Современная Россия - крупнейшая многоконфессиональная страна. Православная церковь, объединяющая около 60% россиян, остается единственным общественным институтом, который сохранился в России с докоммунистических времен. В сознании многих православие связывает историю, возвращает смысл общественному бытию и представляется средоточием национальной традиции.

Что касается другой доминирующей в России конфессии - ислама (число его приверженцев колеблется, по разным оценкам, от 10 до 20% населения), то и эту религию вполне можно считать традиционно российской. Она утвердилась на территории нашего государства задолго до появления здесь христианства и стала, как и православие, существенным фактором формирования менталитета народов (включая и русский), этническое и национальное самосознание которых развивалось в рамках как взаимодействия, так и взаимоотталкивания православия и ислама.

Крещение Руси имело далеко идущие последствия не только для развития культуры славянских народов и дальнейшего хода политических и социальных процессов: принятие христианства должно было содействовать укреплению государственности, и в целом эта религия способствовала осознанию славянским этносом единых национальных интересов. Хотя сам термин «Россия» появляется только в начале XV века, понятия «русский» и «православный» начинают совпадать намного раньше. Как подчеркивал один из крупнейших исследователей отечественной истории Владимир Мавродин, «русский, исповедовавший христианство по греческому, православному обряду, противопоставляет себя язычникам, "поганым", "латинам"… Термин "христианин", как позднее "православный", нередко вбирает в себя понятие "русский", «русский народ».

В официальной идеологии русских князей, царей и поддержавших их иерархов православной церкви упор в основном делался на связку «национализм и православие». При этом часто выдвигался и такой тезис: «Ислам - это религия насилия и нетерпимости», хотя большинство историков отмечает незначительную по масштабам исламизацию русских земель во времена татаро-монгольского господства. Антиисламизм понадобился для преодоления раздробленности Руси, создания централизованного государства, которое объединило бы разные в этническом, религиозном, культурном отношениях народы.

Впрочем, по мнению Льва Гумилева, а вслед за ним и Олжаса Сулейменова (роман «Аз и Я»), совместное проживание в составе одного государства на протяжении нескольких веков христианизированных славян и инорелигиозных завоевателей-тюрков неразрывно привязало их друг к другу. Так что тюркско-славянские контакты стали частным проявлением на российской почве более широкого феномена - межцивилизационного взаимодействия христианской Европы с мусульманской Азией.

Расширение территории Российского государства и включение в его состав Поволжья, Приуралья, Сибири, Крыма, Кавказа, Польши, Туркестана сделали подданными России многочисленные народы, исторически исповедующие ислам. Подавляющее большинство их были суннитами, лишь на Кавказе и Памире часть мусульман принадлежала к шиитской ветви.

Мусульманский мир внутри России создавался как в результате территориальной экспансии и покорения исповедующих ислам народов, так и мирным путем - заключение знатью православной Руси (и России) политических альянсов, договоров, династических браков и т. п. с мусульманской верхушкой. Трактовка этого процесса либо как русской «агрессии» против мусульманских народов, либо как защиты православных от ислама, несущего угрозу России, либо другие его интерпретации в рамках антитезы «мы-они» не отражают реальной картины: в отношениях между тюркско-мусульманскими народами и русскими хватало политических хитросплетений, коварства, обманов и провоцирования конфликтов с обеих сторон. Отнюдь не всегда эти две соперничающие религиозно-этнические общности были взаимно честны и благородны.

Так, символом своеобразного христианско-мусульманского союза и одновременно орудием борьбы Московских князей с Казанским ханством стало просуществовавшее до 1681 года Касимовское царство - удельное княжество для татарских ханов, переходивших на службу Москве. Некоторые Касимовские «цари» и «царевичи» играли видную роль в политической жизни русского государства: Симеон Бекбулатович, которого Иван Грозный использовал в своих интригах, был даже провозглашен на время «царем и великим князем Всея Руси».

В многочисленных войнах, которые вело со своими противниками Московское государство, на стороне Москвы воевали и отряды татар-мусульман. Они сыграли значительную роль в разгроме на реке Шелони в 1471 году войска непокорного Новгорода Великого; в поход на Казань в 1552 году вместе с русскими православными воинами отправились и отряды Касимовских татар, вовсе не озаботившихся тем, что с падением Казанского ханства был прерван процесс становления самосознания населявших Поволжье мусульманских народов.

После присоединения Поволжья внутригосударственные противоречия чаще всего возникали не на почве противостояния «русских против нерусских», т. е. татар и других исповедовавших ислам народов, а на основе борьбы сторонников централизованного многонационального государства с теми, кто был врагом российской государственности. При этом национальная и религиозная принадлежность и тех, и других далеко не всегда определяла выбор их позиции.

Тюркоязычные народы Российской империи выражали свою самобытность в основном в соответствии с критериями религии, а не этничности. Принадлежность к мусульманской умме возобладала у них над этническими различиями. Не случайно в дореволюционной России исповедовавшие ислам народы, жившие на территории современных центральноазиатских государств, а также Азербайджана, идентифицировали себя как «мусульмане». Это определение, подчеркивает американский профессор Рональд Суни, выходило за рамки узкорелигиозного: оно включало в себя и культурную идентичность, и «пространственное измерение», т. е. примерно то же, что у западного человека ассоциировалось с понятием «европеец»; быть «мусульманином» значило «соблюдать приверженность определенным традициям» и, одновременно, «отличаться от тех, кто был русскими».

В XVI - первой половине XVIII века в отношениях Российского государства со своими подданными мусульманами не все бывало просто и гладко. Ислам и его религиозные учреждения не запрещались, но при этом переход в православие мусульман приветствовался. Многие выходцы из знатных татарско-башкирских родов, сохранив приверженность исламу, пошли на царскую службу, и за это им были оставлены или дарованы земли, платилось жалование, но запрещалось владеть крестьянами-христианами. Среди русских дворян было несколько сотен семей тюркского происхождения, сыгравших огромную роль в политической, военной и культурной истории России.

Крестьянская война (1773-1775) под предводительством Емельяна Пугачева - в ней активное участие приняли и мусульманские народы (татары, башкиры и другие) - подтолкнула власть к необходимости установления контроля над исламом. В 1774 году по Кючук-Кайнарджийскому (по названию болгарской деревни Кючук-Кайнарджа в Османской империи) мирному договору, заключенному по завершении победоносной для России русско-турецкой войны 1768-1774 годов, русское правительство, добившись ряда преимуществ для подвластных Турции народов - славян, молдаван, румын, грузин и греков (в частности, Молдове и Валахии был предоставлен автономный статус и они перешли под покровительство России), гарантировало религиозные свободы для мусульман. С этого времени и до начала XX века Россия признавала за турецкими султанами право на халифат, т. е. верховную духовную власть над мусульманами-суннитами, в том числе подданными России. И в целом русские самодержцы проявляли гибкость в отношениях с различными категориями своих подданных мусульманского вероисповедания.

По-иному складывались отношения государства с мусульманами и их знатью на Кавказе и в Туркестане. Здесь оформление корпоративных прав дворян приняло затяжной характер и, в целом, так и не было завершено вплоть до 1917 года. Землевладельческая и кочевая знать Кавказа и Туркестана в основном сохранила собственность на землю и скот, служила на военной и гражданской службе, получала чины или ордена, дававшие право на дворянства. Практически все средние и низшие должности в системе местного управления мусульманских районов кавказского наместничества, Степного (современный Казахстан) и Туркестанского (современная Средняя Азия) краев были заняты представителями мусульманской светской элиты (султаны, беки, наибы, аксакалы). Те из них, кто приобретал потомственное дворянское звание, могли участвовать в жизни выборных дворянских организаций за пределами своих территорий.

Таким образом, мусульманская знать, пользовавшаяся покровительством русских царей, сыграла особую роль в системе государственного управления, в политической и военной истории России.

Тогда идеи возможного синтеза культур Запада и Востока нашли определенный отклик в кругах мусульманской интеллигенции. Так, известный азербайджанский просветитель и писатель Мирза Фатали Ахундов попытался совместить две культурные традиции - восточную и западную - и противопоставить их деспотизму. Казахский ученый, просветитель и демократ Чокан Валиханов (Мухаммед Ханафия) вел страстную борьбу против мракобесия, невежества и того, что он называл «магометанским пуританизмом» - т. е. против проявлений экстремизма и фанатизма в казахском обществе, которое он пытался приобщить к передовой русской и мировой культуре.

На рубеже XIX-XX веков - в период реформаторства в российском исламе (джадидизм) - многие другие общественно-политические деятели, выходцы из среды российского мусульманства, прилагали усилия для того, чтобы ислам и его культура, синтезированные с новейшими технологиями, достижениями естествознания и прогрессивными идеями, заняли достойное место в российской общественной жизни. Так, крымско-татарский просветитель, писатель и издатель первой еженедельной тюркоязычной газеты «Терджиман» (Переводчик) Исмаил бей Гаспринский рассуждал об особом «русско-мусульманском мире», где мусульмане «пользуются равными правами с коренными русскими», и где «русский человек из простого и интеллигентного класса смотрит на всех, живущих с ним под одними законами, как на «своих», не высказывая, не имея узкого племенного себялюбия».

Революция 1917 года, как казалось вначале многим, открывала дорогу политическому и духовному возрождению народов России. Так, православная церковь, которая в царской России была низведена до роли простого государственного института, в феврале 1917 года впервые обрела возможность свободно, без государственного вмешательства отправлять свои функции (решения Поместного собора 1917-1918). В отдельных районах России мусульманские народы попытались реализовать идею самоопределения, декларированную большевистскими лидерами еще до революции. Под такими лозунгами государственной самостоятельности были провозглашены: татаро-башкирские Идель-Уральские Штаты, крымско-татарская Республика Крым, имамат Дагестана и Чечни, северокавказский эмират и др. На мусульманских окраинах России возникли созданные на религиозной основе политические объединения и партии, что свидетельствовало о зарождении здесь национального и религиозного самосознания. Его ростки, однако же, были быстро «затоптаны» революционной советской властью, которая в 1921 года в основном завершила свое «триумфальное шествие» по окраинам бывшей Российской империи.

Между тем большевики, проводя политику, нацеленную на вытеснение религиозных институтов из общественной жизни, в зависимости от конъюнктуры и задач (гражданская война, решение национального вопроса на Восточных окраинах Советской России и т. п.) гонения на религию периодически сменяли временными послаблениями. Обращает на себя внимание и то, что большевистские лидеры относились к исламу, считавшемуся религией, пострадавшей от царизма, терпимее, нежели к православию, которое отождествлялось с самодержавием. Большевики не уставали с негодованием напоминать о реакционной триаде «самодержавие-православие-народность», а Ленин вообще называл православие «великорусским черносотенным шовинизмом» и относился к церкви как к наиболее опасному противнику атеистической власти. К тому же лидеры Советской России изрядно мифологизировали мусульманский Восток и склонны были рассматривать ислам как антиимпериалистическую и антиэксплуататорскую религию, что было не случайно, ибо российский большевизм идеологически сформировывался в лоне европейской научной мысли, где с конца XIX века широко были распространены представления об исламе как о социалистическом учении.

По мере того, как государство консолидировалось (создание СССР), а коммунистическая идеология становилась всеохватывающей, т. е. нацеленной на то, чтобы унифицировать, подмять под себя все представлявшие для нее угрозу проявления индивидуального - религию в первую очередь, - утверждалась и политико-идеологическая установка о реакционности любой религии. Наступила эпоха «чистого» атеизма. В 30-е годы традиционные мусульманские институты практически прекратили свое существование, и уже больше не велось речи о предоставлении мусульманским народам особых прав и возможностей для развития национальной и религиозной идентичности. Но еще более ожесточенную борьбу советская власть повела с православием, а также и с русским национализмом: в них государство усмотрело серьезных и влиятельных соперников. Объявив об отделении церкви от государства, большевики вновь фактически поставили ее под государственный контроль - еще более тотальный, нежели тот, который существовал в эпоху царизма.

Социализм, несомненно, наложил отпечаток не только на экономику, политику, культуру, общественную жизнь народов СССР - как приверженцев православия, так и христианства, - но и на их национальную, а также и религиозную идентичность. Если даже не принимать всерьез тезиса о том, что за почти 70-летний период советской власти возникла новая историческая общность - «советский народ» - термин, официально зафиксированный в документах брежневской эпохи, - то трудно отрицать тот факт, что советизация и русификация надолго определили общественное развитие всех без исключения народов Советского Союза. Негативными сторонами этого явления стали подавление, а в ряде случаев и разрушение национальных культур, языков, традиций, религий. Но это был и способ приобщения народов более отсталого, «периферийного», советского Юга к высокой русской культуре, а через нее - и к современной технологической цивилизации.

В сегодняшней России и православие, и ислам (как и другие религии) претендуют на роль хранительниц традиций, на некую духовную опору. Но религия претендует также и на то, чтобы стать символом национальной идентичности, фактором, укрепляющим национальное самосознание. Не случайно светские лидеры и политики, разного рода партии и объединения стремятся заручиться поддержкой церкви, чтобы расширить свою массовую базу, воздействовать на электорат в нужном для себя направлении.

Между тем, следует признать, что вести речь и о глубоком массовом приобщении населения к религии не следует: социологические исследования указывают на поверхностный уровень религиозности подавляющего большинства, заявившего о себе как о верующем. Кроме того, не подлежит сомнению, что этноконфессиональная функция церкви в сегодняшней России сильно отличается от той роли, которую играло православие на ранних периодах христианизации славян, например, когда духовенство и религиозные институты способствовали развитию государственности и формированию национального самосознания.

Впрочем, при оценке нынешней роли РПЦ следует исходить из того, что, несмотря на то, что православные численно возобладают в России над приверженцами других религиозных исповеданий, многоконфессиональный характер государства сохраняется. Светская власть при всем демонстрируемом ею уважении к христианским ценностям и лично к иерархам РПЦ вынуждена в целях достижения гражданского мира и согласия отдавать приоритет все же не церковным, а общегосударственным интересам. А они требуют признания равноправия всех религий и культурных традиций. Подобной же линии, кстати, придерживается и руководство РПЦ.

Однако, на первых порах все шло не так гладко, и не совсем по словам религиозных лидеров. В частности, открытие старых православных храмов и интенсивное строительство новых повлекло за собой рост протестов в некоторых других регионах России. Недовольство мусульман вызывали попытки ввести в школах Татарстана преподавание Закона Божьего. В свою очередь русские, живущие в Татарстане, Башкортостане и в ряде северокавказских республик, были не довольны перекосами, связанными с нарастающей регионе исламизацией общественной жизни: в местные законодательства некоторых «мусульманских» автономий (Ингушетия, Чечня, Татарстан) включались положения шариата, а также традиционного права (адата).

Активизировавшиеся с 80-х-90-х годах мусульманские националисты обвиняли федеральную власть в том, что она отдает предпочтение РПЦ. Выступая с антироссийскими и антиправославными лозунгами, они достигали и политических целей - приобретали в глазах рядовых верующих-мусульман авторитет защитников национальных прав, борцов за возрождение национальных и религиозных традиций. Зеркальным отражением лозунгов этих деятелей являлись установки русских политических партий и объединений национал-патриотического толка, которые предлагали формировать государственность России преимущественно на основе конфессионального (православного) критерия.

Такого рода националистическая с религиозной примесью пропаганда привела, с одной стороны, к нестабильности положения русского населения в местах компактного проживания мусульман, в особенности на Северном Кавказе; следствием стал отток русских в «европейские» регионы России. С другой стороны, стали нормой случаи проявления ксенофобии и прямого расизма в отношении мусульман, «лиц кавказской национальности», словом, «неправославных».

Благодаря проповеди мира и согласия, духовным и религиозным лидерам России в значительной мере удалось предотвратить перерастание конфликтов из политической сферы в межконфессиональную. Однако, давление со стороны сил разрушения, выступающих под националистическими, религиозно-экстремистскими лозунгами, до сих пор представляет реальную угрозу стабильности российского общества.

Итак, недостаточный учет федеральной властью факторов многоэтничности и многоконфессиональности в России создает известную степень конфликтности. Негативную роль играет и предпочтение, которое государство объективно оказывает какой-то одной религии (чаще - православию): приверженцы других исповеданий воспринимают это крайне болезненно - как ущемление их прав, что также рождает межнациональную и межконфессиональную напряженность. Альтернативой ее снижения станет последовательное соблюдение принципов свободы совести и равенства всех религий перед законом. Только в этом случае России удастся гармонизировать христианско-мусульманские отношения.

Противоречия в сфере национальных и религиозных отношений могут быть преодолены в России, если религиозные лидеры, руководители национальных движений, местные и федеральные власти будут постоянно поддерживать политический и духовный диалог, учитывающий этнокультурные особенности народов того или иного региона России, местные обычаи и традиции. Такой диалог может способствовать смягчению остроты религиозных противоречий на том же Северном Кавказе.

Построение подлинно федеративных отношений в России может стать перспективным и успешным при условии существования четко сформулированного национального интереса, утверждения демократических норм равенства перед законом всех этнических, религиозных и социальных групп. А для этого в подходах к проблемам национальных и религиозных меньшинств требуется терпеливое, вдумчивое, профессиональное отношение, учитывающее специфику их образа жизни, духовного мира, зарождающейся правовой культуры.

Меньшинства же, каковы бы ни были их религиозные, политические, социальные убеждения, окажутся в проигрыше, если они станут ориентироваться на силы вне своей страны или же начнут смешивать вопросы личной жизни, социальные обязательства с политикой. Как отмечал Николай Трубецкой, стремление к государственной самостоятельности оправданно и правомерно «лишь в том случае, когда оно появляется во имя самобытной национальной культуры, ибо государственная самостоятельность как самоцель - бессмысленна».

Достижение согласия между народами России во многом будет зависеть и от поведения интеллигенции. Она принесет больше блага людям, если от проповеди идеологии национальной исключительности многие ее представители перейдут к миротворческой деятельности, которая учитывает национально-культурные права и реальные потребности всех населяющих Россию народов. Такая деятельность плодотворнее всего осуществляется через развитие образования, языков, культуры.