Русское население Кабардино-Балкарии принимало участие в межэтнических контактах двух типов: с близкородственным восточнославянским народом – украинцами, и с народами Кавказа. На территории КБР русские и украинцы появились почти одновременно – во второй половине XVIII века. Это были волжские казаки и украинские крестьяне, однодворцы и отставные солдаты. Впоследствии все они были зачислены в состав терского казачества. В первой половине XIX века ряды казачества пополнялись новыми переселенцами с Украины и отставными солдатами.

Всего на территории КБР к середине XIX века появилось 7 станиц. В станицах Прохладной и Пришибской почти все казаки были украинцами, в станице Екатериноградской украинцы составляли около половины населения. Во всех остальных станицах тоже проживали украинские переселенцы, но там их было меньше. Таким образом, не только казачество в целом, но и население отдельных станиц было этнически неоднородным.

В конце XIX – начале XX века происходило массовое переселение на территорию КБР русских и украинских крестьян. Среди них украинцев было больше, чем русских. В 1897 году в селах и хуторах Нальчикского округа проживало 4274 украинца и только 2132 русских. В слободе Нальчик, напротив, русских было значительно больше, чем украинцев (соответственно 2679 и 472 чел). Нередко русские и украинцы проживал в соседних и даже в одних и тех же селах, что способствовало частым контактам и ускоряло процессы этнической консолидации.

В результате этого к концу XIX - началу XX века у всех групп восточнославянского населения Кабардино-Балкарии, независимо от их этнической принадлежности и социального положения, сложились некоторые общие формы традиционно-бытовой культуры. Прежде всего, это относится к хозяйственной деятельности. Во всех станицах и селах применялись одинаковые сельскохозяйственные орудия, выращивались одни и те же сельскохозяйственные культуры и т. д.

Если и существовали какие-то различия, то они были связаны не с этническими традициями, а с конкретными природными или социально-экономическими условиями хозяйствования. Например, в предгорных станицах и селах в довольно больших количествах выращивали кукурузу, а в степных районах ее почти не сеяли - она там плохо росла. В казачьих станицах, имевших большие земельные наделы, долгое время сохранялась залежная система земледелия. После нескольких лет обработки землю оставляли на 3-4 года, а иногда и на более длительный срок под пастбище или сенокос. За это время плодородие почвы восстанавливалось, и ее вновь можно было распахивать. Крестьяне же, владевшие значительно меньшими земельными участками, вынуждены были применять более интенсивные системы земледелия. Срок залежи у них сокращался до 1-2 лет, а в некоторых селах землю обрабатывали непрерывно.

Выявить же в хозяйстве русского и украинского населения Кабардино-Балкарии какие-либо различия, обусловленные не особенностями природной среды или социально-экономического положения, а этническими традициями, почти невозможно. Если когда-то такие различия и существовали, то со временем они исчезали в результате интенсивных русско-украинских контактов и приспособления хозяйства к природным условиям Северного Кавказа. В начале XIX века русское и украинское население региона применяло различные пахотные орудия. Преобладали тяжелые «малороссийские» плуги, но наряду с ними использовались сохи, и косули, более характерные для русских. Впоследствии наиболее широкое распространение повсеместно получил «малороссийский» плуг. В конце XIX веке он был вытеснен плугами фабричного производства, не имевшими этнической специфики.

Материальная культура русского и украинского населения Кабардино-Балкарии к концу XIX - началу XX века также не сохранила почти никаких этнических различий. Для строительства жилища и русские, и украинцы применяли одни и те же материалы – дерево, плетень, глину. Крышу покрывали чаще всего камышом, реже соломой. В казачьих станицах было больше срубных деревянных домов, в селах их почти не было, но это потому, что станичные наделы наряду с пахотной землей включали в свой состав и леса. Крестьяне же вынуждены были лес покупать, поэтому строили преимущественно турлучные и саманные дома. Наряду с ними в селах, где проживали украинцы, иногда возводили «вальковые» или «наливные» дома из глины, такие же, как на Украине, но их было сравнительно немного. Общая планировка жилища была одинаковой во всех станицах и селах.

Так же как и жилище, одежда русского и украинского населения Северного Кавказа первое время была довольно разнообразной. Каждый из переселенцев одевался так, как принято было у него на родине. В русских селах и станицах носили русскую одежду, в украинских - украинскую. Например, в начале XIX века русские крестьяне обувались в лапти, а украинские – в сапоги. Впоследствии же и одежда, и обувь русского и украинского населения стала более однородной. В ней легко обнаруживаются социальные различия и гораздо труднее – этнические. Например, военная форма казачества резко отличалась от одежды крестьянства, но все казаки, независимо от их этнической принадлежности, носили одинаковую форму. Впрочем, повседневная одежда казаков отличалась от крестьянской только деталями - поясом, головным убором.

Пища русских и украинцев изначально имела много общего. И те и другие готовили различные каши, пекли хлеб, пироги, блины. Но и блюда, которые были, видимо, украинскими по происхождению (борщ, вареники, галушки) со временем получили распространение в русских селах и станицах. Например, жители села Тамбовского в первые годы его существования не умели готовить борщ, вместо него варили щи. Они также не выращивали помидоры и даже сомневались в их съедобности. Но через некоторое время крестьянки из соседних сел научили жительниц Тамбовского и выращивать помидоры, и делать из них томат, и варить борщ. Видимо, таким же образом и другие кулинарные рецепты переходили из села в село, из станицы в станицу. В результате кухня русского и украинского населения на территории Кабардино-Балкарии стала почти одинаковой.

Интенсивные контакты между русскими и украинцами на Северном Кавказе привели к тому, что к началу XX века у них выработались общие формы хозяйства и материальной культуры. Этнических различий между ними почти не осталось.

Иначе обстояло дело с языком и духовной культурой. В начале XX века по-украински говорили жители станиц Прохладной и Пришибской, часть жителей станицы Солдатской и Екатериноградской, жители сел Ново-Ивановского, Ново-Полтавского, Черниговского, поселка Баксанского и т. д. По-русски говорили в слободе Нальчик, в станицах Екатериноградской и Солдатской (часть населения), в станицах Приближная, Котляревская и Александровская, в селе Тамбовском, хуторе Ново-Курском и некоторых других. Взаимодействие двух языков проявлялось в том, что в украинский язык проникали некоторые русские слова и грамматические формы и наоборот.

Окончательное вытеснение украинского языка русским происходит в КБР только в наши дни. Еще в середине XX века некоторые жители станицы Солдатской и Екатериноградской говорили по-украински. В некоторых селах (Ново-Ивановском, Кременчуг-Константиновском и др.) и даже в городах (Прохладном, Майском, Баксане) в речи пожилых людей еще и сейчас сохраняется много украинизмов. Таким образом, изменения в языке происходили значительно медленнее, чем в материальной культуре.

Различия в фольклоре первоначально соответствовали различиям в языке: в тех станицах и селах, в которых говорили по-украински, и песни пели украинские, а там, где имел распространение русский язык - русские. Но впоследствии взаимовлияние двух национальных культур затронуло и фольклор. Украинские песни проникали в репертуар жителей русских сел и станиц и наоборот. В результате многие песни стали общими для русского и украинского населения. Это относится и к свадебным песням, и к колядкам, щедровкам и т. п. Но наряду с ними в украинских селах помнят немало украинских песен, неизвестных в русских селах и станицах, где в свою очередь сохраняются собственные песни. Приблизительно те же процессы происходили, видимо, и в других жанрах фольклора.

Какой была календарная обрядность в XIX иди начале XX века у русских и украинцев на территории КБР - в точности не известно. Все имеющиеся записи относятся к более позднему времени. Судя по ним, большая часть календарных обрядов была одинаковой во всех русских и украинских станицах и селах. Повсеместно в ночь на Рождество мальчики ходили Христа славить. Они носили сделанную из бумаги звезду со свечой внутри, пели церковным тропарь и получали вознаграждение деньгами или продуктами. Обычай колядования был столь же широко распространен. Новогодняя ночь была отмечена щедрованием – обрядом, аналогичным колядованию. Он тоже включал в себя посещение соседей, пение щедровок и сбор вознаграждения. Обычай щедрования считается украинским, но на территории Кабардино-Балкарии он исполнялся во всех станицах и селах – как русских, так и украинских.

Если все эти рождественские и новогодние обычаи были общими для всего восточнославянского населения Кабардино-Балкарии, то обрядовые песни, посвященные Маланке или Мыланьке были известны только в станице Пришибской и в украинских селах. Эти песни были распространены во многих районах Украины, и оттуда, видимо, и были занесены переселенцами на Северным Кавказ. Существовавший на Украине обряд, в ходе которого исполнялись эти песни, на территории Кабардино-Балкарии не был зафиксирован. Здесь в большинстве сел песни о Маланке стали частью обряда щедрования. Но, так или иначе, эти песни имеют, несомненно, украинское происхождение, и распространены они были только в тех населенных пунктах, в которых жили украинские переселенцы. Песни о Маланке являются примером того, что вплоть до недавнего времени календарная обрядность и обрядовый фольклор украинского населения Кабардино-Балкарии еще сохраняли свое своеобразие.

Русско-украинские межэтнические контакты оказали большое влияние как на материальную, так и на духовную культуру восточнославянского населения Кабардино-Балкарии. Но в духовной культуре консолидационные процессы протекали значительно медленнее, чем в материальной, в которой общие, русско-украинские формы выработались и стали преобладающими уже к концу XIX - началу XX века. В языке, обрядности, и фольклоре некоторые этнические особенности сохранились вплоть до настоящего времени.

Русские и украинцы на Северном Кавказе общались не только между собой, но и с соседними народами, вследствие чего некоторые кавказские элементы проникали в традиционно-бытовую культуру русского и украинского населения. Разумеется, контакты между восточными славянами и народами Кавказа были менее интенсивными, чем русско-украинские связи. В XIX веке русские и украинцы не селились в кабардинских или балкарских селах, а кабардинцы и балкарцы - в русских. Долгое время Нальчикская слобода оставалась едва ли не единственным населенным пунктом, в котором вместе проживали русские, украинцы, кабардинцы и балкарцы, но и здесь численность кабардинцев и балкарцев была очень небольшой. Многолетняя Кавказская война также затрудняла контакты русских и украинцев с народами Кавказа, хотя и не исключала их. Даже в годы войны эти контакты были довольно частыми.

На территории Кабардино-Балкарии русские и украинцы общались более всего с кабардинцами, своими ближайшими соседями, а казаки некоторых станиц - также и с осетинами. С балкарцами, жившими в горах, русские и украинцы в XIX веке встречались довольно редко. Казаки зачастую несли военную службу далеко от своих станиц и могли в это время знакомиться с жизнью и других народов Кавказа.

В первые годы жизни переселенцев на Северном Кавказе у них завязывались торговые отношения с соседями. В станицах и селах открывались меновые дворы, на которых горцы получали соль в обмен на продукты сельского хозяйства, домашней промышленности, на лес, шкуры диких животных и т. д. Но очень скоро торговля вышла за пределы меновых дворов, казаки и русские крестьяне стали без посредников торговать с соседними народами. На ярмарках в Кизляре, Моздоке, Георгиевске в других городах и станицах встречались представители самих разных национальностей. В Нальчик, в станицу Прохладную приезжали торговцы и отходники со всех концов Кавказа. Торговля сближала народы Кавказа с русскими и украинцами.

Во второй половине XIX века казаки и крестьяне, испытывавшие недостаток в земле, арендовали ее чаще всего у кабардинцев или у осетин станицы Черноярской. Некоторые казаки, жившие в станице Прохладной, «обменивались» землей с жителями соседнего кабардинского селения Алтуд: казаки сеяли кукурузу на алтудской земле, поскольку там она росла лучше, а взамен предоставляли свое землю под посев пшеницы. Экономические связи нередко перерастали в дружеские отношения, напоминавшие куначество. Казаки и русские крестьяне бывали в гостях у своих кабардинских друзей и принимали их у себя, присутствовали на свадьбах в кабардинских селах и т. д. Иногда жених, который во время кабардинской свадьбы должен скрываться у своих знакомых, находился в соседнем русском селе или станице. По кабардинским обычаям, та семья, которая давала приют жениху на время свадьбы, приравнивалась с тех пор к его родственникам. Так некоторых казаков и русских крестьян связали с кабардинцами отношения не только дружбы, но и искусственного родства. В начале XX века бывало, что кабардинцы отдавали своих сыновей на несколько лет в русскую семью, чтобы они выучили русский язык, закончили русскую школу, что позволяло им в дальнейшем рассчитывать на успешную карьеру. Тем самым в новых условиях и в иной форме возрождался обычай аталычества, издавна существовавший у народов Кавказа. В соответствии с этим обычаем, между семьями ребенка и его воспитателя также устанавливались родственные отношения.

Русские крестьяне и казаки если и не перенимали кавказские обычаи, то, во всяком случае, приобщались к ним.

Что же касается кавказских заимствований в материальной культуре терского казачества, то большая часть из них относится к военному быту. Например, казаки заимствовали у горцев черкеску, бешмет, «кавказские» пояс, ноговицы, бурку, башлык, папаху. Но все это не просто одежда, а военная форма, хорошо приспособленная к условиям боевых действий. Повседневная же одежда казаков не испытала почти никакого влияния со стороны народов Кавказа. Кроме военной формы, казаки заимствовали также и кавказское вооружение - шашку и кинжал. Войлочные казачьи чехлы для ружей тоже были сделаны по образцу горских. У казаков получили всеобщее распространение кавказские седла и конская сбруя. Строевых лошадей казаки часто покупали у кабардинцев и других народов Кавказа. Джигитовку и тактику боя казаки переняли тоже у кавказских горцев. Будучи военным сословием, казачество и должно было обратить особое внимание на военное искусство своих соседей и противников по Кавказской войне, воинская репутация которых была очень высока и которые за долгие годы хорошо приспособились к ведению боевых действии в условиях Северного Кавказа.

Вопрос о том, у какого именно народа заимствовали казаки военную форму или вооружение, довольно сложен, потому что в одежде и вооружении народов Северного Кавказа было много общего, а терские казаки контактировали с различными народами. Кавказская одежда стала военной формой казачества, видимо в конце XVIII – начале XIX века. И у самих народов Кавказа черкеска, например, в ее окончательном виде получила распространение, вероятно, только в конце XVIII века. Во всяком случае, первые упоминания о ней и первые ее изображения относятся именно к этому периоду.

К началу XIX века одежда как народов Северного Кавказа, так и казаков приобрела свой классический, законченный вид. Теперь уже покрой бешмета у казаков полностью совпадал с его покроем у народов Кавказа. Кафтан заменила черкеска. В 30-е годы XIX века эта форма была утверждена царем в качестве казачьего военного обмундирования. Всем казакам предписано было носить на службе именно такую форму. Строго регламентировался покрой и цвет всех предметов обмундирования.

Повседневная одежда казачества существенно отличалась от его военной формы. Если бешмет казаки могли еще носить и дома, то черкеску - никогда. Ее надевали только на службу или в торжественных случаях. Обычная же одежда казачества мало отличалась от крестьянской, и кавказское влияние в ней было выражено значительно слабее. К числу единичных кавказских элементов можно отнести папаху или кавказский пояс, который казаки носили не только с черкеской или бешметом, но и с рубахой-косовороткой. Войлочная шляпа, служившая летним головным убором как казакам, так и крестьянам, тоже, возможно, была заимствована у кабардинцев. В остальном же повседневная казачья одежда и одежда русского и украинского крестьянства представляла собой один из вариантов восточнославянской одежды.

Другие компоненты материальной культуры тоже не испытали особого кавказского влияния. Казаки, например, долгое время применяли срубную технику строительства жилища, обычную для восточных славян. К концу XIX века в станицах и селах стали строить много турлучных и саманных домов, но едва ли можно утверждать, что они появились у русских и украинцев под влиянием народов Кавказа. Подобные жилища возводили, например, и в южных районах Украины, откуда направлялись на Северным Кавказ тысячи переселенцев. Они могли принести с собой соответствующие навыки строительства. Однако нельзя исключать и возможности того, что широкое применение плетня отчасти было результатом воздействия кабардинцев, для которых оно очень характерно.

Планировка и интерьер жилища русского и украинского населения Кабардино-Балкарии были типично восточнославянскими. Дом помимо жилых комнат обязательно имел подсобное помещение – сени, «коридор» или «прихожую». Двери жилых комнат выходили не наружу, а в это помещение. Такая планировка не характерна для кабардинцев и других народов Северного Кавказа. У них она появляется поздно и только в результате русского влияния. Русская печь не похожа на кавказский открытый очаг или пристенный камин, а высокий стол - на маленькие низенькие столики народов Кавказа. Едва ли не единственной общей чертом в убранстве дома казаков и горцев являлось развешенное на стенах оружие. К русским и украинцам попадали иногда некоторые предметы домашней кавказской утвари, например, металлические кувшины, но значительно более важную роль в домашнем хозяйстве восточных славян играла глиняная и деревянная посуда всех форм и размеров.

Пища русского и украинского населения Кабардино-Балкарии представляла собою один из вариантов восточнославянской кухни. У народов Кавказа было, вероятно, заимствовано несколько блюд из кукурузной муки (чуреки, мамалыга, хатлама), но их готовили редко, обычно во время голода, когда не было пшеничной муки. Значительно чаще кукуруза использовалась для приготовления блюд, привычных для русских и украинцев, например, каши или блинов.

В хозяйственной деятельности также существовали принципиальные различия между русскими и украинскими жителями Кабардино-Балкарии с одной стороны и кабардинцами – с другой, хотя они жили практически в одинаковых природных условиях. Для восточных славян земледелие было более важной отраслью хозяйства, чем для адыгов, а скотоводство – менее важной. Кабардинцы выращивали главным образом просо и кукурузу, а в некоторых селах - еще и озимую пшеницу. У русского и украинского населения Северного Кавказа к началу XX века главной зерновой культурой стала пшеница. Кроме нее сеяли также ячмень, овес, рожь, гречиху, лен, подсолнечник, рапс, а также просо и кукурузу, хотя и не в таких больших количествах, как кабардинцы.

Взаимовлияние славянских и кавказских народов в области духовной культуры было сложным процессом. Особые трудности здесь создавали глубокие различия в языке и религии. В духовной культуре русского и украинского населения Кабардино-Балкарии можно обнаружить лишь единичные кавказские заимствования. Эти элементы Кавказской культуры не обязательно перенимались каждой группой русского и украинского населения непосредственно у народов Кавказа.

Например, пляска наурская получила свое название от станицы, из которой она, видимо, распространилась в другие станицы и села. Но в основе этой пляски – кавказские танцы, которым жители станицы научились у соседних народов. Лезгинка также была известна во всех станицах и селах, передаваясь от одной группы русского населения к другой. Не исключено, что народы Кавказа оказали влияние на музыкальный фольклор русских и украинцев, что у них можно обнаружить кавказские по происхождению сказочные сюжеты, легенды или предания. Однако все эти проблемы еще совершенно не изучены.

В любом случае в духовной культуре русского и украинского населения Кабардино-Балкарии было сравнительно немного элементов, заимствованных у народов Кавказа. Причина устойчивости традиционно-бытовой культуры восточных славян на территории Кабардино-Балкарии заключается в том, что их численность уже в конце XVIII – начале XIX века достигала нескольких тысяч человек и в дальнейшем постоянно увеличивалась. К тому же Кабардино-Балкария непосредственно граничит со Ставропольем, заселенным преимущественно русскими и украинцами. Никогда не прерывались связи и с другими регионами расселения восточных славян, откуда в Кабардино-Балкарию прибывали все новые и новые группы русских и украинцев.

Природные условия Северного Кавказа позволили переселенцам сохранить здесь привычные для них формы хозяйства и материальной культуры. Точнее, из всего многообразия хозяйства и материальной культуры восточных славян были выбраны те элементы, которые более всего подходили к условиям Северного Кавказа. При этом не потребовалось вносить в них сколько-нибудь существенные изменения. Видимо, именно поэтому русская и украинская колонизация Северного Кавказа оказалась столь быстрой и столь успешной. По этой же причине кавказское влияние на традиционно-бытовую культуру восточных славян было сравнительно слабым. Этот вывод противоречит точке зрения, которая до недавнего времени была едва ли не общепринятой и согласно которой терские и кубанские казаки очень многое заимствовали у народов Кавказа. Общеизвестно, что тюркские народы оказали большое влияние на донских казаков - на их военную организацию, говор, одежду и другие предметы материальной культуры. Однако нередко забывают о том, что значительная часть терского казачества - это потомки донских казаков. Гребенские казаки в большинстве своем были выходцами с Дона. Оттуда же Петр I перевел на Кавказ терско-семейных казаков. Волжский и Моздокский полки состояли из волжских казаков, которые на Волгу переселились, главным образом, с Дона. На Кавказе казаки сохраняли старые тюркские заимствования.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что более всего тюркских заимствований было зафиксировано в станице Екатериноградской. На территории КБР потомки волжских казаков живут только в этой станице. Они, видимо, и занесли на Кавказ все эти элементы культуры и соответствующую терминологию. Из Екатериноградской некоторые (но далеко не все) тюркские заимствования распространились по другим станицам и селам, но там они встречаются реже.

Предположение о старом тюркском наследии позволяет объяснить, почему в терских говорах встречается так много тюркских по происхождению слов. Конечно, на Кавказе тоже живут тюркоязычные народы, но нельзя утверждать, что контакты терского казачества с ногайцами или кумыками, не говоря уже о живших в горах карачаевцах и балкарцах, были более частыми и глубокими, чем с кабардинцами, чеченцами или осетинами. Скорее наоборот. Однако заимствования из кабардинского, чеченского или осетинского языков в терских говорах буквально единичны, тогда как тюркоязычных заимствований можно насчитать десятки, если не сотни.