«Исламский фактор» - едва ли не самый главный вопрос в ежедневной повестке современного мира. Исламский Восток – это и нефть, кровь мировой экономики, и неиссякаемый источник новостных сводок, и передовая геополитических фронтов, и новое переселение народов, меняющее облик старой Европы. При этом очевидно, что сам ислам по сути своей является отрицанием современного неолиберального и репрессивно-толерантного миропорядка. И еще неизвестно, кто окажется главным бенефициаром «арабской весны», и в чью пользу обернется нынешняя победа европейской демократии над ливийской Джамахирией. Особенно, если учесть ту роль, которую сыграли «Братья-мусульмане» в Египте и «Аль-Каида исламского Магриба» в Ливии.

Но понимать под исламом исключительно политический исламизм (или «джихадизм», как его ошибочно называют на Западе) – это значит не понимать ничего. Глубинное постижение сути религии пророка Мухаммеда, а значит и сути арабо-персидской, мусульманской цивилизации невозможно без знания о сокровенной сердцевине – об исламском эзотеризме. Такую возможность открывает традиционализм – европейское философское и метафизическое учение, у истоков которого стоял Рене Генон, великий французский мыслитель, принявший ислам под именем Абд-аль-Вахид Йяхья («Слуга Единого, Живой») и проведший последние годы жизни в Каире, будучи почитаемым суфийским шейхом.

Неудивительно, что традиционализм и эзотеризм в исламе, и роль исламской традиции в современном мире, стали одной из ключевых тем на прошедшей на днях в Подмосковье Международной конференции «Against Postmodern World» – первой в России встрече такого рода и такого уровня. Как уже сообщал портал «Евразия», в конференции, организованной социологическим факультетом МГУ им. Ломоносова, приняли участие ведущие интеллектуалы нашей страны, Белоруссии и Украины, традиционалисты из Италии, Франции, Соединенных Штатов.

Те участники конференции, которым выпала честь присутствовать на секции «Традиционализм и эзотеризм в исламе», стали свидетелями интереснейшего диалога между вице-президентом Исламского Религиозного Общества Италии (CO.RE.IS) Йяхья Серджио Паллавичини, одним из ведущих российских философов, председателем Исламского комитета Гейдаром Джемалем и политологом, руководителем Центра геополитических экспертиз Валерием Коровиным.

«Ислам – то явление, которое, по сути находится в авангарде сопротивления однополярной глобализации, - заметил Коровин, открывая обсуждение. - Ислам сложен, многообразен, и тот, кто представляет его в некоем единообразии, либо ошибается, либо сознательно вводит нас в заблуждение». Гейдар Джемаль парировал эту реплику, подчеркнув, что «принцип единства ислама ощущается всеми, в том числе и борющимися между собой фракциями - это необходимый компонент общего исламского фронта».

Ислам с момента своего возникновения в VI веке христианской эры борется за единство, замечает Джемаль. Хотя, добавил он, история ислама практически сразу – со времен четвертого праведного халифа Али, началась с гражданской войны. Умма – община верующих, основанная пророком Мухаммедом, «испытывает внутренний конфликт по одной причине: человеческая природа такова, что внутри любой проекции духовного импульса эта человеческая природа пытается навязать свои форматы, свои условия, реализовать какие-то собственные проекты».

Любопытно, что Паллавичини и Джемаль, не вступая в прямую полемику, высказались с противоположных, едва ли не исключающих друг друга позиций.

Йяхья Серджио Паллавичини, сын шейха суфийского ордена Идрисийя Абд аль Вахида Паллавичини, также участвовавшего в конференции, представлявший европейскую завийю (суфийскую духовную школу) апеллировал к наследию мистических учений ислама и собственно к суфизму.

«Для нас очень важным представляется подход одного из учителей суфизма, Мухаммеда аль-Газали, который говорил: сущность суфийского подхода заключается в раскрытии завес, которые отделяют нас от духовной реальности», - заметил шейх. О единстве и единственности бытия («вахдат аль-вуджуд»), в частности идет речь в учении крупнейшего суфийского мистика, Мухиддина аль-Араби.

В свою очередь, Гейдар Джемаль, основатель философской школы радикального трансцендентализма, полагает, что духовная и человеческая реальности не имеют между собой ничего общего. Похожий тезис прозвучал и в докладе известного российского востоковеда и переводчика Александра Кузнецова. «Независимым бытием, согласно исламскому эзотеризму, обладает только Абсолют (Аллах), - отметил Кузнецов. - Бытие твари рассматривается как «заемное бытие», «бытие в кредит».

Ислам, по Джемалю, будучи «религией откровения, основанной на прорыве абсолютно иного, того, что отсутствует во всем спектре человеческого опыта», противостоит «естественным», слишком человеческим религиям и традициям. Джемаль сравнил откровение, получаемое пророками, с «неким стальным лезвием, которое пробивает скорлупу бытийной полноты, и принуждает человека к принятию того, чего с естественной точки зрения - не существует и не должно быть».

Аллах есть трансцендентная сила, которая стоит вне бытия и не ангажирована в иерархии аналогий, в иерархии верха и низа, и к Нему не применимы все предикаты, которые применимы к сущему, которое не есть Он. Джемаль делает смелое утверждение отождествляя имманентное Бытие в его полноте с фигурой Иблиса (обычно сопоставляемого с сатаной в христианской традиции). Иблис, в трактовке Джемаля, есть «первозданная энергия, чистая полнота инициального потенциала Сущего», а первочеловек, Адам – это уплотнение того же Сущего до состояния вещества, materia secunda. Поэтому когда Аллах предлагает Иблису, т.е. бытию поклониться Адаму, Иблис говорит: «Ты сотворил меня из огня, а его из глины, как я могу ему поклониться».

Но Иблис не знает о том, что за мгновение до того, как Адам пробудился, Аллах вложил в «глиняную куклу» частицу своего Духа. Это единственное место в Коране, где Аллах говорит о себе не во множественном, а в единственном числе: «Вдохну в него (человека) от Моего Духа (мин рухи)» (15: 29). Эта частица – рухулла остается неизвестной кораническому Иблису, «который равняется Бытию». «Иблис не может поклониться "глиняному человеку", потому что он не знает о том, что глина пробита насквозь иглой откровения, и является последующим реципиентом откровения», - делает вывод Джемаль.

Исламский эзотеризм, по мнению философа – это не суфизм, «который воспроизводит неоплатонические модели в арабском контексте, а эзотеризм, который содержится непосредственно в Коране», в его откровении. Суфизм (или ат-тасаввуф), по утверждению Джемаля, это одно из проявлений попыток «контрабандой» внедрить в чистый трансцендентализм ислама индуистские или неоплатонические концепты.

Но, несмотря на разницу между традиционалистским подходом Йяхья Серджио Паллавичини и радикальным дискурсом Гейдара Джемаля, оба исламских интеллектуала были едины в своем отвержении современного мира – «царства количества». «Неверно говорить, что наступает некий новый мировой порядок, - заметил Йяхья Паллавичини. – Есть лишь один мировой порядок, установленный Аллахом, а то, что противится этому порядку суть антитрадиционные влияния, которые надо уметь распознать в любых обличьях».

По словам вице-президента Исламского Религиозного Общества Италии, единственной адекватной реакцией на декаданс современного Запада может стать создание новой интеллектуальной элиты, которой «должны быть свойственны интеллектуальная честность и чистота». «Работа должна вестись на двух уровнях – на уровне практического действия (малый джихад, джихад аль-азхар) и на уровне духовной реализации (большой джихад, джихад аль-акбар)», - заключил Йяхья Серджио Паллавичини.

Причем, с точки зрения итальянского суфия, претензии так называемого политического исламизма (или радикальный салафизм) на роль авангарда мусульманской уммы неправомочны. «Дело не столько в том, что эти движения практикуют насилие, сколько в отсутствии у них признанных учителей, в оппозиции к суфизму, во враждебности к другим монотеистическим религиям – христианству и иудаизму», - пояснил Йяхья Паллавичини.

Доклад политолога, директора Центра геополитических экспертиз Валерия Коровина имел отношение к тому, что можно назвать практическим аспектом Традиции, и оказался не только чрезвычайно интересным, но и располагающим к жаркому спору – хотя бы в силу заявленной темы: «Кровная месть и коллективная ответственность как фактор социальной стабильности».

Возрождение традиции кровной мести является идеальным методом профилактики преступлений, - полагает политолог. Свой основной тезис, легший в название доклада, руководитель ЦГЭ обосновал следующим образом – «для множества этносов и народов, не принадлежащих к западной цивилизации, законы, базирующиеся на римском праве, являются неприемлемыми. Это чревато социальной нестабильностью».

Приведя в качестве примера адаты этносов Северного Кавказа, Коровин заметил, что присутствие в обычном праве этих этносов принципа коллективной ответственности и кровной мести как её разновидности накладывает на члена этого этноса большую ответственность, поскольку за совершённое им преступление может понести в том случае, если он попытается уклониться, наказание не он сам, а его близкие.

«Неизбежность возмездия со стороны кровных родственников пострадавшего исключает само преступление», - заявил выступавший. Коровин высказал тезис о том, что для тех обществ, которым был присущ индивидуалистический дух, где реальностью является гражданин - обособленный индивид со своими правами и обязанностями, римское право действительно может быть действенно.

«Но для народов с иными социокультурными традициями имеет смысл предоставить возможность жить по тем обычаям и по тем неписаным правилам, которые сложились в течение столетий, - уверен докладчик, - Легализация обычного права, элементом которого является кровная месть, есть движение к более плюральной системе правового устройства». По словам Коровина, возможны два варианта правового регулирования - либо полная ассимиляция, либо восстановление традиционных форм социального устройства. Для традиционных этносов это - коллективная ответственность.

«Необходимо начать восстановление сети клановых организаций. Так, клан, у чеченцев это вар - первая ступень социальной организации, объединяющая родственников до седьмого, иногда до девятого колена, основа традиционного общественного уклада. На клан ложится обязательность исполнения функции, определяющей силу кровного родства - долг кровной мести», - полагает Коровин.

Гейдар Джемаль, комментируя доклад главы ЦГЭ с точки зрения «чистого ислама» (в его понимании), заметил, что адат и нормы шариата по сути несовместимы. Если утверждаются нормы мусульманского права, содержащиеся в пророческом откровении, то, следовательно, обычное право должно быть отменено и заменено кораническим, - подчеркивает глава Исламского комитета.

По итогам работы секции участниками была принята резолюция, в которой, в частности, говорится: «Ислам имеет прямое отношение к Традиции. Это неоспоримый факт. И как таковой он должен быть признан традиционалистами. Ислам активен и выступает за традиционное общество. Это следует поддержать. Но ислам не тождественен Традиции. Традиция может быть и неисламской. Если мусульмане это признают, то есть согласятся на условия многополярности, - активный диалог и тесное сотрудничество, в том числе, боевое, направленное против пост-современного мира и антихриста / даджала, следует развивать. Если под видом обращения к "чистому исламу" мы имеем дело с новаторской и современной протестантской версией универсализма и эксклюзивизма, то в данном случае надо быть осторожными и тщательно распутывать непростой метафизический и геополитический клубок, чтобы не сорвало резьбу ни в ту, ни в другую сторону. Исламофобия - это зло, но злом может стать и активная исламизация, проходящая под знаменем "чистого ислама". Каждый должен следовать своей традиции. Если у нас не получается, то виноваты в этом мы, а не традиция».

На чисто индивидуальном уровне выбор возможен, но русские, массово принимающие ислам, вызывают лишь отвращение; они ищут силы вне себя и вне своей традиции, значит, они ущербны, слабы и трусливы.