Современный мир пребывает в полосе системных преобразований, коренным образом меняющих облик человечества. Глобальное господство Запада в экономике, политике и информационном пространстве, «ренессанс» этнического и религиозного измерений общественной жизни, конфликт между глобализацией и регионализмом, - все эти явления меняют бытие и сознание. Политическое время и пространство «сжимаются» с нарастающей скоростью, что усиливает элементы турбулентности в противоречивых процессах общественного развития.

Распад СССР и последовавшее создание «однополярной» системы межгосударственных отношений доказали беспомощность надежд на «общечеловеческие ценности». Жизнь подтвердила крах проектов стремительного прогресса России в рамках глобальной цивилизации. Доктрины «конца истории» (Фрэнсис Фукуяма) и «конфликта цивилизаций» (Самюэль Хантингтон) подтвердили эгоистичность Запада, позже воплощенную в экспансии НАТО на постсоветское пространство.

К середине 1990-х годов упрощенно-рационалистические подходы к политическому анализу в российском научном сообществе были изжиты. Стала общепризнанной точка зрения на идеологию как объективно необходимый компонент политического сознания любого общества и продуктивную форму выработки стратегических решений. Одновременно началась - и продолжается по сей день - дискуссия о возможности создания интегративной идеологии России, о соотношении традиций и инноваций в условиях модернизации страны - модернизации второй половины 90-х годов и нынешней.

В то время вырисовались три системообразующих направления, решающих данные вопросы в зависимости от своих методологических и политических принципов. Первое из них - либеральное. Его представители проводили и проводят рецепцию западных традиций либерализма и предлагают надеяться на ценностно нейтральную самоорганизацию российского общества. Сторонники второго направления предлагали модернизировать принципы и ценности социализма. Сейчас это направление практически сошло на нет. Третье направление - консервативное. Принципы и предлагаемые проекты развития консервативного свойства были и остаются разноречивы: от этнонационалистических до «евразийских», от радикального антимарксизма до социал-консерватизма.

Попытаемся обосновать выбор консерватизма как идеологии самобытного пути России в современных условиях. На наш взгляд, существующие обоснования пути России в ХХI веке можно классифицировать по двум «осям» координат, взаимосвязанных между собой. Первая из них выделена по признаку поддержки либо осуждения социального равенства. Она имеет крайние значения - идеологические направления коммунизма и либерализма. Вторая «ось» выделена по линии приоритета национального государства или глобального сообщества, что свойственно для ориентаций патриотизма и космополитизма.

Российский консерватизм, зародившийся во времена «просвещенного абсолютизма» как довольно поверхностное подражание европейским политическим учениям (Жозеф де Местр, Эдмунд Берк, поздний Жозеф Сийес), обрел к рубежу «Великого перелома» конца 1920-х годов черты концептуальной завершенности и своеобразия. Консерватизм «по-русски» создавался на основе православной социальной доктрины. Его исходные принципы таковы: общество понимается как сфера приложения воли Божьей в греховном несовершенном мире, а не как самодостаточное воплощение человеческих желаний - групповые, а тем более социальные интересы первичны по отношению к индивидуальным.

Государство в данной ценностной системе есть универсальная организация, способная обеспечить эффективное развитие общества и поддерживающая благотворную традицию. Новшества, тем более целенаправленные осознанные реформы, воспринимаются как нежелательное явление. Реформы допустимы только в русле цивилизационных ценностей страны.

Парадигма русского консерватизма нашла наиболее зрелое и аргументированное выражение в творчестве первого поколения мыслителей эмиграции - Ивана Ильина, «евразийцев», «сменовеховцев». Какие же принципы, ценности, способы аргументации могут быть с пользой восприняты современными консерваторами у своих предшественников?

Ильин, «сменовеховцы», «евразийцы» сходились в признании первоочередности воссоздания сильного государства. Они впервые в немарксистской политической мысли выдвинули задачу постсоветского национального примирения. Самоизживание коммунизма, по мнению Николая Устрялова, должно было идти «изнутри», под неотвратимым давлением нужд повседневной жизни России. Поэтому диктаторский режим 1930-х годов оценивался отнюдь не как каприз истории, а как закономерность «догоняющей» модернизации.

Ценность выводов мыслителей зарубежья именно в том, что они на ощупь начали преодолевать роковой круг спора между марксизмом и либерализмом. Общеизвестна критика «беспочвенности» и антигосударственности российской интеллигенции в «Смене вех». Но исследователи умалчивают о позитивном императиве: спасение интеллигенции - в том, чтобы творчески обосновать православную цивилизационную традицию и обеспечить ее жизнеспособность. В долгосрочной перспективе «сменовеховство» и «евразийство» оправдали себя как первая попытка отринуть меркантилизм монархического реставраторства, соблазн ускоренной вестернизации, марксистское уравнительство. Это была попытка сформировать интегративную идеологию самобытного развития России.

«Сменовеховцы» дерзнули предложить синтез внешне несовместимых ценностей ради более высоких целей - сохранения и упрочения идентичности цивилизаций. Ильин доказал непротиворечивость сочетания эффективного государства и легитимного правопорядка с отстаиванием национальных интересов на мировой арене. Применив метод сценарного прогнозирования, Ильин обосновал главную опасность посткоммунистического политического кризиса - распад России на враждующие этнократии. «Евразийцы» обосновали геополитическую незападную идентичность России. Они предложили позитивный идеал - «самостояние» России в мире, для чего нужна наивысшая концентрация власти и собственности в руках меритократической элиты.

«Россиецентричная» парадигма анализа нашей цивилизации, восходящая корнями к Николаю Данилевскому и Константину Леонтьеву, позволяет выявить своеобразную «матрицу» базовых политических ценностей: соборности, гармонического единства духовной и светской власти, морализма права, «добролюбия». Этот круг идей - не произвольное построение публицистов, а следствие природных и экономических условий бытия Северной Евразии. В основе политической структуры у нас не гражданское общество, как в Европе и Северной Америке, а «государство правды». Оно контролирует основные потоки власти и собственности, является (при конкретно-исторических ограничениях и исключениях из правил) надэтническим. Созидательный и умиротворяющий смысл имперства в России XV-XX веков - проявление положительной комплиментарности между «матрицами» ценностей России и традиционного Востока.

Закономерны возражения в русле доктрин глобализации и модернизации, часто истолковываемых упрощенно-пропагандистски. Но один из наиболее эрудированных творцов идей модернизации Шмуэль Эйзенштадт предостерегает: разрушение национальной общественной системы само по себе не ведет к жизнеспособности новой «общемировой». Напротив, часто разрыв многовековых социальных отношений рождает хаос. Западная по происхождению система ценностей, будучи внедряема принудительно, вступает в конфликт с «цивилизационным ядром» общества-реципиента и поэтому отторгается.

Более того, в 1980-х годах апологеты перехода от традиционных обществ к модерным признали эффективность синтеза национальных и общемировых ценностей в «переходных» обществах на основе самобытных механизмов регуляции. Отсюда - возможность успешной «модернизации в обход modernity», т. е. самобытной незападной основе. Глобализация может быть осмыслена как императив совершенствования российского общества, а не его цивилизационного коллапса и поглощения «совокупным Западом». Разумеется, здесь мы переходим из сферы объективированного исследования в область политического и нравственного целеполагания.

Современное кризисное состояние российского общества значительно деформирует исходные цивилизационные традиции, складывавшиеся на протяжении истории. Социальная аномия, присущая для межсистемных политических ситуаций, породила ярко выраженную «рыхлость» и амбивалентность бытующих ценностей и ориентаций деятельности. Важнейшими факторами развития массового создания остаются нестабильность общественной системы, резкое социальное расслоение, слабость и противоречивость властных воздействий. В итоге растет разочарование граждан во всей политической системе.

Базовые демократические ценности признаны значительной частью населения, но не воспринимаются в качестве эффективного способа улучшить жизнь общества. Сложилась знакомая по теории социокультурного раскола (Александр Ахиезер) обстановка затяжного кризиса, когда «маятник» инверсии не может надолго остановиться в зоне устойчивого равновесия. Именно эти обстоятельства делают эффективными технологии популизма, порождают широко распространенные надежды элит на «притворный патриотизм» как средство легитимации власти.

Концепция самобытного общественного развития России должна основываться на цивилизационном «ядре ценностей» нашего общества, учитывать позитивные исторические традиции и смягчать воздействие на социум негативных традиций - нетерпимости, конфликтности, сепаратизма, бюрократизма и других. России нужен союз традиционализма и разумного, созидательного обновления в интересах большинства граждан.

Среди предлагаемых ориентаций консервативного свойства можно выделить такие системообразующие компоненты, как смешанная модель «социальной рыночной экономики», экологизм, приоритет развития наукоемких и работающих на безопасность страны секторов хозяйства, протекционизм, согласование социальных и этнических интересов, поддержку элементов самоорганизации общества, соблюдение законности, уважение к религии.