Северный Кавказ лидирует среди регионов России по уровню этнополитической напряженности. Здесь сосредоточены основные российские межэтнические конфликты и сепаратистские движения. В силу остроты проблем ситуация на Северном Кавказе может рассматриваться как модельная для регионов с высоким индексом этнической мозаичности на этапе резкого обострения межэтнических отношений.

На всей территории Российской Федерации в том или ином процентном соотношении присутствует русское население. Этот фактор является постоянной составляющей в любых межэтнических конфликтах в России. Какова роль и судьба русских в ситуации резкого роста этнополитической напряженности, как это происходит на Северном Кавказе?

Под этнополитической напряженностью мы понимаем итоговое нарушение баланса взаимоотношений на всех уровнях поликультурного общества, в результате которого происходит раскол массового сознания на множество этнических идентичностей, и межэтнические отношения переструктурируются согласно новым социальным условиям.

В России этнополитические конфликты шли вслед за резкими изменениями системы социальной стратификации. Учитывая важное значение социальной стратификации в жизни общества, закономерен вопрос: как взаимосвязаны этнополитическая напряженность и статусные позиции контактирующих этносов?

Этнический статус можно определить как место индивида или группы в иерархической системе этнических общностей. Понятие этнического статуса выступает в качестве инструмента исследования межэтнических конфликтов и позволяет анализировать в единой системе координат «субъективную составляющую» конфликта.

Нам представляется, что в качестве важного инструмента выявления этностатусных представлений выступает исследование этнических стереотипов. В стереотипе отражаются ценностные ориентации группы, создающей его: представления о тех или иных качествах стереотипизируемой группы не просто фиксируются, но оцениваются, определенным образом ранжируются в системе противопоставления «мы - они». Это ранжирование не является произвольным: системность этнической культуры предполагает, что представления о качествах относительно низкостатусной группы. Таким образом, чем более позитивен стереотип, тем выше этнический статус.

Неравный статус создает почву для предрассудков. Хозяева считают рабов ленивыми, безответственными, нечестолюбивыми: они видят в них черты, оправдывающие рабство. Предрассудки, т. е. негативные стереотипы, помогают оправдывать экономическое и социальное превосходство тех, кто сосредоточил в своих руках богатство и власть. Актуальность исследования стереотипов определяется их активным присутствием в процессе нарастания межгрупповой напряженности и конфликта. Особенно важно подчеркнуть, что динамика стереотипов может служить индикатором межгруппового конфликта.

В частности, замечено, что социальные стереотипы становятся более отчетливыми и враждебными, когда возникает социальная напряженность между группами. Для долгосрочного прогнозирования динамики отношений между этническими общностями может быть использован сравнительный анализ этностатусных представлений по возрастным группам. Усиление негативности стереотипов этнических контактеров от старших к младшим возрастным группам может свидетельствовать о росте напряженности в отношениях.

Этностатусные представления и этнические стереотипы тесно взаимосвязаны. Нарушение их взаимосвязи вызывается обычно лишь значительным нарастанием отношений враждебности между группой, создающей стереотип, и стереотипизируемой группой. В такой ситуации враждебной группе могут быть приписаны низко оцениваемые качества и сформированы новые соответствующие стереотипы.

Роль этнического стереотипа в процессе общения можно выразить следующим образом: на основе актуализации этнического стереотипа как системы признаков-представлений прогнозируется поведение другой стороны и в соответствии с прогнозом устанавливается психологическая коммуникативная дистанция, реально регламентирующая процесс межэтнического общения.

Наиболее общей классификацией стереотипных характеристик является классификация по шкале негативно-позитивного отношения. Их можно подразделить на позитивные (оцениваемые положительно в любом социокультурном контексте, например); нейтральные (фиксирующие какую-либо черту, которая может быть оценена по-разному в различных этнокультурных контекстах); негативные (оцениваемые отрицательно в любом этнокультурном контексте).

У славянского населения Кубани, как показали результаты этого и ряда других исследований, вызывает неприязнь поведенческая активность, иная структура накопления и потребления и наступательность представителей национальных меньшинств, а также приоритет этнических интересов по отношению к любым другим (в ходе интервью респонденты-славяне указывали, что для не славян национальная принадлежность - определяющий фактор в поведении). Вербально эти стереотипы выражены такими характеристиками, как грубость, наглость, жестокость, агрессивность, склонность к совершению преступлений, национальная нетерпимость и проч. Эти характеристики, по-видимому, обусловлены осознанием славянами снижения своего собственного этнического статуса.

Изучая группы различного статуса в обществах, допускающих частые межгрупповые контакты, можно прийти к важному заключению: высокостатусные группы описываются в терминах компетентности и экономического успеха, тогда как низкостатусные - в терминах, относящихся к душевной теплоте, добросердечию и гуманизму. В качестве примера может быть приведено классическое исследование, выполненное в Великобритании: респонденты в Лондоне и Глазго оценивали человека на основании прослушивания записанных на магнитофон текстов. Все тексты зачитывались одним человеком, но либо с английским, либо с шотландским акцентом. Было определено, что испытуемые-шотландцы продемонстрировали тенденцию выше оценивать (по сравнению с лондонцами) предполагаемого «английского» чтеца по таким чертам, как уважение, интеллектуальность, профессиональный статус. Но по таким чертам, как великодушие, чувство юмора и симпатии, все было наоборот.

Исследование этнических стереотипов приводит к заключению: численно доминирующая в территориальном сообществе группа может иметь относительно низкий этнический статус. Примечательно, что на момент начала коренного изменения ситуации на Северном Кавказе (постперестроичная экономическая нестабильность, усиление сепаратистских тенденций среди народов Кавказа и т. д.) русские и составляли большинство среди населения. Из-за своего низкого этнического статуса они в итоге и оказались принуждены покинуть места своего проживания.

Исследование этнических стереотипов русских, чеченок, ингушек и осетинок, произведенное в далеком 1984 году также позволяет сделать вывод об относительно низком этническом статусе русских: в ходе опроса респондентами в гетеростереотипах было названо много качеств, которых не было в автостереотипах. Осетинкам нравились те качества у русских, которые, на их взгляд, были не характерны для осетин - «жизнерадостность», «добродушие», «мягкость», «терпеливость», «бесхитростность». Чеченки среди качеств, характерных только для русских, выделяли «самостоятельность», «прямолинейность», «правдивость», «мягкость», «любознательность». Очевидно, что среди гетеростеретипов русских преобладают характеристики, типичные для низкостатусного этноса, при этом данные характеристики отсутствуют в автостереотипах респондентов из числа горских народов.

Можно сделать заключение по поводу одной из важнейших черт этностатусной системы на территории бывшего Советского Союза: численно и политически доминирующий этнос является относительно низкостатусной группой во многих ситуациях этнического контакта.

Массив этнических стереотипов, изученный в 1995 году в ходе исследования «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа», дает основания для некоторых выводов о системе этностатусных позиций на Северном Кавказе. Практически по всем позитивным характеристикам респонденты - представители кавказских этносов оценили свои народы выше, чем русских. В то же время респонденты-черкесы, чеченцы, кабардинцы, адыгейцы, аварцы, ингуши и карачаевцы считали, что у русских более выражено такое качество, как стремление к власти. Только даргинцы и осетины придерживались мнения о большей выраженности этой характеристики у собственных народов по сравнению с русскими.

Наиболее выражено представление о собственных позитивных отличиях по сравнению с русскими у чеченцев (вероятно, полярность оценок чеченских респондентов в какой-то степени определялась военными действиями, связанными в массовом сознании с «русской властью», которая начала войну ради защиты русских, проживающих в Чечне). Наименьшие различия в оценках «своих» и русских продемонстрировали осетины, но не по тем наиболее значимым качествам, которые были уже приведены (гордость, взаимопомощь, уважение традиций, гостеприимство, сплоченность).

Различие в оценках осетин и других северокавказских этносов определено, видимо, их принадлежностью к христианству и сформировавшейся вследствие этого некоторой социокультурной общностью с русскими. Возможность для позитивных отличий в сравнении с русскими появляются у представителей менее модернизированных этносов в результате такой особенности русского этноса, как зафиксированная одним из авторов слабость регулятивной функции русской культуры.

На Северном Кавказе этностатусная система является чрезвычайно сложной и конфликтной также в силу наличия такого социального феномена, как современное казачество. Историческая память славянского населения региона сохранила позитивные отличия такой социокультурной группы, как казачество. Эти отличия не были уничтожены даже в ходе расказачивания во время Гражданской войны в России, когда значительная часть кубанских и терских казаков выступила против Советской власти. В качестве таких позитивных отличий выступают характеристики, связанные с организацией казаков как военного сословия, жившего на «фронтире» в условиях постоянного военного противостояния. Объединяющее влияние подобных отличий довольно велико - они стали основой для консолидации части славянского населения Кубани.

Одной из причин поиска казачьим движением новой этничности является относительно низкий этнический статус русских на Северном Кавказе и возможность использовать позитивные прототипы идентичности из военного быта кубанского казачества для повышения личного этнического статуса членов казачьего движения. Можно сказать, что у членов казачьего движения более отчетливо представлен такой механизм формирования этнической идентичности, как ее прототипы (прототипами идентичности, скрепляющими группу, выступают отдельные личности, герои, олицетворяющие эту группу).

Для значительной части руководства казачьего движения характерно следование теории «двойной этничности» казачества, которая стала инструментом быстрой перемены этнической принадлежности с целью повышения этнического статуса. Согласно этой теории, казачество накануне революции 1917 года, оставаясь частью русского этноса, уже имело черты самостоятельного этноса с четко выраженным самосознанием, особенностями культуры и общественного устройства. Но процесс оформления в этнос был искусственно прерван Гражданской войной и «расказачиванием» и возобновился лишь в конце 1980-х годах. При этом лидерами казачьего движения подчеркивается, что казаки являются коренным для Северного Кавказа этносом, который имеет исторически обоснованные преимущества перед некоренным населением, например, в праве на землю. Таким образом, теория «двойной этничности» имеет не только психологический, но и материальный аспект (по мнению авторов, доминирует все же психологический).

Казаки в большей степени, чем остальные русские, ориентированы на традиционные нормы, и в связи с этим более подвержены «этническому романтизму». Так, терские казаки в своем автостереотипе ставят себя скорее ближе к чеченцам, чем к русским. Особенно это заметно при сравнении таких важнейших для горских народов характеристик, как «взаимоподдержка», «сплоченность» и «верность традициям». Предложенные при опросе качества относятся к числу высокоодобряемых в северокавказских обществах. Выраженность таких характеристик коррелирует с престижностью групп в восприятии респондентов. Таким образом, чеченцы оказались авторитетнее для казаков, чем русские, а также в глазах казаков авторитетнее, чем их собственная группа. Эту закономерность в оценке казаками себя, русских и горцев можно распространить и на кубанских казаков, для которых главными иноэтничными контактерами выступают адыгские народы.

Особый этнический статус казачества Кубани является фактом общественного сознания, который играет важную роль в политических процессах и уровне конфликтности этностатусной системы. Мигранты – неславяне из Закавказья и республик Северного Кавказа, поселяющиеся в Краснодарском крае, ориентированы обычно на безусловное доминирование в этнических контактах с русскими. Привычным стереотипом является принятие русскими такого стиля взаимодействия. Однако на территории края мигранты встречают жесткое сопротивление попыткам установить доминирование в первую очередь со стороны членов казачьих организаций. Подавляющее количество конфликтных ситуаций в сфере межнациональных отношений в крае связано с противостоянием мигрантов-неславян и казаков.

Агрессия в отношении русских на Северном Кавказе и стремление членов казачьих организаций и обществ психологически «отгородиться» от русских вызваны одной причиной – низким статусом русского населения в регионе. Очевидно, что низкостатусность русских как этнических контактеров, особенно на Северном Кавказе, провоцирует агрессию по отношению к ним со стороны радикальных группировок так называемых «коренных этносов».

Проблема усугубляется своеобразием процессов модернизации в регионе: модернизация здесь не сбалансирована. Эмансипация поведения уже налицо, особенно среди молодежи, и сдерживающее влияние старших значительно ослаблено. Можно говорить о разрушении традиционных механизмов социального контроля в результате вестернизации. В то же время традиционное представление об этнически «чужих» как врагах и о возможности аморального поведения в отношении «чужих» еще очень живуче. Это повысило конфликтность горской молодежи. У народов, создававших то, что мы сегодня называем «западной цивилизацией», протяженная по времени социальная модернизация была сбалансированной: появление нового сопровождалось отмиранием старого. Народы Северного Кавказа получили большинство достижений модернизированного общества в готовом виде, и стремительность этого процесса сохранила архаичные нормы поведения и механизмы формирования стереотипов.

Скачкообразная потеря статуса и роли советской культуры повлекла за собой и ослабление доминантной роли русской культуры. Баланс культур на Северном Кавказе оказался разрушен, культурное взаимодействие стало приобретать отчужденный и конфликтный характер. Это имеет целый ряд негативных последствий как для русских, вынужденных бежать с Северного Кавказа, так и для социальной системы региона. Именно русское население являлось фактором стабильности для Северного Кавказа на протяжении десятилетий, а русский язык и культура – цивилизующим началом и каналом межэтнической коммуникации. Разрушение этого канала неизбежно усиливает дезинтеграцию Северного Кавказа и способствует усилению здесь этнического и религиозного фундаментализма, что приводит к росту этнополитической напряженности.