Окончание. Начало здесь.

«Стратегические балансы» и «военно-стратегические отношения» в оковах бухгалтерской логики

Приступая к конкретным «подсчётам», руководитель Центра международной безопасности РАН сложных путей не ищет, а руководствуется уже упомянутыми соображениями «удобства»: «Третьи ядерные державы принципиально не согласны объединяться в одну или две группы для сопоставления с ядерными силами каждой из двух сверхдержав. Но для удобства оценок военного баланса целесообразно все же схематично разбить «ядерную девятку» хотя бы на три группы».

Здесь комментировать «научный подход» академика без откровенно «неакадемических» эмоций просто невозможно. По сему автор ограничится нижеследующим замечанием.

Серьёзно приступать к оценке «военных балансов», даже не упомянув о существовании военного альянса НАТО и его реальном влиянии на стратегический баланс и военно-стратегические отношения, могут только «арбатовы». К тому же Алексей Арбатов привычно ставит телегу впереди лошади. Оценивать необходимо не военный «баланс», а военный потенциал предполагаемых субъектов договорных отношений. Ибо достижение военного баланса является целью и следствием выравнивания военных потенциалов сторон, гарантирующим им равную и неделимую военную безопасность. Слов нет. Разработка объективных критериев для научного определения такого комплексного понятия, как военный потенциал и последующая объективная оценка военного потенциала является сложнейшей научной задачей. Но для этого, наряду с прочими, и существуют академические институты. Отметим, для примера, что военный потенциал помимо учёта количества «железа», «количества военнослужащих» и уровня боевой готовности вооруженных сил предполагает учёт и включает в себя и такие понятия как ВВП, величина оборонного бюджета, наличие военных союзников и т. д. Во всяком случае, Международный институт стратегических исследований, выпускающий сборники под названием «Военный баланс», приводит в своих материалах не оценку военных «балансов», а именно военных потенциалов.

В контексте рассуждений о «стратегических балансах» Алексей Арбатов опирается на данные СИПРИ и ограничивается лишь рассмотрением (оценкой) ядерных потенциалов сторон. Но такой подход, как уже было упомянуто, в условиях завершения Соединёнными Штатами процесса перехода к ведению войн шестого поколения и завершения ими «трансформации» своих СНС по отношению к остальным потенциальным участникам переговоров по реализации статьи VI ДНЯО совершенно необъективен. И если уж строить концептуальные «расклады» на принципе предварительного, максимального сглаживания асимметрии военных потенциалов, то надо начинать не с «дальнейших сокращений» стратегических ядерных сил России и СНС США, а с резкого - в разы, сокращения военного бюджета Соединённых Штатов.

Напомним, что даже в условиях затяжного системного кризиса американской экономики, Вашингтон сохраняет военный бюджет, превосходящий суммарные военные бюджеты всех остальных стран мира. Начиная с 1992 года, по настоящее время, американский военный бюджет вырос более чем вдвое, с ~ 298 до ~ 614 млрд. долл. (руководство Пентагона запросило на 2013 финансовый год военный бюджет в объёме 525 млрд. долларов и ещё 88,4 млрд. долларов на проведение военных операций за границей). Вот где основной источник глобального военно-стратегического диспаритета, нарушения стратегической стабильности и угрозы глобальной безопасности. И пока военный бюджет США даже в условиях его вынужденного и ничтожного сокращения под воздействием экономического кризиса на порядок превосходит прогнозируемый объём военного бюджета России на последующее десятилетие (~ 70 млрд. долл. ежегодно до 2020 года), всякие призывы к ликвидации стратегической асимметрии лишь на путях продолжения сокращения стратегических ядерных потенциалов России и США есть конъюнктурная схоластика.

Объективная необходимость принципиального пересмотра подходов к учёту и оценке военных потенциалов при заключении международных соглашений, направленных на поддержание военно-стратегических балансов в условиях многополярного мира, назрела уже давно. И уже давно стало очевидно, что лоббисты заокеанских разоруженческих инициатив, «зацикленные» исключительно на избирательном сокращении ядерных арсеналов, к этому оказались совершенно не готовы. И Алексей Арбатов здесь совершенно не одинок. Проиллюстрируем это на примере опубликованной в «Военно-промышленном курьере» (№ 2 за 2010 год) статьи генерала В. З. Дворкина, ранее возглавлявшего один из ЦНИИ МО, а после выхода в отставку продолжительное время являющегося главным научным сотрудником ИМЭМО РАН и работающим сегодня под руководством Алексей Арбатова.

В статье под a priori набатным подзаголовком «"Ястребы" и им сочувствующие не должны сорвать столь необходимый нам новый договор по СНВ», генерал и профессор Дворкин, не утруждая себя никакими аргументами, декларирует:

«В такой системе (новой системе международной безопасности - Е.Н.) должен быть достигнут устойчивый международный консенсус по основным проблемам, которые могут стать предпосылками к вооруженным конфликтам, преобладание безъядерных ВС одного государства не рассматривается как угроза любым другим».

Так почему же «не рассматривается» как угроза? В своей статье «Польша - старый плацдарм для нового "Drang nach Osten"» автор уже упоминал о том, что под угрозой национальной безопасности любой страны в общем случае понимается наличие потенциала, способного прямым или косвенным образом нанести реальный ущерб национальным интересам государства. Угроза, таким образом - это реально существующие возможности. Возможности вредить. При наличии угрозы, т. е. при уже сформированном, соответствующем потенциале, в дальнейшем оценивается вероятность и скорость ее реализации в тех или иных условиях обстановки. А меры противодействия (симметричные или асимметричные) направляются на нейтрализацию угрозы, или, в случае начала военного конфликта, на ее эффективное и активное силовое парирование и уничтожение. Хорошо, пусть «преобладание» безъядерных ВС одного государства не рассматривается как угроза любым другим. А «превосходство» рассматривается? А «подавляющее превосходство», позволяющее добиться военного господства и диктовать другим политические условия? Ведь в условиях, когда, как это было показано выше, Соединённые Штаты только на зарубежные военные интервенции ежегодно выделяют сумму на 20% превышающую весь перспективный ежегодный военный бюджет России, постановка такого рода вопросов отнюдь не является пустой риторикой. И у отечественных «разоруженцев» от науки внятных ответов на эти вопросы нет.

Касаясь «военно-стратегических» аспектов проблемы ДНЯО, Алексей Арбатов рассуждает:

«Еще более важный момент состоит в том, что серьезные переговоры и соглашения по ограничению вооружений - это не символика, а важнейший элемент военно-стратегических отношений государств. Поэтому для соглашений об ограничении вооружений необходимо наличие вполне определенных стратегических отношений сторон, например, взаимного ядерного сдерживания, как между США и Россией (а прежде - с Советским Союзом). Тогда одно государство (или государства) может ограничить свои вооруженные силы и военные программы в обмен на то, что их ограничивает другое (другие страны) в согласованном соотношении, порядке и на договорных условиях.

В этой связи к идее расширения круга участников переговоров сразу возникают существенные вопросы.

Великобритания и Франция - ядерные державы и находятся в пределах досягаемости ядерных вооружений друг до друга, но между ними нет отношений взаимного ядерного сдерживания. Они заключили соглашение о сотрудничестве в этой области и, видимо, пойдут по такому пути весьма далеко, но у них нет предмета для переговоров о взаимном ограничении ядерных сил. То же в принципе справедливо для отношений названных двух держав с США: все они являются союзниками по НАТО».

Похоже, здесь руководителя Центра международной безопасности РАН подвела и память и логика. Ведь рассуждая о военно-стратегических отношениях и делая при этом акцент на союзнических отношениях Великобритании, Франции и США, Алексей Арбатов, похоже, подзабыл о своем же высказанном изначально тезисе. А именно, о том, что «Отношения России с Великобританией и Францией как членами НАТО в данной области определяются взаимодействием РФ с США». Но ведь именно поэтому, именно в силу того, что Великобритания Франция и США являются союзниками по военному альянсу НАТО, Россия, выстраивая военно-стратегические отношения с этими странами, формат стратегического сдерживания должна распространять не только на Вашингтон, но, одновременно и в равной мере, на Париж и Лондон. Во всяком случае, до тех пор, пока альянс НАТО существует. И квота в 1 550 боезарядов, как уже было упомянуто, должна распространятся на всю упомянутую натовскую ядерную «тройку». И вообще, попытка Алексея Арбатова обосновывать необходимость ведения переговоров о сокращении ядерных арсеналов государств, опираясь исключительно на факт наличия в их военно-стратегических отношениях взаимного ядерного сдерживания в контексте ДНЯО приводит к странному выводу. Получается, что если бы ядерным оружием располагали только союзники по НАТО, или, ещё лучше, исключительно и монопольно один Вашингтон, то никаких сокращений их ядерных арсеналов бы и не требовалось. Поскольку других членов ядерного клуба либо просто нет, либо все они являются военными союзниками Дяди Сэма. Словом, сплошная «ядерная благодать».

Странным и противоречивым представляется и следующий посыл академика:

«Наконец, два негласных и непризнанных ядерных государства на противоположных окраинах Евразии - соответственно Израиль и КНДР - едва ли могут стать формальными участниками переговоров о разоружении с кем бы то ни было. Если их ядерные средства когда-то и будут предметом соглашений, то, скорее всего в рамках решения проблем безопасности, ограничения обычных вооруженных сил, урегулирования политических, экономических, территориальных и внутренних вопросов. Это предполагает региональный формат и контекст укрепления режимов ДНЯО, а не традиционную модель соглашений об ограничении ядерных вооружений».

Во-первых, как уже было показано, «традиционная модель» соглашений об ограничении ядерных вооружений (т. е. двусторонний формат переговоров) сегодня уже устарела и, в условиях многополярного мира, достижению своей главной цели - обеспечению глобальной безопасности и стратегической стабильности не служит. В современных условиях сохранение этой модели выгодно только США и НАТО. Во-вторых, объявляя ядерные средства Израиля и КНДР предметом соглашений регионального формата в контексте ДНЯО, Алексей Арбатов мог бы с полным основанием распространить этот же подход и на Иран, ядерным оружием пока вообще не располагающий. И оставить рассмотрение «иранской ядерной проблемы» и ведение переговоров на сей предмет на усмотрение региональных соседей Тегерана - России, стран Центральной Азии, Индии, КНР и Пакистана. Во всяком случае, находящемуся за океаном Вашингтону, а также Лондону и Парижу здесь точно делать нечего. И если уж, в контексте прочного решения проблемы контроля за иранской ядерной программой эти западные столицы и могут упоминаться, то исключительно в качестве субъектов, выполняющих объективно необходимые предварительные условия. А именно, - полную ликвидацию американских военных баз и инфраструктуры в регионе Большого Ближнего Востока и полный и окончательный вывод американских и натовских войск и сил из данного региона. С договорным запретом на их последующую дислокацию и какую-либо военную активность в нём без санкции Совбеза ООН. Ибо именно американское и натовское военное присутствие представляет для Тегерана прямую военную угрозу и потенциально побуждает Тегеран рассматривать вопрос о создании ядерного оружия как средства защиты своего суверенитета.

Совсем не «технические» аспекты

Выкладывая на чаши весов ядерные арсеналы субъектов ДНЯО, Алексей Арбатов рассуждает:

«В соответствии с отработанной на опыте ОСВ/СНВ методике определений, ограничений и режимов контроля «тройка» ДНЯО могла бы добавить всего 390 носителей и боезарядов, а «четверка» аутсайдеров вообще не имеет соответствующих вооружений. Если сюда добавить системы, подпадающие под Договор РСМД от 1987 года, то дополнительно можно было бы охватить 250 ракет «тройки» и 530 ракет «четверки», причем только если включить 280 ракет КНДР дальностью свыше 500 км, которые пока не оснащены ядерными боезарядами (усредненные цифры даны на основе оценок СИПРИ и Федерации американских ученых).

Однако, по имеющимся данным, значительная часть или все ракеты третьих стран (кроме Великобритании и Франции) в мирное время поддерживаются в пониженном режиме боеготовности, а ядерные боеголовки хранятся отдельно от ракет. Тем более это относится к их ракетам малой дальности и ударной авиации, включая стратегическую ударную авиацию Франции, которые составляют значительную или преобладающую часть ядерных носителей Франции, КНР, Израиля, Индии, Пакистана. Россия и США относят эти ядерные вооружения к классу оперативно-тактического или тактического ядерного оружия (ТЯО)».

Сразу же заметим, что благая попытка академика использовать в качестве опоры позитивный опыт реализации ОСВ / СНВ исключительно в части методики определений, ограничений и режимов контроля концептуально не очень несостоятельна. Ибо, как ранее для СССР, так и сегодня для России крайне важно, что все «технические» детали помянутых соглашений прорабатывались на основе объективной, базовой концептуальной военно-стратегической установки - неразрывной связи стратегических ударных и защитных систем, то есть СНВ и ПРО. И имели силу в условиях действия соответствующих, конкретных и проверяемых количественных и пространственных ограничений на развёртывание сторонами систем ПРО. Россия не может себе позволить игнорировать это обстоятельство концептуального характера, именно в силу его объективности и научности. Поэтому какие-либо даже чисто гипотетические манипуляции с добавлением на чашу весов стратегических потенциалов «тройки ДНЯО» с целью оценки их возможного влияния на стратегическую стабильность для России будут возможны только после обретения полной ясности в вопросах развития и развёртывания американской НПРО, включая и её европейский сегмент. И, разумеется, при условии предоставления Соединёнными Штатами и НАТО юридических и проверяемых гарантий ненаправленности этой ПРО против потенциала российских СЯС.

Что касается информации руководителя Центра международной безопасности РАН относительно режима боеготовности и хранения ядерных боезарядов третьих стран в мирное время, отметим следующее. Если уж сам Алексей Арбатов считает эти данные достоверными и приводит их с явной целью показать, что боеготовность и состояние ядерных арсеналов третьих стран (подчеркнём, включая КНДР и Пакистан) не должно вызывать особой тревоги «большой двойки», то этот же подход он должен бы был проявлять и в отношении Ирана. Ведь Иран, не имеющий ядерного оружия, при обсуждении Западом и российскими «ядерными разоруженцами» его мирной ядерной программы перманентно идёт в тандемной увязке с Пхеньяном. Ну, а коли это так, и сам академик признаёт, что ядерные арсеналы КНДР не способны внезапно и масштабно подорвать стратегическую стабильность, следует быть последовательным и признать, что несуществующие ядерные арсеналы Тегерана тем более не могут служить причиной чей-либо срочной, тем более глобальной «озабоченности».

Стоит обратить внимание и на замечания Алексея Арбатова касаемо отнесения Россией преобладающей части ядерных вооружений третьих стран к категории оперативно-тактического или тактического ядерного оружия. Во-первых, если, по логике академика, решение судьбы этих арсеналов в контексте ДНЯО и оценка их возможного влияния на стратегическую стабильность не является острой, первоочередной проблемой, то почему российские арсеналы тактического ядерного оружия перманентно вызывают такое острое беспокойство Вашингтона? Ведь российское тактическое ядерное оружие для США, находящихся за двумя океанами и граничащих лишь с Мексикой и Канадой, вообще не представляет никакой военной опасности! Во-вторых, руководитель Центра международной безопасности РАН, очевидно, игнорирует эволюцию взглядов России на средства и способы обеспечения стратегической стабильности и стратегического сдерживания. Если в «Стратегии национальной безопасности России до 2020 года» в контексте стратегического сдерживания упоминаются только стратегические ядерные силы, то в Военной Доктрине применительно к основным задачам Российской Федерации по сдерживанию и предотвращению военных конфликтов упоминается «поддержание … потенциала ядерного сдерживания на достаточном уровне». То есть используется более эластичная формулировка, потенциально охватывающая как стратегические, так и нестратегические ядерные арсеналы государства. И даже более того, в рамках выполнения мероприятий стратегического сдерживания силового характера Российской Федерацией предусматривается и применения высокоточного оружия. Очевидно, что в условиях многополярного мира Россия реализует стратегическое сдерживание не только с опорой на свои стратегические ядерные силы, но и с опорой на свои нестратегические ядерные арсеналы, с переоценкой их роли, и, в перспективе, на арсеналы высокоточного оружия. И делает это Россия уже, не только в отношении стратегического сдерживания исключительно США, но и такого, последнего реликта холодной войны, как альянс НАТО, в целом. В силу сказанного, реплика Алексея Арбатова относительно оценки Россией роли оперативно-тактического и тактического ядерного оружия относима к военно-стратегическим подходам вчерашнего дня.

Сначала внятная концепция поддержания стратегической стабильности и глобальной безопасности, а потом «варианты разоружения»

Завершая свою статью разбором гипотетических вариантов «многостороннего ядерного разоружения», Алексей Арбатов, по сути, выступает адвокатом Лондона и Парижа и явно повторяется.

«Все прошлые попытки СССР приплюсовать силы европейских стран к СЯС США и ограничить их единым потолком были отвергнуты Западом на том основании, что силы Англии и Франции являются национальными, а не коллективными потенциалами сдерживания (первая такая попытка была предпринята в рамках Соглашения ОСВ-1 от 1972 года, затем на переговорах об ОСВ-2 в конце 70-х годов и в Договоре РСМД от 1987 года). В будущем эта позиция едва ли изменится. Отдельным переговорам России с двумя европейскими странами мешает огромная асимметрия СЯС сторон.

Согласие Великобритании и Франции хотя бы на некоторые меры доверия, транспарентности, инспекционной деятельности из «меню» нового Договора СНВ (что предложил авторитетный российский специалист, профессор генерал-майор Владимир Дворкин) имело бы большое положительное значение как прецедент и как пример для других стран, прежде всего Китая.

Фактически такие меры подтверждали бы верность официальной информации об английских и французских силах и программах их модернизации. Но две европейские державы едва ли согласятся трактовать это как юридически обязывающее ограничение своих ядерных вооружений согласно односторонне принятым программами модернизации. Даже если бы Россия согласилась взять на себя такие же меры доверия в контексте отношений с этими странами (за рамками нового Договора СНВ), последние вряд ли пойдут на юридическую легализацию российского превосходства».

Отметим ещё раз. Любые «отдельные» переговоры России с Великобританией и Францией по дальнейшему сокращению арсеналов ЯО станут принципиально возможны только после роспуска военного альянса НАТО или после выхода Великобритании и Франции из состава этой организации. Иной логики научного подхода к проблеме продолжения сокращения ядерных вооружений просто не существует. Во всяком случае, до тех пор, пока эти государства связаны обязательствами коллективной обороны по Североатлантическому договору и находятся в составе военного блока НАТО. Ведь именно этот альянс, руководствуясь принципиальными соображениями, навязал России двусторонний формат выстраивания отношений (Совет «Россия - НАТО»). Ведь направленность британской и французской, «национальной» стратегии ядерного сдерживания имеет единый с ядерной стратегией США (и НАТО), антироссийский вектор. Поэтому все их ядерные арсеналы должны рассматриваться Россией как единый по целям создания и использования ядерный потенциал. Этот подход должен распространяться и на позицию России по ведению дальнейших переговоров о выполнении положений ДНЯО, и на реализацию её собственной стратегии ядерного сдерживания США и НАТО.

И заявления Запада о «национальной» принадлежности ядерных сил Великобритании и Франции, в данных условиях, в качестве аргумента Россией восприниматься не должны. Мало того, ссылки Алексея Арбатова на «неудачу» предшествующих попыток СССР по включению ядерных арсеналов Великобритании и Франции в общий зачёт грешат избирательной исторической неполнотой. Забыл доктор исторических наук Арбатов о том, что переговоры по подписанию договоров серии ОСВ-1 (1972 год) шли параллельно и в неразрывной связи с другим, инициированным СССР и странами Варшавского Договора, историческим процессом - началом работы Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1973 год). Последнее завершилось в 1975 году подписанием Заключительного акта - кодекса отношений между государствами Европы, базирующегося на принципах неприменения силы и угрозы применения силы, признания нерушимости послевоенных границ в Европе, суверенного равенства и прочих очень полезных для практического укрепления взаимного доверия положений. И в этих условиях реальной политической разрядки международной напряженности в Европе СССР вполне мог себе позволить не «зацикливаться» на ядерных арсеналах Лондона и Парижа, выстраивая военно-стратегический диалог с Западом. Ибо, предварительно были созданы необходимые предпосылки для формирования и укрепления атмосферы взаимного доверия в политической и военной области. Того самого международного доверия, которое в нынешних условиях А. Арбатов и его коллега В. Дворкин предлагают России восстанавливать на путях получения её же предварительного согласия на дальнейшее одностороннее разоружение.

В отличие от чутких к заокеанским веяниям «академиков», автор полагает, что на путях поиска взаимного доверия России отнюдь не следует ставить телегу впереди лошади. То есть, не следует делать никаких инициативных предложений по «дальнейшим сокращениям» своих ядерных арсеналов, пока не будет сформировано чёткого видения или внятной концепции поддержания стратегической стабильности и глобальной безопасности в условиях многополярного мира. К этому Россию призывает опыт всего постсоветского двадцатилетия. Ибо именно Запад за этот период практически преступил и продолжает преступать все помянутые базовые принципы Заключительного акта, совершил несколько агрессий против суверенных государств и настаивает на продолжении существования такого последнего реликта холодной войны как военный альянс НАТО.

Надо отдать должное, практические шаги по восстановлению атмосферы международного доверия Россией уже сделаны. В частности, Россия выступила с предложением к Западу о создании в Евроатлантике открытой системы коллективной безопасности на чёткой договорно-правовой основе. Запад, настаивающий на предварительной ядерном разоружении России, об этом официально высказанном российском предложении концептуального характера практически и не вспоминает. Соответственно, не вспоминают о нём и доморощенные «академики», занятые поиском неких «научных подходов» к решению проблемы восстановления взаимного доверия и продолжения процесса ядерного разоружения. Но, спрашивается, куда уж ещё «научнее»? Ведь, фактически, предложение России по созданию в Евроатлантике открытой системы единой, равной и неделимой безопасности для всех её участников в сегодняшних условиях многополярного мира есть аналог того самого «хельсинкского процесса», начало которого так способствовало возникновению атмосферы взаимного доверия в условиях мира двуполярного. Отчего Запад упорно игнорирует эту российскую инициативу? Отчего не вспоминают о её существовании арбатовы, дворкины, роговы, золотарёвы и прочие? Что и чем их смущает? Хотелось бы внятных, именно научных объяснений или возражений. Но их нет.

Приходится сделать следующие выводы. Инициативы США и Запада по вовлечению России в процесс дальнейшего сокращения её ядерных арсеналов нацелены на обретение одностороннего военного превосходства. В первую очередь, военного превосходства США. И всякие ссылки на ДНЯО и положения его шестой статьи есть просто ширма для прикрытия истинных намерений Запада. Соединённые Штаты затратили огромные усилия, вложили огромные средства и ресурсы в трансформацию своих стратегических наступательных сил, что в нынешних условиях, способно обеспечить им военно-стратегическое господство над любым противником только лишь за счёт «неядерной компоненты» американских СНС. И лишь сохранение у России и Китая внушительных ядерных арсеналов препятствует получению желаемой для Вашингтона политической и военной отдачи от сделанных «капиталовложений».

Мало того, необходимость поддержания Россией военно-стратегического паритета с США и НАТО при условии её согласия на дальнейшее сокращения своих ядерных арсеналов неминуемо привела бы нашу страну к новому масштабному и затратному витку гонки вооружений. Только уже в области высокоточного оружия и «конвенциональных» систем вооружений. Ведь, в отличие от ядерных вооружений, где стратегическое сдерживание возможно и при меньшем количестве ударных средств и платформ-носителй, чем у противника, сдерживание на основе высокоточных и «конвенциональных» вооружений требует практического обеспечения количественного паритета. Как по носителям, так и по платформам.

То есть в условиях, когда после десятилетия постсоветского либерального развала у России появилась реальная возможность реализации политики повышения уровня и качества жизни народа, и появился национальный лидер, способный к последовательному проведению такой политики, нашей стране пришлось бы перенаправить средства, ресурсы и усилия на полную реструктуризацию и переоснащение своих сил стратегического сдерживания. И строить на порядок большее количество «конвенциональных» ракет и платформ для их размещения (наземных, морских, подводных, воздушных, космических). Открывать для этого новые производственные мощности, строить новые военные объекты под места дислокации, значительно и резко увеличивать количество военнослужащих вооруженных сил.

Россия, даже в условиях резкого сокращения «потолков» её СЯС по Пражскому договору, на военно-стратегические пасьянсы Вашингтона ответила асимметрично, - модернизацией и развитием своей «классической» ядерной триады. Чем, фактически, пока сорвала все надежды США убить одним выстрелом двух зайцев, - и военно-стратегическое господство над Россией обрести, и в новую гонку вооружений её втянуть. Соответственно, не дают ожидаемой отдачи и огромные вложения Вашингтона в «трансформацию» своей ядерной триады. Отсюда и продолжающиеся заокеанские потуги склонить Москву к переговорам о дальнейшем сокращении ЯО «под вывеской» ДНЯО. Словом, популизм и демагогия чистой воды. И хотелось бы надеяться, что с возвращением Путина в Кремль этот курс на «асимметричный» ответ Вашингтону будет продолжен. И никаких политических и военно-стратегических шараханий, подобных медведевским братаниям с Обамой в ходе их первой лондонской встречи, где доморощенного «юриста-либерала» легко и быстро склонили к началу работы над новым договором в области СНВ, в последующие двенадцать лет допущено не будет.

Что же касается принципов, на которых должны строиться поиски мер военного и политического доверия, предваряющих какие-либо дальнейшие переговоры по сокращению ядерных арсеналов, включая ДНЯО, то, по мнению автора, они, как минимум, должны быть следующими:

- принятие российского предложения о создании в Евроатлантике открытой системы коллективной, единой, равной и неделимой безопасности. И начало переговоров по формированию этой системы;

- в рамках начатых переговоров, - подготовка международных соглашений:

1) о запрете на создание военных и прочих «силовых» альянсов в Евроатлантике, роспуске всех существующих военных альянсов (включая НАТО и ОДКБ);

2) запрете на размещение вооружений, войск и сил вне пределов национальной территории (включая объекты ПРО) и создание, вне национальной территории, инфраструктуры для их базирования и иного обеспечения их действий и жизнедеятельности;

3) запрете на вывод мобильных платформ (с вооружением) всех видов базирования (наземных, морских, подводных, воздушных) за пределы морской экономической зоны и национального воздушного пространства без санкции или предварительного уведомления ООН;

4) подписание соглашения о приостановке всех начатых программ в области развития и модернизации стратегических потенциалов сторон (включая и т. н. «неядерную» компоненту, развёртывание ПРО и т. д.).

5) в условиях достигнутого соглашения о запрете на создание военных альянсов и роспуске существующих, начало переговоров по выравниванию военных потенциалов всех сторон-участников на путях ликвидации военно-стратегической асимметрии, вызываемой вопиющим диспаритетом военных бюджетов сторон (во всяком случае, первой десятки стран-лидеров, согласно данным СИПРИ).

P. S. Уже завершив статью, автор потратил изрядное время но то, чтобы найти в материалах по тематике глобальной безопасности и стратегической стабильности, публикуемых арбатовыми, дворкиными, золотарёвыми и роговыми ХОТЬ ОДНО упоминание о концептуальной позиции самой России. Страны, которую, вроде как представляют сами «академики» и из бюджета которой финансируются их «научные учреждения». Поиски оказались совершенно безрезультатными. Зато «аргументов» в пользу изложения и «разъяснения» позиции Запада и, в первую очередь» США, у них всегда оказывается до неприличия много. Автор ещё раз (со времени проталкивания ими «Пражского договора») утвердился во мнений, что позицию (интересы) России, официально изложенную в базовых доктринальных документах, они ни представлять, ни отстаивать не будут. Они не будут её даже «брать к сведению».

За сим, как бы не скучна была для чтения и восприятия поднимаемая автором тематика и проблематика, отстаивать интересы страны и активно побуждать власть к неуклонной реализации её же собственных доктринальных установок в области безопасности придётся нам самим. И делать это активно и постоянно, уважаемые сограждане.