Говоря о евразийстве, есть смысл определить те географические и ментальные границы, за которыми можно говорить уже о столкновении евразийства с другими идеологиями национального развития или их взаимодействии.

На восточных границах Российской Федерации евразийство не заканчивается. Всем известна приверженность этой идеологии президента Казахстана Назарбаева. Будучи одним из самых влиятельных среднеазиатских государств, Казахстан (наряду с Узбекистаном) является безусловным тяжеловесом в среднеазиатском регионе. Но, учитывая геополитическое соперничество Ташкента и Астаны, ареал евразийства в среднеазиатском регионе ограничивается преимущественно территорией Казахстана, поскольку Душанбе и Ашхабад, и, в особенности, Ташкент все более дистанцируются от России, оставаясь равнодушными к теориям более тесной, чем существующие на сегодняшний день, геополитической и цивилизационной интеграции с Москвой в единый механизм.

Узбеки и туркмены – тюркоязычные народы, для которых могла бы быть приемлемой евразийская формула славянотюркского союза. Таджики – персоязычный народ, которые, если строго следовать логике вышеуказанной формулы, не вписываются в союз славян и тюрков даже этнически. Учитывая геополитическую важность Таджикистана для безопасности России, что связано с проблемой исламизации республики и с проблемой афганских наркотиков, и не забывая о внимании к нему со стороны Запада, имеет смысл раздвинуть концептуально-идеологические границы евразийской идеологии, дабы не оставить иранские народы в стороне.

Лояльное отношение к евразийству со стороны казахстанской элиты позволяет рассматривать Астану как самую мощную «евразийскую платформу» на восток от России, но здесь возникает ряд вопросов. Идеология евразийства предполагает духовно-политическое лидерство какого-то одного, самого пассионарного народа-государственника. В России это, конечно же, русские. Но в Казахстане – это казахи. Евразийство русское и евразийство казахстанское будут окрашены немного в разные тона, с учетом политики официальной Астаны по «мягкому выдавливанию» неказахов из системы госуправления. При таких тенденциях через пару десятков лет русских среди правящей казахстанской элиты практически не останется.

Казахи в условиях моноэтничности будут единственным этносом, формирующим и обыгрывающим идеологию евразийства. Слова посла США в РК Ричарда Хоугланда, что Казахстан – поистине евразийская держава, которая отлично справляется с задачей сохранения баланса между основными игроками в регионе благодаря своей политике многовекторности, наводят на мысль, что евразийство сугубо казахстанское для Вашингтона предпочтительное евразийства русского. Русское евразийство вкупе с евразийством президента Назарбаева станет сильнее, но при условии сохранения определенной иерархии.

Суть евразийства – в славяно-тюркском единении. На сегодня Казахстан чуть ли не единственный союзник российского евразийства. Главное для казахстанской элиты – избежать соблазна рокировки славяно-тюркского союза, как квинтэссенции евразийства, в союз тюрко-славянский, где России будет отведена вспомогательная роль. Вопрос, готовы ли к этому казахстанские элиты, остается открытым.

Наиболее стойкое неприятие евразийства наблюдается на западе. В отличие от среднеазиатских элит, чье противление имеет скорее экономическую подоплеку, западный барьер на пути евразийства складывается не только из экономики и политики, но и из культурно-философской топики, присущей западной цивилизации. С приближением к центральным областям Украины и Белоруссии, как некогда исконно русских территорий, количество потенциальных сторонников евразийства начинает таять, и уже на Западной Украине и ближе к польско-белорусской границе их найти практически невозможно.

Имеет место наложение культурных кругов (Николай Данилевский, Лео Фробениус) – западно-католического и русско-православного, зоной соприкосновения которых являются украинская и белорусская территория. Здесь идеология России-Третьего Рима встречает противодействие идеологии польского мессианизма, как духовно-политического оформления польской внешней политики на восточном направлении.

Если обратиться к критическим замечаниям о евразийстве с геополитической точки зрения, стоит отметить взгляды Вадима Цымбурского (уроженца Львова). Его главный упрек евразийству в том, что евразийская геополитика придает чрезмерно большое значение культурной комплементарности России и Востока, продвижению на Восток, кооперации с Востоком, в ущерб пониманию Запада.

Такая геополитическая гемиплегия означает пассивность на Западе, и активность, иногда вялую, на Востоке. По Цымбурскому, активизация усилий российской дипломатии на восточном направлении преимущественно была вспомогательным, отвлекающим средством, совпадающим по времени либо с невозможностью отстаивания своих интересов на западных рубежах ввиду собственной слабости, либо же, напротив, с целью отвлечения внимания при подготовке того же «натиска на Запад».

В то же время Цымбурский не считал, что Россия является сугубо континенталистской державой, поскольку не весь хартленд находится под ее контролем. Россия не является также и европейской державой. Европейской она была тогда, «когда наши танки стояли в нескольких днях марш-броска от Ла-Манша».

Теория «стран-проливов» Цымбурского, изложенная в его работе «Остров Россия» рассматривает прилегающие к России государства как переходящий приз, а сама «Россия обретает черты гигантского острова внутри континента, русского острова с иноэтническими вкраплениями». Россия диффузно переходит из собственно России в не-Россию (как это было с Российской империей и СССР): «Такие государства то включают эти воды в свое геополитическое тело, подступаясь к континенту и захватывая на нем плацдармы, то замыкаются в островном ядре, заставляя море служить им защитой от континентальных революций и гегемоний».

У Цымбурского России свойственно сухопутное «островитянство», т. к. страны-соседки отделяют ее, словно остров, от платформы германо-романской цивилизации. Вся российская геополитика – это сцена борьбы между континенталистской геополитической парадигмой (евразийства) и парадигмой «островитянства», где первая не отвечает принципам культурной тождественности России. Россия, от которой откололись ее евразийские куски в лице Казахстана, Узбекистана или Украины, Молдавии и Белоруссии не перестала быть Россией. Она лишь вернулась в свой «островной» кокон, отдав эти «территориипроливы» под чужой контроль, и замкнувшись в своем сухопутном «островитянстве» перед очередным прыжком.

Наиболее враждебная идеологическая атмосфера по отношению не только к евразийству, но и к России в целом наблюдается на Западе. Условным водоразделом, не считая Прибалтики, служит линия Лида – Пинск (Белоруссия) – Житомир – Винница (Украина) – Бэлць – Кишинев (Молдавия). Кишинев сегодня – политический эпицентр «румынизации» Молдавии в рамках идеи Великой Румынии, а по линии Лида – Пинск и Житомир – Винница проживает наибольшее количество поляков (Лида в Белоруссии) и Житомир (на Украине), верных идее польского мессианизма, неотделимой от польской культуры, начиная с XVIII века.

Мессианистами были литераторы и идеологи польской государственности Адам Мицкевич, Юлиуш Словацкий, философы Бронислав Трэнтовский, Анджей Товянский и прочие. Причем, последний из них являлся автором целой философской концепции, названной его именем – товианства. Существенную роль в нем играют представления о «колоннах» бессмертных духов, действующих через людей, о миссиях отдельных народов и о посланцах Бога, через которых осуществляется Провидение. К таким посланцам Товянский причислял Наполеона и себя. Польша у Товянского – единственная католическая и вместе с тем единственная христианская страна - мессия. Как в Ветхом Завете были рассеяны евреи, народ избранный, так рассеян избранный народ Нового Завета – поляки, за то, что не сумели отстоять Польшу перед лицом, в т. ч. русской экспансии.

Интересно, что само понятие мессианизма в польскую философию ввел Юзеф Хене-Вронский, философ-математик. У Вронского главным двигателем, мессией человечества к торжеству абсолютного добра выступала философия (у Мицкевича мессией была уже Польша, и польский народ). Исполнителями этого мессианизма у Вронского призваны стать славяне как цельная категория, особенно русские. Он видел в качестве колонн, на которых будет держаться мир, двух царей – Римского епископа и Русского царя.

В 1851 году Вронский изложил свои идеи в открытом письме русскому императору. Он благосклонно относился к монархическому строю, а в консервативном Священном Союзе континентальный держав - Пруссии, России и Австрии усматривал орудие всечеловеческой миссии, противостоящее либеральнопозитивистскому европейскому лагерю, к которому склонялась польская интеллектуальная мысль.

Вронский отрицал возможности романо-германской философии вознестись над собственными идеалистическими и романтическими идеями. Это по плечу только славянам, особенно русским. Вронский предвосхитил в некоторой степени Владимира Соловьева и его философию всеединства, к которой примыкали в своих взглядах некоторые евразийцы (Лев Карсавин).

Мессианизм поляка Вронского – мессианизм славянофильский, это интеллектуальный переход от идеи России - Третьего Рима к идее польского мессианизма, где не отрицается историческая миссия Руси, а подчеркивается с еще большей силой. Анджея Товянского, провозгласившего мессианство исключительно польское, Вронский называл плагиатором. Философское обоснование геополитических взглядов Хене-Вронского соотносится с геополитическими устремлениями России и, главное, отчасти совпадает с евразийским видением роли России как одного из самодостаточных геополитических центров.

В рамках теории Цымбурского «России как острова» Польша, с ее вхождение в ЕС, является не «территорией-проливом», а куском, примыкающим к романо-германской платформе. «Проливами» выступают сегодня Украина и Белоруссия. Метафизическое понимание Вронским исторической миссии русских не противоречит мировоззрению самих русских.

В 2006 году Варшава заявила о начале выполнения программы создания IV Речи Посполитой, что напрямую затрагивает интересы России. Проект предполагает формирование особого национально-культурного ландшафта в местах компактного проживания представителей польской ирреденты в рамках глобальной консолидации польской нации. Идеологами строительства IV Речи Посполитой введено понятие т. н. «Малой Польщизны», включающей в себя приграничные с Польшей земли, населенные преимущественно этническими поляками или про - польски настроенными католиками из числа белорусов и украинцев.

В данной инициативе просматривается стремление создать религиозно – культурную среду с преобладанием польской культуры и католичества римского обряда. В Польше насчитывается 400 тыс. православных (1% населения). Местами их компактного проживания являются приграничные с Белоруссией и Украиной польские воеводства. Активная работа с польской православной общественностью и интеллектуальной элитой позволит создать этническую прослойку, духовно ориентированную на Россию, что немаловажно. В условиях размывания этнических границ между западными белорусами и восточными поляками православный ареал, захватывающий земли нынешней Польши, послужит «площадкой», на которой сможет укрепиться православное влияние, что укладывается в философско-политическую концепцию Вронского.

В 1918 году в Польше работал Мессианский институт, популяризировавший труды Вронского. Сегодня они не востребованы, и немногие польские интеллектуалы знают об этом мыслителе, довольно популярном в Европе XIX века. Его труды «Проспект мессианизма», «Предвестник мессианизма», «Судьба Франции, Германии и России как пролегомены к мессианизму» заслуживают рассмотрения под новым углом зрения, исходя из сегодняшних геополитических реалий. В их переиздании заинтересована прежде всего Россия. Тем более, что согласно прогнозам директора «Стрэтфор» Джорджа Фридмана, страны «Междуморья» вновь приобретут важное геостратегическое значение, как это было в довоенное время. Главное место в консолидации «Междуморья» от Балтики до Черного моря отводится Варшаве.

В качестве вывода следует констатировать, что наиболее жесткое противодействие евразийской идеологии наблюдается у западных границ Русско-православной ойкумены. На востоке к провозглашаемому славяно-тюркскому симбиозу отношение более лояльное. Насущной проблемой является необходимость охвата идеологией евразийства западной части Русского мира. В виду географической близости Украины и Белоруссии к Римско-католическому брустверу в лице Польши и концепциям польского мессианизма, задрапированного в идеологию европеизма, тезисы о славяно-тюркском синтезе звучат для местных интеллектуалов оксюмороном, несмотря на то, что непосредственно на Украине родились Савицкий, Флоровский, а евразиец Сувчинский вообще был поляком. Поэтому геополитическая философия Юзефа Хене-Вронского может послужить семантическим противоядием от теории польского мессианизма в его русофобском изводе и западноцентричной идеологии в виде украинства, белорусизма или белорусского литвинства.