Предпосылки современного миропорядка и современной международной системы обнаруживают себя уже в конце существования вестфальской системы (основанной на действовавшем с 1648 года принципе права рода (gens) и нации), базировавшейся на принципе уважения государственного суверенитета и территориальной целостности. В полной мере концепция Нового Мирового Порядка проявляется с началом Французской революции и материализуется в виде основанной Вудро Вильсоном в 1919 году Лиги Наций и Ялтинского передела мира.

Это отрицание принципа европейского публичного права, «общеевропейского закона» (Jus publicum europaeum), так же как и постепенная англосаксонизация международного права и международных отношений - служащие цели англо-американской мировой гегемонии. С падением Берлинской стены американский извод «нового мирового порядка» представляет собой кульминацию этой англо-американской концепции международных отношений. Концепции, которая лежит в основе интернационализации региональных конфликтов, введения постоянного и чрезвычайного «специального» международного права: права на вмешательства, гуманитарную интервенцию, на ту волну превентивных военных вторжений, которые мы наблюдали на Ближнем Востоке, в Ираке, Афганистане, Ливии, а также на Гаити.

Когда идет речь о справедливости и беспристрастности мирового порядка, необходимо принимать во внимание то, что международная политика мыслится с точки зрения политического могущества и гегемонии - силы, а не справедливости. Конечно, есть еще и теоретические идеалистические модели властвования, пытающиеся представить в более привлекательном виде реалистичный, жестко обусловленный интересами подход к международным отношениям. Я верю в то, что мировая сцена - это единая иерофания, или, лучше сказать кратофания, что означает потенцию и возможность для силы развиваться и распространятся. Это концепция, в которой естественный принцип справедливости может быть различным образом интерпретирован и инструментализирован. Например, в том, что касается операционализации принципа «справедливой войны» как предлога для империалистических кампаний.

Я верю в то, что будущая международная система должна опираться на более справедливый и равный баланс сил и на многополярный базис, который позволит услышать все голоса - даже самых маленьких стран и народов, и гарантировать более равное перераспределение ресурсов планеты.

История американской внешней политики, так, как она интерпретируется в ключевых мифах и доктринах избранной американской нации - от «явного предначертания» (Manifest Destiny) до «Проекта нового американского века», - говорит о мессианском стремлении Америки к господству над миром. В этом контексте однополярность администрации Буша была воплощением все того же столетней давности устремления к мировой гегемонии.

Глобализацию не следует рассматривать лишь в экономическом аспекте, с точки зрения коммуникаций и экономического прогресса. Это также четко определенный неолиберальный план (чьим главным инициатором является англо-американский истеблишмент) по отмене госконтроля, либерализации мировых рынков ради обретения мировой финансовой олигархией контроля над мировыми ресурсами, энергией и топливом, и другими богатствами. Такая программа не оставляет места для народов, стран, этносов, культур - все это воспринимается как препятствие. Препятствия должны быть нивелированы, все должны быть превращены в однотипных потребителей, любое сопротивление должно быть подавлено.

Гегемония - это сочетание экономических, геополитических, военных факторов, а также «мягкой силы» (soft-power) - психологических и медийных факторов. Если мы обратимся к работам Джозефа Ная, станет очевидно, что сегодняшняя супердержава США и установленная ей глобальная военная гегемония не могла бы продолжать существование без массированных мягких средств психологического и культурного доминирования. Это доминирование осуществляется через голливудскую продукцию, общество развлечения, через контроль СМИ и информации, и через манипуляцию системой образования. Самый большой успех англо-американской гегемонии - колонизация воображения на глобальном уровне.

На горизонтальном уровне - различные движения, ассоциации граждан, инициативы, сети, политические и культурные движения, вне зависимости от их политической принадлежности, которые противостоят неолиберальной англосаксонской глобализации - все они могут поспособствовать постепенному устранению этой гегемонии, особенно на уровне автономной активности внутри общества. В «вертикальной» перспективе будущее антигегемонистской борьбы - в макрорегиональной перегруппировке, гибкой ассоциации и общих позициях для всех стран и народов Евразии, среди которых Россия, конечно, с ее географическим положением в геополитическом центре, ее размером и историей, играет стратегическую и ключевую федерализующую роль. У России есть наибольший шанс противостоять этой гегемонии.

Необходимо учесть: поскольку мир глобально объединяется и становится гегемонически единообразным, он одновременно с этим по умолчанию фрагментируется по принципу центр-периферия. Эта фрагментация может также быть хорошей возможностью для кристаллизации нового многополярного порядка и геополитической идентичности.

История происхождения идеи глобализма и самой тенденции к универсализму достаточно долгая. Эта тенденция берет начало в иллюминизме эпохи Просвещения, она привела к возникновению светского типа универсализма, основанного на идее рациональности, техницизма и антропоцентризма. Это и стало мозговым центром, который породил сегодняшний глобализм как продолжение зловещего прогрессистского мифа о прогрессе человечества. Следовательно, идея глобальности неотделима от идеи современности (modernity) самой по себе, и критика глобализма также является критикой современности.

Принцип глобального управления, продвигаемый на различных глобалистских форумах, от Давоса и «Трехсторонней комиссии» до Бильдербергской группы, является концептуальным рычагом, призванным усилить сторонников монетаризма и финансиалистской неолиберальной экономической политики на глобальном уровне.

Многополярный мир является возможным и желаемым. Провал конструктивистского проекта однополярности, наблюдаемый по всему миру, показал нам пределы однополярного подхода. Примечательно, что войны в Афганистане, Ираке, Ливии, и дальнейший процесс этноконфессиональной фрагментации в мире доказали, что любой однополярный подход к конструктивистскому формированию синтетических региональных общностей или стран (государствостроительство, nation building), смоделированное на основе неолиберальной рыночной демократии, обречен с самого начала. Такой подход обречен, поскольку он не основан на культурных корнях, не учитывает истории и традиций народов.

Многополярный порядок является во всех отношениях более желательным и равноправным, чем однополярный подход, поскольку многополярность основана на более сбалансированном распределении политической власти; многополярная модель предполагает уважение к уникальности бытия каждого национального сообщества, уважение к важности органического духовно-исторического целого, существующего в данном пространстве и времени.

В классическом смысле политической географии «ось» обозначает место, которое структурирует и регулирует определенное протяжение территории, в которой каждая область структурируется осями. Это подразумевает, что территория и ось диалектически связаны. На данном континентальном уровне стратегические оси представляют собой геополитические, географические и геоэкономические движущие силы, чья функция - структурирование других частей континентального пространства. Все геополитическое искусство и мудрость состоят в нахождении и установлении достаточно интегрированного баланса между различными осями частей территории, дабы быть в состоянии эффективнее и более справедливо управлять целым пространством.

В современном постмодернистском мире государственный суверенитет более не воспринимается в качестве ключевого атрибута власти (как это было в классическом государстве-нации с его делимитированными границами). Есть, например, портовые города или мегалополисы, которые обладают, как стратегические оси на макрорегиональном уровне, большей экономической мощью, чем сами отдельные государства.

В международных отношениях понятие цивилизации часто использовалось в качестве инструмента. Например, так произошло с тезисом Хантингтона относительно особенных геополитических и экономических интересов, так же как с и теорией о детерминированных и неизбежных конфликтах между исламским миром и христианским Западом.

Если мы будем исходить из постулируемой Шпенглером дихотомии между культурой (как органической и дифференцированной категорией) и цивилизацией (как материальной и количественной категорией), в этом случае мы можем прийти к заключению, что современная глобализация представляет собой вершину «эпохи цивилизации-технологии» и главенства материи над культурой как духовной категорией. Возможно, это столетие станет критической точкой в битве между культурой и цивилизацией.

Должен признать, что в моей стране - Хорватии - евразийская теория многополярности либо неизвестна, либо не встречает никакого понимания - до такой степени, что, как это ни парадоксально, я часто ощущаю себя первопроходцем или диссидентом в своей собственной стране. Я не смотрю на свою родину через этнонационалистические очки. Скорее, я воспринимаю ее как интегральную часть европейского континента, как равноправную геополитическую общность, расположенную на перекрестке между Центральной Европой, Юго-Восточной Европой и бассейном Средиземноморья, который является стратегической пограничной частью (что Макиндер называет «римландом», периферией) больших евразийских континентальных масс. Все мои усилия направлены на разработку такого макрорегионального подхода.

Современные войны, растущая бедность, финансовые кризисы, кризис системы ценностей - все это лишь острые симптомы болезни под названием «современность», этого полностью секуляризированного проекта Просвещения. Современный мир отсек себя от всех трансцендентных измерений и от реальности, от сложности и запутанности жизни. Я не испытываю оптимизма по поводу развития современного мира, поскольку такое «хаотическое» и энтропийное развитие базируется на ложных, фальшивых духовных, моральных, физических и философских постулатах.

Война - постоянная характеристика человеческой истории, человеческого существования, и, следовательно, не следует испытывать иллюзий относительно того, что война не может также происходить на глобальном уровне. Война господствует и в мирные времена, иллюстрацией чего служит перманентная экономическая война между различными политическими сообществами. Все социально-экономические симптомы, предшествовавшие Первой и Второй мировым войнам, всё еще актуальны: финансовый кризис, спекуляция золотом, рост цен на нефть, крах реальной экономики и производства, и при этом широкое распространение ростовщичества, биржевые спекуляции, рост бедности, всплеск популистских настроений и т. д.

Асимметричная природа современного конфликта, разнообразие акторов в конфликте, так же как и большой спектр локальных конфликтов и уровень интенсивности конфликта, - все это не исключает цепной реакции в результате лобового столкновения могущественных мировых гегемонов на глобальном уровне. Не нужно забывать и о возможности взаимного ядерного уничтожения, которое, в свою очередь, ставит вопрос о выживании самого человечества и сохранении планеты.

Я не верю в одномерный мир, к которому я не питаю симпатии, и не желал бы, чтобы он стал явью. Я думаю, что мир составлен из множества миров, и каждый из этих миров-культур уникален. В этом смысле я хочу, чтобы мир был более разнообразным, более щедрым и более справедливым в распределении природных и культурных ресурсов. Ницше однажды сказал, что «будущее принадлежит тем, у кого самая долгая память». Я лишь добавил бы, что идеальный мир - этот тот, который строит свое будущее на основе исторического опыта и дает возможность уникальным, присущим только той или иной культуре явлениям проявляться в мире и в истории.