Латинская Америка для европейского сознания является далекой периферией, где происходят странные и подчас непонятные процессы. Подобный европоцентризм негативно отражается на геополитическом мышлении, так как на мировой шахматной доске нужно учитывать все фигуры, несмотря на их отдаленность. Даже Африка для геополитиков ХХ века была более понятной и близкой - вероятно из-за включения ее северной части Хэлфордом Макиндером вместе с Евразией в структуру Мирового острова. После Второй Мировой войны германские ревизионисты провозгласили о необходимости экспансии на Юг, так как путь на Восток был закрыт, и породили новый термин - Еврафрика.

При учете процессов глобализации и необходимости оперативного взаимодействия со всеми игроками международной политики, важность стран Латинской Америки многократно возрастает. В Западном полушарии уже с XVIII столетия шли бурные геополитические процессы, связанные с антиколониальным движением, а затем с реструктуризацией обеих Америк. В то время, пока многие именитые уроженцы Южной Америки мечтали о создании государств нового типа, ее северные соседи, уже получившие независимость, планировали в дальнейшем, когда появится возможность, отнять у Испании ее колонии. Это во многом объясняет появление в США доктрины Монро, вмешательство во внутренние дела Южноамериканских государств и прикрепление Вашингтоном к этой части света ярлыка «заднего двора США».

Исторически расширение безопасной зоны для торговых судов США было напрямую связано с укреплением военно-морского флота и баз для него, расходящихся концентрическими кругами. В итоге в область внимания при президенте Уильяме Мак-Кинли попали Куба, Пуэрто-Рико и Виргинские острова. Борьба за независимость от Испании (1898 год) была поддержана из далеко идущих стратегических целей - установить господство США над бассейнами Тихого и Атлантического океанов (из-за чего военные действия велись и на Филиппинах, что гарантировало выход в Юго-Восточную Азию). Позже была воплощена мечта Альфреда Мэхэна - началось строительство Панамского канала, который по выражению Макиндера, помогал мобилизовать флот США.

Для этого США в 1903 году поддержали сецессионистское движение и после отделения перешейка, связывающего Южную и Северную Америки, получили от Колумбии в качестве компенсации зону для строительства канала. Рузвельт, на годы правления которого пришлась эта грандиозная геополитическая авантюра, отмечал, что из стратегических и тактических, а также гражданских и военных соображений необходимо было наладить быструю и легкую связь между Тихим и Атлантическим океанами.

Значение Центральной Америки и Карибского бассейна для США также объясняет Джордж Фридман в одной из своих публикаций. Он отмечает, что река Миссисипи с ее притоками Миссури и Огайо представляет собой грандиозный водный бассейн, способствующий американской экономике. Так как она впадает в Мексиканский залив, на побережье которого находятся стратегические порты, а на выходе из залива находится остров Куба, необходимо, чтобы она, а также соседние страны, не могли представлять какую-либо угрозу для американского судоходства (размещение российских стратегических бомбардировщиков в Венесуэле и поддержка их ракетными комплексами на Кубе могли бы создать угрозу такой блокады). Позиция Фридмана заведомо алармистская, но она частично объясняет постоянные попытки США установить контроль над этим регионом.

Оставив в стороне историческую ретроспективу (хотя последствия ряда событий до сих пор имеют влияние на политику, в частности, это касается территориальных претензий Венесуэлы к Гайане, Боливии к Чили и Перу, Аргентины к Великобритании, Колумбии к Никарагуа и т. п.), рассмотрим текущее положение международных дел на этом континенте.

Следует обратить внимание, что с 90-х годов прошлого века частично благодаря появлению новых коммуникационных технологий в Латинской Америке был отмечен всплеск социальных движений - в основном левого направления. Помимо радикальных группировок от перуанской «Sendero Luminoso» до Революционных вооруженных сил Колумбии (FARC) и Армии национального освобождения (ELN), которые действуют в подполье, значительных успехов при поддержке местного населения в Мексике добилась Сапатистская армия национального освобождения (Ejercito Zapatista de Liberacion Nacional, EZLN), а ее лидер субкоманданте Маркос стал одним из символов антиглобализма. Практически легализовались сальвадорские герильеры из Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти (Frente Farabundo Marti para la Liberacion Nacional, FMLN), действуя как одна из ведущих политических партий. В Никарагуа Сандинистский Фронт Национального Освобождения (Frente Sandinista de Liberacion Nacional, FSLN) имеет наибольшее количество мест в парламенте.

Для левых режимов последних десятилетий характерна национализация ресурсов и различных компаний, ранее получавших сверхприбыли за счет свой работы на территории этих стран. Это вызывает критику со стороны либерально-ориентированных режимов и транснациональных корпораций, так как подобная политика, которую наиболее последовательно проводит Уго Чавес, ущемляет их экономические интересы.

Помимо ряда центрально-американских стран, где наряду с активной работой левых партий существуют либерало-центристсткие и правые тенденции, которые позволяют США активно проводить в регионе свою политику, в Южной Америке ряд государств также следует правому или неолиберальному курсу. В частности, в Парагвае в парламенте преобладают представители правых сил, Перу следует всем предписаниям Всемирного банка и Международного валютного фонда, и внешняя политика этой страны проходит в рамках политического реализма. Чили, с учетом ее высоких военных расходов, скорее следует политике гиперреализма. Также в этой стране сохраняется влияние правых сил. Например, в Чили крупнейшим магнатом, совладельцем «Banco de Chile» и хозяином ведущего медиахолдига «El Mercurio является Агустин Эдвардс Истман, который был причастен к свержению президента Сальводое Альенде и сотрудничал с ЦРУ. Местная олигархическая элита тесно взаимодействует со своими партнерами из США.

Еще одним ключевым элементом южноамериканской геополитики является производство кокаина. Если в Азии «Золотым треугольником» по производству опиума является стык границ Таиланда, Мьянмы и Лаоса, то в Латинской Америке такой геометрической фигурой (Андский или «Серебряный треугольник»), несмотря на то, что в прямом смысле она таковой не является, называют Боливию, Колумбию и Перу, поставляющих на мировой рынок кокаина 95% этой продукции.

Как и характерно для геополитики, корпоративные интересы, ресурсы, вопросы безопасности и контроля над криминалом взаимно переплетаются. Например, согласно наиболее распространенной версии, тиражируемой мировыми СМИ, которые подконтрольны политико-олигархическим кланам, основная поддержка Колумбии со стороны США основана на борьбе с наркотрафиком и криминальными группировками.

На самом деле, милитаризация Колумбии связана еще и с поддержанием и попытками увеличения экспорта нефти. В Колумбии насчитывается пять нефтепроводов. Магистраль, по которой перекачивается более чем 100.000 баррелей в сутки с месторождения Кано Лимон в Арауке в порт Ковеньяс в Карибском море, подвергается регулярным нападениям и диверсиям со стороны FARC и ELN (более ста в год). С 1986 года произошло более 900 атак, что привело к потере более 2,5 млн баррелей нефти, а в период между 1998 и 2008 годами потери иностранных компаний и правительства Колумбии составило один млрд долл в результате нападения партизан FARC и ELN. Для реализации второй задачи необходимы геолого-разведывательные работы в той части страны, которая контролируется FARC и ELN. Поэтому около 15% колумбийских войск, а также военные советники из США мобилизованы для защиты энергетической инфраструктуры и иностранных нефтяных компаний, среди которых «Occidental Petroleum Corp» (OXY), «Royal Dutch / ShellShell» и «BP-Amoco».

План Колумбия, который был запущен в 2000 году при Клинтоне, предусматривавший инвестиции в размере около 6 млрд. долл, из которых США покрывали расходы на 1,3 млрд на приобретение вертолетов и других видов оружия, был связан именно с петрополитикой, а не попытками уменьшить производство кокаина в этой стране. Помимо нефтяных интересов, размещение военных баз США связано и с попыткой установления экстерриториального контроля. Военная политика США располагает четырьмя моделями такого военного позиционирования на континенте.

Первая - модель Гуантанамо. Это большие, полностью оснащенные базы с оборудованием и регулярным гарнизоном военнослужащих, находящихся на длительном пребывании. Вторая модель - Сото-Кано (Пальмерола) в Гондурасе - базы средней значимости с оборудованием, рассчитанным на длительные миссии, но с персоналом, обновляемым раз в 6 месяцев. Третья - это маленькие базы, так называемые FOL (Foreign Operating Locations - места постоянной дислокации). Это базы быстрого реагирования и регионального регулирования, управляющие сетью микробаз, оснащенные специальным оборудованием для мониторинга и небольшим количеством персонала. Четвертая - микробазы, позволяющие авиации совершать посадку и подниматься в в воздух на манер лягушачьих прыжков, подпрыгивая, чтобы снабдиться провиантом и иметь больший радиус действия - хорошо продуманная серия таких баз позволяет охватывать очень широкие площади - вроде узла для операций быстрого реагирования, но с гораздо меньшей стоимостью, чем базы FOL. Примером может быть база Икитос в Перу.

Однако в последние годы даже в правительствах, традиционно поддерживавших планы США, заметны тенденции к пересмотру своей политики. В частности, в августе 2010 года Конституционный суд Колумбии признал незаконным военное соглашение от 20 октября 2009 года о передаче семи новых военных баз Пентагону (хотя в стране продолжают оставаться действующие до этого базы и радарные станции).

Сдвиги происходят не только в области безопасности. Экономическое сотрудничество с Китаем и Россией, реформы и социально-политические изменения, проходящие и планируемые для проведения в ряде стран, демографические изменения демонстрируют явные признаки глубоких преобразований на континенте, которые связаны с глобальной мировой системой. И сейчас актуальным будет вопрос, как именно государства Южной Америки будут осуществлять переход от государство-центричности к мультицентричности, и будет ли при этом подорвана глобальная (а по отношению к странам Латинской Америки - региональная) власть Вашингтона.

Как отмечает аргентинский геополитик, профессор Карлос Альберто Перейре Меле, «в любом случае, новая однополярная система имела короткую жизнь и завершилась в начале XXI в, когда Россия вновь бросила стратегический вызов в мировых делах, в то время как два азиатских гиганта - Китай и Индия превращаются в экономическую и стратегическую силу. В глобальном плане растет значение некоторых латиноамериканских стран, таких как Бразилия, Аргентина и Венесуэла. Важные отношения между этими странами с Китаем, Россией и Ираном, похоже, приобретают стратегическое значение и предвещают появление новой многополярной системы, основы которой строятся в Евразии и Южной Америке».

И если Мартин Хайдеггер называл Россию землей будущего, говоря, что «история земли будущего содержится в еще не освобожденной для себя самой сущности Русскости», то в отношении Латинской Америки есть прозорливое высказывание другого не менее выдающегося немецкого философа Гегеля, который в лекциях по философии истории сказал, что «Америка есть страна будущего, в которой впоследствии, может быть в борьбе между Северной и Южной Америкой, обнаружится всемирно историческое значение».

Альянс России и других центров Евразии с Латинской Америкой в борьбе против США и будет являться выходом на новые исторические рубежи мировой геополитической системы.