Современная интеллектуальная мысль выдвинул немало теорий, заметно повлиявших не только на философию и методологию науки, но и на образ мышления, направленность и интенсивность социально-гуманитарного поиска. Каждая из них по-своему выражает проблематизацию социального бытия. В их числе - модернизационная парадигма. Осмысление законосообразностей и специфики модернизации представляет немалый теоретический и практический интерес, поскольку позволяет комплексно проанализировать ее компоненты и их содержание, спрогнозировать тенденции развития общества.

Один из самых острых вопросов для социальной мысли - насколько применимы эти теории для России? История свидетельствует, что модернизация в России замышляется и начинается как сдвиги и трансформации, необходимые для развития любого общественного организма, но очень скоро либо затухают, либо оборачиваются революцией или контрреволюцией, потрясая основы государства и общества.

Каждое крупное изменение прочно связывается с презентирующим его знаком или символом. Под этим знаком оно и входит в социальную историю. Россия до сих пор находится в ситуации смысловой растерянности. Сам факт периодически повторяющихся призывов «сформулировать национальную идею» свидетельствует о мировоззренческом фиаско и косвенным образом о коррозии социального договора между властью и народом. Определяющую роль в жизни общества играют, судя по всему, смысловые пространства. Разнообразные формы земного бытия, пути обустройства человеческого общежития, в сущности, не что иное, как зримое воплощение социального менталитета. В этом смысле теории модернизации являются средством политического господства, поскольку, являясь символической практикой, они воспроизводят господство западной модели социального мира над иными, таким образом, сознательно или неосознанно, легитимизируя экономическое, политическое и культурное господство.

Обращение в данном ряду понятий к «модернизации» представляется вполне логичным, однако, многозначность этого термина и перегруженность его оценочными суждениями требует уточнения смысла. Проблема модернизации применительно к России отчетливо требует теоретико-методологического самоопределения. Прежде всего, речь идет об уяснении смысла и содержания категории модернизации. А теоретико-методологическая неотрефлексированность, в свою очередь, предопределяет несостоятельность в выработке стратегий модернизации.

Модернизационная парадигма была сформулирована в середине XX века в условиях распада колониальных империй и появления молодых самостоятельных государств в Азии и Африке, хотя в целом в западной науке эта ситуация исследуется, начиная со второй половины ХIХ века. Теория модернизации, осмысляющая трансформации традиционных ценностей, структур, отношений в модернизированные, «современные», успела сложиться в развитое направление в общественных науках, включающее множество аспектов, имеющих методологическое, теоретическое и прикладное значение. В этих концепциях накоплен огромный теоретический опыт анализа процессов перехода от традиционного к индустриальному обществу, различные возможности, возникающие на этом пути, общие закономерности и особенности, связанные со спецификой общества и страны, переживающей модернизацию.

В 90-е годы, в связи с событиями в Восточной Европе и Китае, началось возрождение интереса к парадигме модернизации. При этом исследователи в некотором смысле вернулись к той простой формулировке теории модернизации, которая была выработана в 50-е годы. Признавая многое из того, что говорилось в адрес концепции модернизации, эти авторы, тем не менее, полагали, что огромное разнообразие модернизационного опыта и культурных форм, существующих в современном мире, не снижают плодотворности модернизационного подхода к новой и новейшей истории человечества на теоретическом уровне.

Что же определяет роль и значение теории модернизации? Во-первых, сегодня - это единственная метатеория, которая в полной мере воспринята социологической традицией. Она стала объективной основой большинства социологических построений и исторических концепций. Обусловлено это тем, что теория модернизации сочетает в себе элементы социально-философской теории и черты социологической доктрины, она гармонично сочетает решение задач исторической периодизации с определением структуры, характера и исторического места современных западных и восточных обществ. Во-вторых, теория модернизации с самого начала подвергала резкой критике разграничение обществ на «капиталистические» и «социалистические», отмечая, что оно не является сущностным; поражение и крах коммунистических режимов укрепили эту позицию.

Необходимо признать, что Запад в своем развитии никогда не ставил задачу «перехода от традиционного общества к современному», в чем многие авторы видят смысл и содержание модернизации, т. е. не рассматривал современность как нечто, лежащее впереди него или находящееся в ином месте, чем он сам. Западному обществу вообще свойственно при любых обстоятельствах чувствовать и осознавать себя современным. Отличие нового от старого, современного от традиционного осознается им после того, как новое уже сложилось, наличествует в действительности. Западу совершенно не свойственно считать современным то, что уже существует за его пределами. Западный человек может быть недоволен своим обществом, существующими в нем порядками, он может желать их изменения и улучшения, но в любом случае он будет считать себя человеком, существующим в границах современного мира. Современность для него там, где реально, со своими заботами, ожиданиями и надеждами, присутствует он сам.

В современных условиях взрывное распространение принципиально новых процессов, связанных с глобализацией, означает не что иное, как новое качество модернизации, связанное с наступлением новой эпохи, формированием новой, или сверхновой современности с ее глобализмом, невиданными производительными возможностями, виртуальными технологиями и финансовой магией, безграничной мощью культуры и знания, на котором сегодня основывается экономика и общество, признанием абсолютной ценности и безусловной регулирующей силы этической нормы.

И все же любая модернизация, кроме западной, неизбежно будет «догоняющей» в силу того, что, во-первых, хронологически она будет следовать позже, а во-вторых, предпринимается она, как правило, в поисках адекватного ответа на предъявляемый самим существованием модернизированного Запада вызов. Отрицательные стороны такой модели модернизации очевидны.

В той или иной степени любая модернизация может быть названа и вестернизацией, поскольку внедряемые технологические нововведения, организационные формы и стереотипы социального действия порождены западной цивилизацией, хотя и трансформируются - и зачастую весьма радикально - в процессе переноса на иной цивилизационный фундамент. Однако, поиск методов сведения к минимуму негативных эффектов «догоняющей» модернизации не может упразднить саму ее «догоняющую» природу, а вопрос об отказе от модернизации как таковой в реальной политике, как правило, не ставится.

По оценкам теоретиков модернизации, к числу наиболее важных особенностей эволюции школы модернизации можно отнести: 1) пересмотр роли и места традиционного социокультурного и институционального контекста модернизации, придание ему большего значения в сравнении с ранними концептуальными схемами (можно, в частности, отметить кардинальную переоценку значения религиозного фактора в процессе модернизации); 2) рост внимания к конфликтам в процессе модернизации и влиянию на данный процесс внешних (по отношению к изучаемой стране) факторов; 3) инкорпорацию в теоретическую модель фактора исторической случайности; 4) признание циклической природы процесса модернизации. Усвоение указанных теоретических новаций требует определенного пересмотра системы критериев модернизации, устраняющей заложенный в ней дихотомизм и телеологизм.

Как же соотносятся модернизационные установки и наработки с параметрами традиционного общества?

Проблема традиции стала одной из ключевых в споре о путях человечества, о том, что нужно ему оставить в прошлом и что приобрести в будущем. Через понятия «традиция» и «традиционное» людям удавалось долгое время выражать свое смутное отношение к отвергнутому прошлому и к тому, что в прошлом считалось незыблемым и неприкосновенным. В переломные моменты истории традиции и традиционные ценности обретают особый смысл, становясь нравственной опорой в поисках путей дальнейшего развития общества и человека.

Смысл традиций в том, что они позволяют сохранить не только основу, содержательную наполненность тех конкретных исторических форм жизнедеятельности общества, которые их породили, но и специфические формы собственного существования. Это особо значимо и выходит на передний план в наше время. Но одновременно и мистифицирует роль и значение традиции в развитии общества. Поэтому важно выявить способность традиции и традиционных форм отвечать на новые вызовы времени. Способны ли они в принципе и в конкретных случаях отбрасывать устаревшее, и, адекватно реагируя на происходящие сдвиги в материальной и духовной сфере, изменяться и развиваться? Всегда ли традиционный механизм является лучшим выходом из сложившейся ситуации или возможно, что есть механизм решения проблем, более адекватный сегодняшним реалиям?

Описанию и исследованию традиций посвящена разнообразная и разнородная литература. Вплоть до 60-х годов ХХ века научный взгляд на понятие «традиция» определялся тем подходом, который был сформулирован Максом Вебером и сводился к противопоставлению категорий традиционного и рационального. Традиционные институты, обычаи и способ мышления рассматривались как препятствия к развитию общества. Собственно, интерес исследователей сосредотачивался на проблемах модернизации, и потому традиционные черты определялись главным образом в негативных терминах, как оппозиция модернизации. Соответственно, если исходить из данной точки зрения, процессы модернизации всегда подрывают, ослабляют и вытесняют традицию. Традиция рассматривалась как явление отмирающее, неспособное ни реально противиться современным формам жизни, ни сосуществовать с ними. На традиционные явления культуры смотрели как на рудимент, который должен был исчезнуть по мере все возрастающей активности модернизационных процессов.

В 60-е годы в отечественной мысли начал обозначаться отказ от радикального революционизма и поворот к тезису о признании новационной функции за традиционалистскими культурами. Концепция традиции отрабатывалась в первую очередь на социологическом материале освободившихся стран и их колониальной истории. В западной мысли традиция в освободившихся странах нередко рассматривалась, как «остаточная категория», а в прошлом видели лишь набор представлений и образцов, существовавших по преимуществу в социальной памяти и в явлениях культуры. Некоторым отечественным исследователям положение в странах «третьего мира» напоминало российскую ситуацию последней трети XIX века.

В 80-е годы начинается осмысление традиции как внутренней связи человечества со своим прошлым, как места встречи человеческого рода с самим собой, как преодоления исторического разрыва в ценностях. Тогда же начинается рост интереса к проблематике инновации. Понимание традиции долгое время находилось в зависимости от оценки нововведений как таковых и от роли, отводимой им в становлении социума. Ученые, стоявшие на формационных позициях, усматривали во всяком общественном укладе «остатки старых формаций», которые они и отождествляли с традициями прошлого. Традиционное и современное воспринимались как взаимодополняющие компоненты социальной жизни.

Однако, отказ от формационного подхода, равно как и от идей линейного прогресса, еще не означал радикального изменения отношения к традиции как социальному явлению. Господствующий современный подход к традиции качественно отличается от подхода «традиционного», т. е. связанного с внутренним мировоззрением традиционных культур. Называемая сегодня актуальной, действующей традиция, чтобы утвердиться, вынуждена была выступать обязательно в паре с инновацией, заключать компромиссы с модернистской системой и постепенно сползать на роль вторичного компонента этой системы.

Известный американский социолог Эдвард Шилз определял традицию «как субстанцию, внутри которой зарождается развитие». Однако, ему с трудом удалось совместить эти взгляды с образом того, что принято называть афро-азиатским традиционализмом. «Традиционализм, - признавал Шилз, - это сознательное, преднамеренное утверждение традиционных норм при полном сознании их традиционной природы и убеждении в том, что их ценность обусловливается традиционной передачей из некоего священного источника... Удовлетворительно только такое традицноналистское мировоззрение, которое пронизывает все сферы - политическую. экономическую, культурную и религиозную».

С точки зрения философско-антропологического подхода, традиция - это то: - что позволяет существовать отдельному индивиду и обеспечивает ему возможность оставаться самим собой, - в чем человек находит опору (гарантированное бытие) для материального и духовного существования, - что позволяет человеку сохранить целостность и свободный простор своего духовного бытия, - в чем человек находит свой предельный интерес, что становится эталоном должного поведения.

Такое понимание традиции осталось во многом характерным и для 90-х годов ХХ - начала ХХI века. Однако, далее были предприняты неоднозначно оцениваемые попытки радикальным образом переориентировать подход к проблеме традиции, принять в расчет сугубо «внутренние» ее характеристики. Это придало теме новую актуальность и вызвало оживленные споры вокруг категорий «традиция», «традиционное общество», «традиционализм». Особенно популярным становится термин «традиционализм», в который все чаще вчитываются непривычные для отечественной культуры значения.

Современная социология и социальная философия, исследуя «традиционные общества» Третьего мира, пришла к выводу, что единственной альтернативой проекта модернизации, предлагаемого западной цивилизацией, является идеология традиционализма. Помимо обозначения философско-религиозного течения это слово используется в двух основных смыслах: а) особая приверженность традиции, ее исключительное почитание, ориентация на нее, поддержание авторитета традиции и подчинение ему; б) как сами по себе идеи или практические действия тех членов общества, которые привержены традиции, или убеждения тех, кто противостоит модернизму, либерализму и радикализму.

Многие историки полагают, что, при достаточно глубоком усвоении западноевропейских модернизационных моделей, Россия всегда сохраняла нетронутыми базовые структуры традиционного общества, которые во многом блокировали ее самостоятельное развитие. Наиболее явно противоречие между современными и традиционными чертами проявилось в тоталитарном советском обществе, которое, участвуя на равных с современными демократическими обществами в технической революции, восстановило при этом самые архаичные основы с элементами сакрализации сознания и восточного деспотизма. Демонтаж этих структур лишь изменил формы всепроникающего противоречия между архаикой и модерном, проявляющегося в многочисленных контрастах постсоветской действительности. Переплетение старого и нового, традиций и новаций здесь столь многообразно и сложно, что затрудняет применение стандартных модернизационных концепций к России.

Уместно напомнить, что связка традиция - модернизация является элементом классической европейской модели развития. Здесь модернизация мыслится как инновационный процесс, базирующийся на традиции, устойчивой основе общества. Модернизация не отменяет и не деформирует традицию, а постепенно реформирует ее. Традиция, в свою очередь, не блокирует модернизацию, а ограничивает ее, приспосабливая к существующим отношениям, и медленно приспосабливается сама. Общественное развитие выглядит как процесс постоянного плавного усовершенствования и смены социальных форм. В идеальном случае переход к обществу модерна происходит без революций. Жизнь традиций в обществе модерна ускоряется - они существуют лишь на протяжении жизни нескольких поколений, а не тысячелетия, как прежде. Но при этом они сохраняются в максимальном объеме. Идеальным примером этой модели является Англия XVIII-XIX веков - традиционная, сдержанная, педантичная, в то же время раньше всех индустриализированная и более всех инновационная.

Модернизация всегда сопровождается существенными изменениями в жизни общества и человека. Увеличивающийся маргинальный слой населения в кризисной для общества ситуации может сыграть роль детонатора. В этих условиях чрезвычайно важно на всем протяжении процесса модернизации поддерживать социальную систему в состоянии равновесия. В связи с этим понятие маргинальности приобретает особое звучание и актуальность. Современную ситуацию вполне можно назвать маргинальной, поскольку в ее основе - пограничное, промежуточное положение, в котором оказалось общество и все его элементы в результате разрушения одной системы и формирования другой.

Что же собой представляют процессы маргинализации в обществе, которое многие социологи определяют как переходное от традиционного к современному типу?

Маргинализация традиционных и вновь образующихся этнических и межэтнических сообществ, будучи господствующей тенденцией в кризисных общественных системах, протекает в виде процесса формирования субкультуры транзитивности, со специфическими интересами и ценностями, моделями поведения в различных сферах жизнедеятельности. Индикатором маргинальности является наличие теневого поведения, которое не вписывается в традиционные представления о стандартном поведении этнофоров того или иного народа. Обычаи и этнические традиции для маргиналов уже не выступают регулятором их поведения. При этом разрушаются традиционные этнические ценности, внедряются новые поведенческие коды, не свойственные как этнической этике традиционных народов, так и позитивным ценностям современной цивилизации. Среди маргиналов начинают широко распространяться негативные стандарты поведения и пороки индустриального общества.

Маргинальность - это социально-психологическое состояние групп и отдельных людей, связанное с резким изменением внешних условий жизни и сложностью адаптации к ним. Маргинальность является своеобразной психологической «неприкаянностью», когда личность лишается прежних жизненных ориентиров, приобретая новую социальную среду, но не успевает приспособится к ней, не имеет соответствующей этой среде внутренней мотивации, мировоззрения и мировосприятия. В отличие от люмпенизации и пауперизма, маргинальность не обязательно влечет обнищание, социальную деградацию личности, ее выпадение из социальной структуры общества. Маргинальной психологией могут обладать и представители весьма преуспевающих общественных групп, внутренне не приспособившиеся к своему положению и тяготящиеся им.

Маргинальность обычно определяется как «промежуточность», «пограничность» положения людей по отношению к крупным социальным группам, что накладывает отпечаток на их психологию и поведение. Маргиналы - это определенная категория людей, утратившая в силу различных причин традиционные нормы, ценности, представления и не воспринявшая социально-культурные ценности доминирующей группы. Это промежуточная социальная группа, нередко выступающая массовой базой антиобщественных и антигосударственных объединений и движений.

Американский социолог Роберт Эзра Парк впервые употребил это понятие в 1928 году в своем эссе «Человеческая миграция и маргинальный человек». Согласно Парку, маргинальный человек - индивид, находящийся на границе двух различных, нередко конфликтующих между собой культур. Маргинальная личность, по Парку, - продукт естественного культурного процесса, расширяющегося взаимодействия культур. Идеи Парка были развиты Эвереттом Стоунквистом, который опубликовал в 1937 году монографию «Маргинальный человек». Понятие маргинального человека у Стоунквиста характеризует социального субъекта, участвующего в культурном конфликте. Им становится индивид, находящийся на краю каждой из культур, но не принадлежащей ни к одной из них. Маргинальная среда - это область, где две культуры переплетаются, и где осваивающая пространство культура объединяет особенности обеих культур. В центре этого переплетения - маргинальный человек, борющийся за то, чтобы быть лидирующей личностью «между двух огней».

Важным теоретическим шагом в разработке проблем маргинальности явилось определение маргинального статуса. Тамоцу Шибутани, американский психолог, впервые отметил потребность в различении между позицией в социальной структуре и набором психологических черт, которые могут развиваться в индивидууме, занимающем такую позицию. Центральным моментом в его понимании маргинальности является доминирование социальных изменений и трансформации социальной структуры, приводящие к временному разрушению согласия. В результате человек оказывается перед лицом нескольких эталонных групп с различными, часто противоречащими друг другу требованиями, которые одновременно удовлетворить невозможно. В этом отличие от ситуации в стабильном обществе, когда эталонные группы в жизни личности подкрепляют друг друга. Это и является источником маргинальности.

Концепция маргинальности может служить эффективным инструментом для изучения современных социальных процессов в российском обществе, позволяющим найти новые ракурсы в понимании современных проблем и расширить возможности их социологического анализа. Это предполагает необходимость уточнения понятия маргинальности применительно к условиям переходного периода в обществе, охваченном системным кризисом, сопряженным с ходом радикальных реформ.

Учитывая российские реалии, можно предложить уточнение понятия «маргинальность»: это состояние групп и индивидов в ситуации, вынуждающей их под влиянием внешних факторов, связанных с резким социально-экономическим и социокультурным переструктуированием общества в целом, изменять свое социальное положение и приводящей к существенному изменению или утрате прежнего статуса, социальных связей, социальной среды, а также ценностных ориентаций.

Маргинальность рассматривается как минимум на двух уровнях: 1) в общем смысле как следствие общей для всей страны маргинальной ситуации, понимаемая как состояние общества в целом, индивида или группы на границе двух социальных структур; 2) как следствие нахождения в маргинальном статусе, в котором человек оказывается в силу своих особых, индивидуальных обстоятельств, но в конечном счете под влиянием маргинальности в вышеупомянутом значении.

Маргинальность - это не только характеристика социальных групп, но и феномен социальных процессов, вызванный крупномасштабной маргинальной ситуацией. Системообразующим типом социальных перемещений являются социально-профессиональные перемещения, связанные с изменениями в профессионально-должностном статусе - базовом статусе личности. Социально-профессиональная структура, всегда являвшаяся основой социальной структуры общества, сегодня переживает наиболее радикальные перемены под воздействием факторов базового, экономического характера. Эти процессы создают новую ситуацию социальной маргинальности, являются импульсами для образования маргинального статуса, образующегося в процессе трансформации базового статуса личности. Все это и обусловливает значимость именно такого типа перемещений.

По мере деклассирования маргинальные группы меняют систему ценностей, которая сложилась у них ранее. Для вновь приобретенной системы характерны нетерпимость по отношению к существующим социальным институтам, крайние формы проявления асоциального поведения, индивидуализм, моральный релятивизм, отрицание любых форм организованности. Углубление маргинализации приводит к тому, что свойственная маргиналам система ценностей, выходит за рамки групповой и распространяется на другие социальные слои, таким образом, проникая в традиционные мировоззренческие структуры. Отчуждение и отторжение различных слоев и групп на периферию социальной структуры общества приводят к появлению маргинальных субкультур и контркультур, которые могут оформляться в альтернативные движения самого разного направления. Постоянный рост и воспроизводство маргинальных групп влекут за собой существенные сдвиги в расстановке социальных и политических сил, которые, в конечном счете, становятся источником социальных конфликтов.

Маргинализация общества была одной из причин, стимулировавших кризис традиционных ценностей. Маргинальное сознание, выраставшее из социально-экономических потрясений, едва сформировавшись, получило приемлемую для себя мировоззренческо-идеологическую основу. Рассматривая связь между маргинализацией как социальным феноменом и кризисом традиционных ценностей, следует, однако, иметь в виду, что разные виды и формы маргинального существования в различных конкретных условиях могут порождать непохожие, а иногда и противоположные типы обыденного и идеологизированного сознания.

Исторический опыт показывает, что если маргинальная масса не становится объектом социальной политики, то она превращается в своеобразного субъекта политики. Маргиналам, в силу их потребности быть кем-то, легко навязать любые политические взгляды. Политологи отмечают, что, кроме острейшей потребности быть кем-то, определенной потерей социального статуса, этот социальный слой отличает еще одна черта: податливость любому внешнему влиянию, обещающему ему четкий социальный статус.

Усиление маргинализации приводит к тому, что свойственная маргиналам система ценностей - крайние формы социального нетерпения, склонность к упрощенным максималистским решениям, отрицание или враждебное отношение к существующим общественным институтам - распространяется на широкие общественные круги. Поскольку речь идет о значительной части населения, подобное развитие может привести к серьезным политическим последствиям. О возможном характере таких последствий можно судить хотя бы по тому, что особую активность в отношении этих групп проявляют крайние радикальные политические силы и экстремистские объединения.

Таким образом, маргинальность, выражающаяся в отрицании сложившихся в обществе порядков, в поисках альтернативных стилей жизни, - это результат различного рода социально-психологической ущемленности и фрустрации. Это может быть этническая ущемленность, ценностный конфликт, поиск смысла жизни, социальная неудовлетворенность, стремление к получению ожидаемого статуса, ролевая напряженность, желание самоутвердиться через альтернативную статусную систему.

Вышеописанные явления маргинальности являются, как правило, результатом добровольного выбора личности, и при желании идейные маргиналы могут вернуться в пространство официального общества. Но маргинальность может быть и результатом принудительного отчуждения обществом части населения от характерных для большинства той или иной страны условий существования, участия в делах общества, в социальной и политической жизни. Маргинальность данного рода - это жизнь ниже минимального материального уровня, нищеты, прозябания. Данные маргиналы составляют опасный резерв преступности.

Налицо, тем самым, два потока маргинальных движений: добровольное движение из общества за его грань, для левых оппозиционеров, стремящихся порвать со своим классом, и насильственное движение за грань общества, для реально деклассированных элементов и групп. Маргинальные группы в данном смысле - это в большинстве своем население не участвующее в производственном процессе, не выполняющее общественных функций, не обладающее социальным статусом и существующее на те средства, которые либо добываются в обход общепринятых установлений, либо предоставляются из общественных фондов.

Виктор Шевелев  

Материал распечатан с информационно-аналитического портала "Евразия" http://evrazia.org
URL материала: http://evrazia.org/article/2104