В современной этнологии под категории «этнос» и «этничность» подводится то лингвистическое, то биологическое, то культурное, то политическое основание, тогда как понятие же «нации» имеет выраженный политический оттенок. В свете современных процессов в мире (глобализация и этнизация, сопровождаемая стремлением сохранить культурную специфику) оба понятия, «этнос» и «нация», являются равноправными и параллельными концептами этнической идентификации, которая в силу указанных причин расщепляется на собственно этническую (со своим народом) и этнополитическую (с нацией, понимаемой как национальное государство). Что, естественно, не позволяет смешивать их.

Если первая идентификация (этнос) складывается исторически в ходе исторического пути данной этнической группы, то вторая является своеобразным следствием «национальной агитации». При этом чувство национального единения возникает не столько стихийно, сколько формируется целенаправленно, методами идеологического воздействия. Именно идеологи декларируют единство на основе общей истории нации (о которой рядовой член может иногда иметь весьма смутное представление), единой культуры (несмотря на то, что в условиях господства массовой культуры этнодифференцирующий аспект культура имеет главным образом лишь для интеллигенции), религии (хотя речь идет в большинстве случаев о мировых религиях) и т. д.

Последняя стадия национальной идентификации обычно заключается в выработке объединяющего этническую общность идеала. При построении идеала вечная оппозиция должного и сущего разрешается в пользу долженствования. Именно с точки зрения долженствования и воспринимается будущее нации, идет ли речь о культурной автономии, создании самостоятельного государства или выполнении некоего мессианского предназначения. Особенностью подобного идеологического предвидения является то обстоятельство, что идеал становится предметом веры, определяет формирование этнонационального.

На постсоветском пространстве национальные мифы, имеющие вид сложно-организованных знаковых систем, стали основой для консолидации этнических групп и оформились в этнонационализм, против которого боролась официальная советская идеология с ее мощным мифотворческим аппаратом, заменившая собой в свое время консолидирующую функцию религии. Сегодня же ее заменил образ священного прошлого (мифы о происхождении), который становится важной основой этнического самосознания и широко применяется для легитимизации политических, экономических, социальных и культурных прав этнической группы.

Исторические мифы тесным образом связаны с этнополитической идентичностью, которая создается либо самой этнической группой, либо навязывается извне. Многие антропологи разделяют мнение, что история является представлением о прошлом, которое тесно связано с выработкой идентичности в настоящий момент - история, можно сказать, выступает не складом фактов, а творческим процессом, создающим символы идентичности. Такая реинтерпритация истории, точнее ее мифологизация, приводит к созданию «новых мифов». Именно поэтому в СССР действовала мощная система контроля за исторической продукцией.

Таким образом, мы приходим к выводу об определенной корреляции между советским мифотворчеством коммунистической идеологии и мифологией этнического национализма. В обоих случаях политика ищет опору в мощной идеологии, способной увлечь массы. Эта идеология вырабатывается профессиональной интеллигенцией. Последняя объявляется священной ценностью народа. При этом большое значение приобретает образ врага.

Разница состоит лишь в том, что для коммунизма враг выступал в классовом обличье, а для этнического национализма - в облике иноэтничных чужаков, которые могли сыграть немалую роль в формировании данного народа, но значение культурного синтеза сводилось к минимуму или вовсе игнорировалось во имя создания мифа о самобытной культуре.

Поэтому переход от коммунизма к этническому национализму не представлял больших трудностей в идеологическом плане - требуемые идеологии уже имелись, равно как был хорошо разработан механизм их формирования и использования для массовой мобилизации. Таким образом, мы видим, что при перемене политического и географического пространств, новыми государствами был унаследован ряд идеологических и мифологических механизмов советского строя, а также состояние разорванной идентичности для этнополитически неоформленных этносов в составе новых государств.

Следует отметить, что копирование советской модели мифологем и идентификации дает возможность прогнозировать и повторяемость пути, пройденного постсоветскими государствами в конце 80х - начале 90-х годов, «непризнанными государствами» современности. Если и не в юридическо-территориальном, то в мифологическом пространстве истории и идеологии существующие конфликты не могут быть устранены современной политикой обоснования территориальной целостности суверенного государства, так как идеологические системы «непризнанных государств» постсоветского пространства всецело историчны.