Решение существующих в политическом пространстве глобальных вызовов посредством наднациональной политической интеграции представляет значительный теоретический и практический интерес. В теории международных отношений политическая интеграция рассматривается, как правило, в контексте евроинтеграции, хотя в некоторых исследованиях подчеркивается значение и характер протекания интеграционных процессов и в других регионах мирового геополитического пространства. В политическом отношении европейская интеграция является незавершенным процессом: у нее нет четких географических границ, и ее расширение требует постоянного диалога и растущего сотрудничества с соседями.

В XX веке Европа постепенно двигалась к интеграции всех европейских государств в единый Союз, способный обеспечить всему этому пространству безопасность и процветание. Была создана единая экономическая и валютная система (введение евро). Процессы интеграции в настоящее время носят в Европе многомерный характер и включают в себя интеграцию: экономическую, геополитическую, геостратегическую, культурную, информационную, языковую.

Характер и скорость протекания экономической интеграции напрямую зависит от успешности процессов экономической модернизации под влиянием международных акторов (Международного валютного фонда, Всемирного банка, Всемирной торговой организации, транснациональных корпораций и т. д.). На глобальном уровне интеграционные процессы реализовались через создание и деятельность международных организаций: Объединение угля и стали, Европейский Союз, НАФТА, ОПЕК, АСТЕС и прочие наднациональные институты. В то же время продолжавшаяся долгие годы интеграция Восточной Европы не предотвратила дезинтеграции Советского Союза и Югославии.

В области международных отношений существует ряд теоретических концепций, которые рассматривают необходимость преодоления «структурной анархии» дезинтеграционных процессов, существующих в современном мире. Основными теориями политической реинтеграции являются концепции столкновения цивилизаций, глобализации, однополярного мира, неореализма и неоинституционализма.

Теория однополярности мира изучает современные интеграционные процессы с точки зрения подавляющего военного и политического превосходства США (и стран Запада в целом) над всеми другими государствами или их возможными коалициями. Как пишет американский аналитик Дэвид Каллео, «стилизованный по-американски глобализм означает однополярный Pax Americana, а не диверсифицированный плюралистический мир, где властью нужно делиться. Разрыв между фиксированным однополярным воображением и растущими плюралистическими тенденциями в реальном мире представляют собой постоянно углубляющуюся опасность». Однако реальность международных отношений показывает недостаточность этого подхода, поскольку лидерство США отнюдь не подразумевает способность американской элиты адекватно реагировать на актуальные вызовы мировой безопасности и справляться с ними.

Теории неореализма исходят из предположения, что, несмотря на все процессы политической интеграции, роль национальных государств и, как следствие, модели силовой политики будет по-прежнему оставаться значимой, даже если «конфликт между великими державами разыграется скорее на экономическом, а не на военном поле действий». ООН возникла как инструмент минимизации материальных и моральных издержек государств в разрешении конфликтов на глобальном уровне, но она недостаточно эффективна. Причины этой неэффективности состоят в том, что даже в эпоху повсеместной интеграции национальные интересы не утрачивают своего значения. Нужно учитывать, что крупные страны с большим ВВП производят и осваивают основную его часть на внутреннем рынке. Поэтому они меньше зависят от других стран и могут позволить себе самостоятельные действия.

По мнению неоинституционалистов, ключевым фактором в современных интеграционных процессах являются международные и наднациональные организации как формального, так и неформального характера. Например, Ричард Роузкранс предложил создать проект «нового согласия» держав, т. е. коалицию великих экономических и военных держав, обладающих согласием по поводу общих идеологических и политических принципов. Затем участники коалиции должны постараться привлечь на свою сторону другие страны, которые в сумме не могут уравновесить между собой эту группу. Однако такие проекты представляют собой скорее замаскированные надежды их идеологов, чем реальный анализ процессов, происходящих в геостратегическом пространстве.

Тем не менее, имеющиеся международные организации показывают, что современные государства не могут открыто прибегать к политике силового давления, как это предсказывают неореалисты. В этом смысле международные организации (особенно ЕС и ООН) способствуют интеграционным и реинтеграционным процессам в политическом пространстве.

Еще одной сложностью на пути интеграции является растущая макронеоднородность международной системы. Во-первых, существенно увеличилось само количество международных акторов. В XX веке основных держав было примерно пять. Сейчас их уже более десяти (если не считать такие наднациональные организации как ЕС и НАТО). Кроме того, существенно возросла и культурная неоднородность. В классический период поствестфальского мира все действующие акторы обладали примерно одним набором культурных ценностей и правовых норм (выраженных в социальной сфере с разной степенью интенсивности). Однако, в настоящее время, несмотря на заявляемый Фрэнсисом Фукуямой «конец истории», победа либеральных ценностей совсем не очевидна. Претенденты на «новый мировой порядок» активнее используют культурные аргументы, чтобы бросить геополитический вызов ведущим мировым державам. В результате происходит культурная регионализация мировой системы. Но вернуться в мир абсолютных суверенитетов все равно невозможно.

Теория «Центра - Периферии» Иммануила Валлерстайна и Эдварда Шилза рассматривает реинтеграционные процессы как особенность зоны периферии, т. е. как место конфронтации между различными странами, альянсами и цивилизациями. Такой периферией выступает используемое в России геополитическое понятие «ближнего зарубежья» (в частности, государства Закавказья). Иногда оно подразумевает геостратегическое право России на защиту своих исключительных интересов в бывших союзных республиках. В этом смысле периферия понимается как зона исключения геополитических интересов других региональных и мировых держав.

Сторонники теории «Центр - Периферия» указывают, что экономическое воздействие со стороны ведущих держав - это участь периферийных зон мирового рынка. Результаты такого воздействия амбивалентны. В краткосрочном плане дешевый импорт из промышленно развитых стран дает весьма благоприятный для потребителей результат (особенно заметный с помощью различных программ кредитования, скидок и льгот). Но если не удается оградить местный рынок, занять местную рабочую силу и существенно поднять покупательскую способность населения, то уже в среднесрочном плане преимущества свободы торговли для экономически слабых регионов и стран могут обернуться структурной зависимостью. У более слабых участников рынка обычно не достает политических ресурсов и позиционных преимуществ, чтобы добиться для себя более выгодных условий торговли.

В результате региональным предпринимателям приходится делиться значительной частью прибавочного продукта с контрагентами и партнерами из стран мирового центра, продавать свое сырье по заниженным ценам, которые им дают, и приобретать высокотехнологичные и необходимые им товары по ценам, назначаемым внешними монополистами, которые контролируют наиболее доходные сегменты рынка. В этой ситуации периферийные страны, скорее всего, станут ограничивать всеми средствами число участников внутреннего производства, имеющих прямой доступ на мировые рынки. Свобода торговли в реальности оборачивается свободой торговли для периферийной олигархии. Это ведет к типичной для периферии социальной поляризации на узкий слой экспортно-ориентированных магнатов и торговцев-компрадоров и значительную массу хронически безработного (безземельного) населения.

Социальное расслоение еще больше усиливается в условиях новейшего рыночного расширения, именуемого глобализацией. По мнению Георгия Дерлугьяна, само слово «глобализация» впервые возникает в передовицах The Wall Street Journal в 1983 году в сочетании с определением «финансовая», когда американские корпорации получили прямой доступ на денежные рынки Лондона и Амстердама. К 1987 году слово «глобализация» начинает регулярно встречаться в экономических журналах центров мировой интеграции - The New York Times, Financial Times, Le Monde. В период 1991-1992 годов в связи с крушением советского блока и переходом восточноевропейских стран к рыночным реформам, термин «глобализация» закрепляется в политическом дискурсе Запада для обозначения эпохи после Холодной войны. С 1993 года возникает массовая мода на глобализации, и появляются производные словосочетания - «кулинарная глобализация», «глобализация образования», «глобальный кочевник» и т. п.

Дерлугьян подчеркивает, что глобализация - не есть инновационная мутация. По его мнению, скорее произошел возврат к глобализации рынков, возникшей на рубеже XIX-XX веков. Тогда также возникли избыточные капиталы внутри мирового центра, где основные отрасли эпохи Промышленной революции к 1873 году достигли пределов экстенсивного роста. Выводимые из европейского оборота капиталы концентрировались через биржи и инвестиционные банки того времени и пускались на освоение новых континентов - Америки, Азии, Африки, Австралии.

Если геополитика рассматривает историю международной интеграции как деятельность государств (акторов), то возникшие под влиянием кибернетики и общей теории систем концепции глобализации рассматривают мир как единую и замкнутую систему. Глобалисты исходят из предпосылки, что интеграция национальных систем является единственной закономерностью исторического процесса на современном его этапе. При этом указывается, что глобализация является закономерностью всего исторического процесса, а не только феноменом второй половины XX века.

В традициях мышления европоцентризма политическая реинтеграция является важнейшим критерием прогресса и модернизации, а следовательно, и мирового порядка. Но в реальности имеют место процессы как интеграции, так и дезинтеграции. Поэтому одно из направлений теории глобализации объявляет о «конце глобализации», а другое - вводит понятие глокализации. Прогноз сводится к тому, что «будет много беспорядка и много перемен в ближайшие десятилетия. Нужно создать мир, более пригодный для жизни». Поэтому при анализе интеграционных процессов невозможно обойтись без теории мировых систем, которые стремятся объяснить механизмы и закономерности возникновения порядка, причины его нарушения и перехода от одного порядка к другому.

Скептики указывают, что интегрированный мир подвергает себя новой опасности попасть в зависимость от локальных интересов. Жертвой глобализации становятся суверенные государства, национальные культуры, религиозные доктрины и т.п. Термин «глобализм» в обыденном политическом лексиконе означает именно «однополярный глобализм».

Сегодня эпоха финансового глобализма обходится практически без военного вмешательства. В глобальной миросистеме нет более никакой необходимости в формальной имперской администрации. Правила рыночной игры и нормы политического поведения усвоены подавляющим большинством участников. Нормативно-регулирующими механизмами геокультуры сегодня выступают сами банки и их ассоциации (Лондонский, Парижский клубы, Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация), а также высоко-статусные экспертно-исследовательские центры Запада, космополитические элитные салоны, клубы мировых элит (Давос, Зальцбург), суды некоторых стран Запада, начинающие играть роль международных арбитражей, как уже было в XIX веке. Наконец, множество всяческих международных стипендий, семинаров, курсов переподготовки и повышения квалификации, летних школ, неправительственных организаций и частных фондов возлагают сегодня на себя задачи христианских миссионеров прошлого. В сумме все это создает рамки нормативного поведения путем усвоения вкусов, стиля, принятого ортодоксального образа мысли. Это не грубый империализм по Сесилю Родсу; это распыленная, неочевидная власть по Мишелю Фуко и Пьеру Бурдье. Надсмотрщик в такой системе более не требуется. Каждый следит сам за собой в международном сообществе, иначе очутится среди «стран-изгоев». Однако такая мировая система вызывает постоянное противодействие.

Наиболее выдающимися критиками глобализации в США являются Бенджамин Барбер, Дэвид Кортен, Герман Дейли, Пэт Бьюкенен. В Европе самым известным теоретиком контрглобализма стал Джеймс Голдсмит, выступающий против так называемого «Вашингтонского консенсуса». Эти критики исходят из того, что вопреки теории глобализации, национальные государства стремятся сохранить собственный культурный и экономический потенциал. Именно национальная политика определяет содержание процессов политической интеграции. Как пишет американский исследователь Кеннет Уолтц, «правительства и народы готовы пожертвовать своим благополучием, если речь идет о преследовании национальных, этнических и религиозных целей».

Некоторые критики считают глобализацию вообще мифом, направленным на сокрытие конфронтационной реальности развития международной экономики. В частности, высказывается мнение, что глобализация является ошибочным и вредным политическим проектом, оказывающим непомерное влияние на глобальные экономические и финансовые институты. Он отражает предпочтение творцов американской внешней политики. Все чаще звучит мысль, что будущее глобальной экономики, в которой только Соединенные Штаты и небольшая группа богатых получают преимущества, является внутренне нестабильным и с экономической, и с политической точек зрения.

Для консерваторов опасность глобализации состоит прежде всего в возможности утраты национального суверенитета. В этом смысле глобализация рассматривается как главная угроза религиозным и семейным ценностям и социальной солидарности.

«Новые левые» придерживаются марксистского подхода в анализе интеграционных процессов, вызванных глобализацией. Они выступают против возросшей эксплуатации капиталом и транснациональными корпорациями социальных и природных систем стран третьего мира. Поэтому современная интеграция рассматривается как проявление корпоративного глобализма и капитализма. Критики считают необходимым обнажить «подрывную суть ориентированного на рынок глобализма, который осуществляется сейчас транснациональными корпорациями и банками». Этих же идей придерживается Валлерстайн: «Выражение "гражданин мира" является глубоко двусмысленным. Оно используется для сохранения особых привилегий».

Практически все сферы человеческой деятельности испытывают влияние со стороны глобализации. Глобализация интегрирует мир, но делает это лишь частично. Поэтому дифференциация мирового сообщества не только сохраняется, но и усиливается. Более двух третей торговых и валютных потоков распределяются между центрами глобализации. Строго говоря, глобализация в геофинансовом отношении затронула лишь узкую полоску развитых стран: 81% прямых инвестиций приходится на северные страны высокого жизненного уровня - Соединенные Штаты, Британию, Германию, Канаду. И концентрация капитала в этих странах увеличилась на 12%.

Тот, кто не попал в новую систему господства, оказываются попросту за пределами мирового развития. Политический и экономический выбор большинства правительств ограничен тем, что в мире существует одна сверхдержава, и правит в мире капитализм. Однако далеко не каждой стране удается стать частью мировой привилегированной системы. Но практически все государства сталкиваются с вызовами, и они должны адаптироваться к вызовам глобализации. Глобализация в геоэкономическом отношении заключается в процессе постоянной экономической экспансии, основанном на удешевлении производства по мере его концентрации. Основное место в глобальной экономике принадлежит Соединенным Штатам. Глобализация может явиться причиной быстрого разорения и ухода на мировую обочину почти любой страны вследствие глобальной конкуренции. Под ее влиянием государства становятся объектами резких и быстрых экономических перемен, которые подрывают политическую легитимность правительства. Богатство у владельцев технологий и ресурсов возникает буквально на глазах, но столь же быстро опускаются по шкале благосостояния те, кто «замешкался», кто не посмел пожертвовать собственной идентичностью.

Мир вовсе не вступает в эпоху гармоничной глобальной взаимозависимости и подлинной либеральной демократии. Глобальная конкуренция приводит к геоэкономическому соперничеству. Вопреки всем глобализационным лозунгам, большая часть мирового населения фактически остается отрезанной от возможностей современной технологической революции. Неготовность к глобализации воплощается в возводимых тарифных барьерах, а также в протестах профсоюзов богатых стран, не готовых отдавать рабочие места своим менее оплачиваемым коллегам из менее богатых стран, а также в нарастающем недовольстве деятельности транснациональных корпораций, переводящими свои капиталы в зону более дешевого труда.

Анализ политической реинтеграции с точки зрения теории столкновения цивилизаций был впервые проведен Сэмюэлем Хантингтоном. Согласно этой теории, основным источником дезинтеграционных процессов является столкновение культур. Это исходное предположение не означает, что родство цивилизаций целиком заменяет другие «родственные связи» или что цивилизации станут единственными действующими силами на международной арене. Тем не менее, по Хантингтону, два фактора здесь наиболее существенны. Во-первых, представители разных цивилизаций имеют различные воззрения на базовые связи и отношения (Бог - личность, личность - общество и т. д.), и эти различия невозможно ликвидировать легко и быстро. Эти различия носят структурный характер. Во-вторых, растущие взаимосвязи усиливают осознание собственной цивилизации и ее отличий от других цивилизационных систем. Благодаря этим двум факторам, этноцентризм и ксенофобия, способные разжечь конфликт, разрастаются быстрее, чем мировые элиты успевают создать механизмы регулирования и разрешения конфликтов, нацеленные на их сдерживание, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.

Цивилизации рассматриваются Хантингтоном как системы ценностей и широчайшие уровни культурной идентичности, определяемые «как общими объективными элементами, такими как язык, история, религия, обычаи, институты, так и субъективной самоидентификацией народа».

Критики указывают, что слабость этой теории состоит в том, что она приписывает цивилизациям излишнюю сплоченность. Более того, идея глобальной конфронтации между конфуцианско-исламским блоком (гипотетическим) и Западом (реальным) имеет серьезный недостаток не только потому, что с трудом можно рассматривать эти цивилизации как интегрирующие политические образования. Аргументы, которые приводит Хантингтон (военное сотрудничество, общие позиции в международных организациях и форумах), можно использовать также для подтверждения наличия других различных гипотетических союзов в международной системе. Кроме того, геополитический выбор конфронтационной модели, в соответствии с концепцией столкновения цивилизаций, может стать самореализующимся пророчеством.

Сторонники теории глобализации указывают, что влияние глобализации на большинство государств является преимущественно психологическим и культурным по своему характеру. Вопреки надеждам либералов, нет никаких признаков угасания национального государства. Конечно, государства меняются, но многие их традиционные функции по-прежнему сохраняются, а некоторые, казавшиеся отмирающими, просто замещаются либо модифицируются. Проникновение глобализации влечет за собой разрушение традиций, социальных структур и политических устоев. Поэтому, по мнению ряда исследователей, глобализация не равнозначна постоянному росту и процветанию. Она также не предполагает полную интеграцию национальной экономики в мировую экономическую систему. Вместе с тем, приходится констатировать, что процесс общемировой экономической интеграции зашел слишком далеко.