахаров).

В ходе споров выявились два принципиально разных подхода к природе имени вообще. Один рассматривает имя как нечто, неразрывно связанное с предметом, неотделимое от предмета, выражающее сущность предмета. Другой видит в имени лишь добавленный к предмету опознавательный знак, перемена которого никак не влияет на сущность предмета. Первое представление характерно для Библии, для античной философии (оно встречается, в частности, в платоновском «Кратиле»), для православного богослужения, для восточно-христианской аскетической традиции (в особенности, для практики Иисусовой молитвы), для некоторых учителей церкви (например, Оригена) и для некоторых русских богословов (в особенности, Филарета Московского и Иоанна Кронштадтского). Второй подход также отражен в античной философии (в частности, у Аристотеля) и у большинства восточных отцов церкви (в частности, у великих каппадокийцев).

По мнению Сергия Булгакова, молитва Иисусова имеет, согласно свидетельствам подвижников, три образа или ступени. Во-первых, устная или словесная молитва, когда подвижник совершает усилие иметь в устах и в уме непрерывно молитву Иисусову, разумеется, при условии соответственной душевной настроенности: в мире и любви со всеми, в хранении заповедей, в целомудрии и смирении. Продолжительная и, по возможности, непрерывная молитва Иисусова в этой стадии является тяжелым трудом и как бы невознаграждающимся усилием. На второй ступени Иисусова молитва является умственною или душевною. Она отличается от первой тем, что ум человека входит уже в непрестанно совершаемою молитву и сосредоточивается в имени Иисусовом, которое раскрывает уже таящуюся в нем силу Христову. Ум освобождается тогда от своего непрерывного блуждания и остается во «внутренней клети», в богомыслии. Здесь уже имеется предчувствие сладости имени Иисусова. Наконец, третья и высшая ступень «умного деланья» (как зовется Иисусова молитва) совершается в духе или в сердце. Молитва проникает внутреннее существо человека, который в изумлении видит себя в Божественном свете. Молитва Иисусова творится тогда сама собою в сердце непрерывно, без всякого усилия, и свет имени Иисусова, через сердце, озаряет и всю вселенную.

Книга схимонаха Илариона «На горах Кавказа», содержащая описание его бесед со старцем Дисидерием, впервые увидела свет в 1907 году; деньги на ее издание дала Великая княгиня Елизавета Федоровна по рекомендации оптинского старца Варсонофия. Книга сразу же обратила на себя внимание монашествующих как на Кавказе так и в России в целом, а так же и на Афоне; с одобрения духовно-цензурного комитета она была переиздана дважды - в 1910 и 1912 годах; в последний раз - десятитысячным тиражом. Книга вызвала многочисленные положительные и восторженные отклики как в монашеских кругах, так и в среде верующей интеллигенции.

О кавказском периоде жизни схимонаха Илариона известны следующие подробности. Схимонах Иларион, после 25-летнего пребывания на Афоне, пожелал глубокого уединения и ушел на Кавказ в непроходимые дебри и неприступные горы, имея при себе лишь небольшой мешок с сухарями, чайник да топорик для рубки дров. Здесь он провел еще четверть века, деля свое общество с такими же свободными тварями, как и он, - с птицами и дикими зверями. Он исходил Кавказ от Каспийского до Черного моря, преследуемый не столько дикими зверями, сколько людьми. Несколько раз старца Илариона, против его желания, поселяли в Ново-Афонском монастыре, к которому его приписали. Но желание быть одному и предаваться безмолвному созерцанию брало верх, и старец Иларион, пробыв некоторое время в этом монастыре, опять уходил в горы. Пример его увлекал других иноков и послушников.

За сто лет до схимонаха Илариона преподобный Серафим Саровский говорил о том, что ум христианина должен «плавать» в Евангелии. В монашеской традиции Евангелие всегда воспринималось не столько как книга для чтения или источник знаний в области догматического богословия, сколько как объект молитвенного размышления: в частности, в египетских монастырях IV века монахи были обязаны заучивать Евангелие наизусть и ежедневно размышлять на евангельские темы.

В течение всей первой половины 1913 года за событиями вокруг «ереси имябожников» внимательно наблюдали в российском Святейшем Синоде, членами которого являлись архиепископ Антоний (Храповицкий) и архиепископ Никон (Рождественский). Им, а также преподавателю Александро-Невского духовного училища Сергею Троицкому было поручено разобрать учение об имени Божием, содержащееся в книгах схимонаха Илариона «На горах Кавказа».

В начале XX века вопросам вероисповедания уделялось особое внимание. Священным Синодом перед епископом Ставропольским и Екатеринодарским Агафадором были поставлены задачи о недопущении распространения учения схимонаха Илариона на Северном Кавказе, особенно в среде монашествующих.

Иларион должен был предъявить вид на жительство, которого у него не было. Воспользовавшись этим, Духовная консистория просит «выдворить совершенно из пределов Кубанской области схимонаха Илариона и препроводить проживающих с ним мужчин и женщин к месту их приписки, как занимающихся недозволенным попрошайничеством, обманом и распространением неправильного учения об имени Божием».

Из переписки архиепископа Ставропольского и Екатеринодарского Агафодора со священником Михаилом Виноградовым следует, что полученные сведения о схимонахе Илларионе, который проживал в это время вблизи Сентинского женского монастыря Кубанской области, говорят о том, что влияние схимонаха на монашествующих встревожило архипастыря. Рядом с Иларионом жили его ученицы Нина и Анатолия, которые «держатся его ереси, и лица эти в названном выше монастыре причащаются святых тайн, с ведома о сем настоятельницы монастыря, игуменьи Раисы».

Агафодор приказал без замедления отправиться в Сентинский монастырь для «выяснения справедливости вышеизложенных сведений о схимонахе Иларионе и его последовательницах». Миссионеру было предложено провести собеседования с ними «в целях вразумления послушниц монастыря, для ограждения их от вреднаго влияния вышеназванных лжеучителей».

Частые посещения вынудили схимонаха Илариона вступить в переписку с Преосвященнейшим Агафодором и попытаться оправдать учение имяславцев. В переписке мы встречаем духовное вероисповедание схимонаха Илариона, где он излагает основные постулаты имяславия: «Мы называем имя Иисус Богом в том смысле, что оно неотделимо от существа Божия пребывает в Боге и Бог в Нем пребывает. Того ради веруем, все, что есть в Боге принадлежит и Его Пресвятому имени Иисус, а потому оно при нашей вере в Него как Бога обладает всемогущею силою, им творятся чудеса и знамения, совершаются церковные таинства, происходит освещение наших душ. Этим именем мы живем, блаженствуем, ощущаем в себе вечную жизнь. Оно раскрывает наши сердца к несомненной вере в истинного Бога. Оно есть путь к Богу и наше с Ним соединение; что в особенности бывает видно в опыте умно-сердечного молитвенного действа. Отсюда можно с уверенностью сказать, что все отвергающие Божество имени Иисусова совершенно чужды возвышенного занятия Иисусовою молитвою, которая просвещает благодатным светом прирожденную тьму наших душ и сердец. Имя Иисус лежит в основании всех молитв, возносимых от земли на небо, им переполнены все церковные Богослужения, за него страдали сонмы мучеников и исповедников, и оно, как солнце, озаряет благодатными лучами сердца избранников Божиих. И вот если сие имя, по учению Синода, есть не более как звук, линия и черта, не имеющая никакого значения, то не будут угодны Отцу Небесному наши молитвы, потому что нанесено бесчестие имени возлюбленного Сына Его, Ходатая Бога и человеков, оно поставлено наряду со смертными людьми и всецело лишено Божеской чести.

И вот наше последнее слово: мы не принимаем уничижений положения Синода о сем непостижимом для простого ума Божественном и всемогущем имени Иисус. Кроме одного положения, в котором говорится, что оно неотделимо в молитве. Но мы имеем сие имя как и Самого Господа Иисуса Христа, и не только [не] согласны на Его уничижение, но вместе с Апостолом готовы положить за него и души свои».

Ответом стал приказ временного генерал-губернатора Кубанской области и Черноморской губернии от 25.09.1915: «На основании п. 16 ст. 19 правил о местностях, объявляемых состоящими на военном положении, воспрещаю пребывание в местностях, состоящих на военном положении или входящих в театр военных действий, проживающему вблизи Спасо-Преображенскаго монастыря, находящегося в Баталпашинском отделе, схимонаху Иллариону - как лицу, вредному для государственного порядка и общественной безопасности».

Схимонах Иларион скончался от водянки в местечке Темные Буки 1-го марта 1916 года. Ученики его начали вести пропаганду о его святости и необходимости поставить над его могилой часовню. Выяснилось, что схимонах завещал, чтоб не прославляли его святым и чтоб ничего не строили над его могилой, а похоронили его в лесу без всяких почестей и после смерти не воздавать ему никакой славы.

В первой половине 1914 года в деле имяславцев произошел перелом. Причиной его стали несколько факторов. Во-первых, мощная поддержка, оказанная имяславцам широкими общественными кругами в России, не осталась безрезультатной. Во-вторых, в спор на стороне имяславцев вмешалась высшая государственная власть в лице императора Николая II, что заставило и некоторых членов Синода скорректировать свою позицию. В-третьих, в среде епископата нашлись иерархи, сочувственно отнесшиеся к имяславцам и принявшие деятельное участие в решении их судьбы. В-четвертых, вопрос о судьбе имяславцев был поставлен в Государственной Думе. С вступлением России в Первую мировую войну имяславские споры уходят в тень; общественное внимание поглощено другими вопросами. Однако полемика вокруг почитания имени Божия возобновляется накануне Поместного Собора Российской Церкви 1917-1918 годов.

На примере ограждения монастырей Кавказской епархии от идей имяславия можно сделать вывод, как высоко ценило руководство православной церкви тех, кто постригался в монахи на Северном Кавказе. За период второй половины XIX века - начала XX века на территории Кавказской епархии было построено 9 монастырей: Михайло-Афонская Закубанская пустынь - 1877 год, Мамай Маджарский Воскресенский монастырь в городе Святого Креста (ныне Буденновск) - 1882, Георгиевский в Моздоке - 1885, Александро-Афонская Зеленчукская пустынь в станице Зеленчукской - 1889, Владикавказский Покровский монастырь во Владикавказе - 1893, Николаевский миссионерский монастырь в станице Кавказской - 1894, Покровский монастырь в станице Динской - 1899, Свято-Троицкий монастырь в Туапсе - 1902, Второ-Афонский Успенский монастырь в Пятигорске - 1904. В городах Екатеринодаре и Майкопе в 1895 и 1880 годах основаны подворья Михайло-Афонской Закубанской пустыни. В 1896 году в Армавире основано подворье Николаевского Кавказского монастыря. В станице Гулькевичи существовал Покровский скит при Александро-Афонской пустыни. В 1907 году в Нальчике основана Серафимовская община.

Монашество, будучи ядром православной культуры, сохраняло самобытность и самоидентичность культуры на Северном Кавказе, оберегая традиции, иногда подвергая себя смертельной опасности.