ЕВРАЗИЯ http://evrazia.org/article/1663
Новые формы политической рациональности на Западе и в России
Отцы-основатели США не могли и помыслить, что утверждение либерального Логоса вызовет через несколько столетий парады сексуальных меньшинств, эксперименты над человеческой физиологией, фатальный демографический провал и т. д.   16 мая 2011, 09:00
 
В России сбои политической рациональности обусловлены даже не неправильной постановкой целей и задач, а вообще их отсутствием

Тема политической рациональности, ее метаморфоз и мутаций является крайне актуальной не только для современной России, но и во многом для стран Запада, где в последние десятилетия также начинает наблюдаться некоторый дефицит политической рациональности и сбои в продвижении четко ориентированной политической линии. Для прояснения сути проблемы обратимся к ведущим философам и политологам в России и за рубежом, которые занимались проблемой политической этики.

Утопическая рациональность ни в чем не уступает рациональности, преодолевающей утопию, а также не имеет тенденции к трансформации в иррационализм.

К числу таких классиков относится немецкий политический философ Дольф Штернбергер. Этот автор малоизвестен в России, хотя в Германии наряду с Ханной Арендт, Лео Страусом и Эриком Фегелином считается одним из классиков политической мысли. Политическую рациональность он попытался осмыслить в фундаментальной книге «Три корня политики», изданной в 1978 году. В ней он постарался систематизировать этические представления о политической рациональности, начиная с античности до XX века. По его мнению, исторически существовало не более трех форм политической рациональности, на основе которых строилась та или иная политическая система. К их числу относятся:

1. Аристотелевская или антропологическая рациональность, - ей свойственна ориентация на имманентный аспект блага членов общества, то есть финальной целью такой политики является счастье жителей полиса, государства или империи;

2. Макиавеллистская или демонологическая рациональность, - к ней относится любая политика, осуществляемая государем или узкой политической верхушкой, если сохраняется власть, сама же власть понимается как главная и единственная ценность, из которой по необходимости вытекают порядок, отсутствие бунтов, стабильность политической системы и т. д.;

3. Политическая рациональность Блаженного Августина или эсхатологическая рациональность, - по мнению Штернбергера, прямыми и единственными продолжателями этой линии политической рациональности в Новое время являлись Карл Маркс и Владимир Ленин, - эта рациональность является самой опасной.

Опираясь на данную систематизацию, можно сделать вывод о разнородных типах дисфункций рациональности на Западе и в России. Так, для России характерна дисфункция эсхатологической и утопической рациональности. Огромные народные массы, воспринимающие мир, по Гегелю, через призму естественного сознания, просто неспособны за несколько десятилетий перестроиться с достижения утопии на ее преодоление, на ориентацию к бытовому и материальному благополучию.

Финальные цели и трансцендентные ценности на всех этапах истории России были надиндивидуальными и имели мобилизационный характер, что создает существенные трудности для адаптации к аристотелевской рациональности, ориентированной на элиминирование эсхатологических целей и ценностей. Данная дисфункция была подробно рассмотрена ныне здравствующим доктором философских наук, ведущим научным сотрудником ИФ РАН Игорем Кравченко.

В своей работе «Бытие политики» он предложил всего два типа возможных ориентаций политической рациональности, направленной на осуществление какого-либо проекта:

1. Порождение утопии;

2. Преодоление и вытеснение утопии.

Других типов рациональности, по мнению Кравченко, существовать не может. Политическая система ориентирована либо на создание утопии и ее достижение, либо на максимально возможное ее преодоление. Стоит также отметить, что и Штернбергер, и Кравченко отрицательно относятся к утопической рациональности, логически ориентированной хоть на какую-то causa finalis (конечную причину).

«Рациональность этого второго типа [порождение утопии] имеет тенденцию трансформироваться в иррационализм: политика и власть превращаются в "тайну", действия власти – в тайнопись, проблема доверия к власти преобразуется в проблему веры в нее и в утопические и мифологические компоненты, которые она включает. Вера такого рода может трактоваться как рационально признанная необходимость действовать, признавая неразрешимость соответствующих проблем или разрешимость на деле неразрешимых проблем данного общества (этапа, события и т. д.). Утопия и миф оказываются организующими общество или часть общества (класс, группу) началами. Утопия приобретает свойства рациональности, в превращенной, специфической форме "рациональной утопии"», - пишет об утопии Кравченко.

Его критика утопической рациональности для современной России кажется вполне обоснованной за исключением одного фактора: утопическая рациональность ни в чем не уступает рациональности, преодолевающей утопию, а также не имеет тенденции к трансформации в иррационализм. Если быть точным, выражение «политическая иррациональность» или «государственная иррациональность» представляют собой стилистическую фигуру оксюморона как горячий лед или живой труп.

Если в России дает сбой эсхатологическая рациональность, то на Западе (возможно, еще сильнее) «сбоит» в самой себе внутренне противоречивая либеральная рациональность.

Например, советская политическая рациональность была по природе своей эсхатологичной, и именно поэтому была более понятной и целерациональной по отношению к своей causa finalis, чем нынешняя внешняя и внутренняя политика Российской Федерации. Отсюда становится ясной природа сбоев политической рациональности, обусловленная в первую очередь даже не неправильной постановкой целей и задач, а вообще отсутствием такого рода постановок.

Наконец, последним ученым, чьи рассуждения о рациональности вошли во все российские и зарубежные учебники социологии, является немецкий социолог Макс Вебер. Среди прочих типов деятельности он особо выделял целерациональное и ценностно-рациональное действия. Для первого, если рассматривать в качестве субъекта деятельности государство, характерна рациональность в достижении поставленной цели, для второго отстаивание ценностей является абсолютным императивом, даже если это мешает осуществлению тех или иных практических целей.

Относительно стран Запад необходимо отметить, что и там существует своя ценностно-рациональная и целерациональная политика, которая дает похожие сбои, но абсолютно по другим причинам. Политические элиты на Западе на самом деле готовы отстаивать права человека и либеральные ценности, и в этом смысле США, Франция или Великобритания являются классическими идеократиями с либерально-капиталистическим Логосом своего поведения. Соответственно, если в России дает сбой эсхатологическая рациональность, то на Западе (возможно, еще сильнее) «сбоит» в самой себе внутренне противоречивая либеральная рациональность.

Так, например, отцы-основатели США и классики либерально-капиталистической философии, фундамент которой был заложен еще в XIX века, не могли и помыслить, что утверждение либерального Логоса вызовет через несколько столетий парады сексуальных меньшинств, эксперименты над человеческой физиологией, фатальный демографический провал и т. д. Этому, в частности, посвящена книга Френсиса Фукуямы «Наше постчеловеческое будущее».

Таким образом, политическая рациональность на Западе заходит в тупик, из которого ей не удастся выбраться, не подвергнув критике фундаментальные положения либерально-капиталистического государствообразующего Логоса.


Андрей Коваленко  
Материал распечатан с информационно-аналитического портала "Евразия" http://evrazia.org
URL материала: http://evrazia.org/article/1663