Конфликты, происходящие во многих регионах мира, достаточно негативно влияют на систему глобальных международных отношений. Если посмотреть с определенной точки зрения на интенсивность подобного влияния, на интересы сил, вовлеченных в эти конфликты, и на жизненный уклад народов, проживающих на данном регионе, то перед нашими глазами откроется интереснейшая и полная антагонизма картина. Многие конфликты, возникающие внутри той или иной страны, в последующих этапах развились до регионального уровня и на глобальном масштабе достигли такой невиданной силы, что начали влиять на многие процессы, происходящие на данном регионе.

События, происходящие в Персидском заливе, в Ираке, Афганистане и в последнее время во внутренней и внешней политике Ирана, ничего благоприятного не обещают народам, проживающим в данном регионе. Одновременно интересы обладания оружием массового уничтожения стали приоритетными для государств этого региона, и в этой области были приняты довольно интенсивные меры. Не ошибемся, если скажем, что основные события ХХI века, по всей вероятности, будут происходить в Персидском заливе. Тточнее, вокруг постепенно возрастающих идей «шиитской солидарности» в Иране и в так называемых государствах Залива.

Как известно, шиитские идеи возникли внутри исламской веры и связаны с именем четвертого, «справедливого» халифа, двоюродного брата по отцу и зятя пророка Мухаммеда имама Али ибн Абу Талиби. Шиитская традиция рисует Али очень набожным, честным, храбрым воином, самозабвенно преданным Мухаммеду и делу ислама. Эти качества Али, одним из первых принявшего ислам, а также его родство с пророком, послужили для его приверженцев основанием для того, чтобы приписать ему исключительное право на верховную власть, которую ему якобы завещал сам пророк. Так Али стал символом шиитского движения, в среде которого его почитание дошло до обожествления.

Начавшаяся в конце ХХ века война в Персидском заливе вскоре поставила США и западные страны перед сложнейшей дилеммой. Война, начатая под эгидой предотвращения обладания Ираком ядерного оружия, превратилась в войну против терроризма и охватила Афганистан, Пакистан и все большие территории вплоть до границ Китая. Естественно, держать под контролем эти огромные территории требовало больших ресурсов.

Сегодняшние политические реалии указывают на большую вероятность войны между США и Ираном. Одним из существенных компонентов данного конфликта является тот, что Иран не желает идти на компромиссы по отношению к западным странам в вопросе решения ядерной проблемы.

4 июня 2009 года в египетском университете Аль-Азхар прозвучало известное обращение президента США Барака Обамы мусульманскому миру. Многие политики начали представлять и пропагандировать данное обращение в контексте политики «разумной силы» («smart power»). На эту политику, направленную на регионы Ближнего и Среднего Востока, отдельные страны среагировали своеобразно. Однако, большего внимания заслуживает позиция Ирана.

При первом размышлении об Иране перед зрением западного общества появляется личность его президента Махмуда Ахмадинежада. После избрания президентом в 2005 году он начал говорить о ядерной программе Ирана, скорейшем воскрешении 12-го шиитского имама, о существовании израильского государства, выражать скептицизм касательно геноцида еврейского народа во время Второй Мировой войны. Конечно, эти декларации воплощали официальную позицию иранского государства и, естественно, на эти декларации прозвучали адекватные реакции противоположной стороны.

Как ни парадоксально, но эти декларации были приняты большей частью мусульманского населения Ближнего и Среднего Востока с большим энтузиазмом. Если учесть, что большинство лидеров этих мусульманских государств придерживались политики Запада, то в этом отношении можно проследить довольно-таки дискуссионные проблемы.

Как известно, после смерти Хомейни в 1989 году реальная власть в Исламской Республике Ирана перешла в руки аятоллы Али Хаманейи. Власть аятоллы Хаманейи получила свое воплощение в вершине лабиринтообразной политической структуры, в которой традиционно считают, что в правительственной системе Ирана верховный религиозный лидер, по сравнению с президентом, имеет в основном неофициальные полномочия.

В отличие от президента Ирана, верховный религиозный лидер ведет очень осторожную, консервативную и прагматическую политику. Эта политика для большей части 80-ти миллионного иранского народа остается тайной. Аятолла не имеет привычки держатся долго в каком-либо одном направлении, сохраняя конфликтный баланс между отдельными фракциями и умело прикладывая эти маневры в процессы внешней политики с целью сохранения стабильности в Афганистане и Ираке. Наряду с сохранением внутренней стабильности, основной его целью является также усиление экономической и военной мощи Ирана и привлечение государств данного региона в круг своего влияния.

Хаманейи родился в 1939 году в семье шиитского духовника. Впоследствии он продолжил распространять идеи своего отца и примкнул к исламскому движению свержения шахского режима, созданного Хомейни. Он был активным участником исламской революции 1979 года. В 1981 году он стал президентом Исламской Республики Иран. Часть своей жизни до революции проведя в тюрьме, а другую – в подполье, Хаманейи больше был революционером, нежели религиозным ученым. Он прекрасно знал раздоры, существовавшие в Иране и в арабских странах, и мастерски этим пользовался.

Важно обратить внимание на один существенный момент. Риторика резких деклараций президента Ирана Ахмадинежада против израильского государства в последнее время направлена на «арабские улицы» и уже начала приносить свои «плоды». Оставаясь во власти при поддержке США, президент Египта Хосни Мубарак, равно как и король Иордании Абдалла, никогда не мог выступать против политики США в данном регионе как сделал Ахмадинежад. В этом отношении арабы были желанной аудиторией иранского лидера. Арабы с восторгом следили за политикой иранского правительства и с уважением относились к иранскому народу, который не побоялся открыто выступить против могущественной державы.

Ахмединежат умело пользуется существовавшим раздором между арабским народом и его лидерами. Лидеры Египта, Саудовской Аравии и стран Персидского залива обеспокоены усиливающимся авторитетом Ирана в этом регионе, и особенно в Ираке. Примечательно, что арабские лидеры не боятся «экспортирования» со стороны Ирана культурных аспектов шиитского движения, в основном их волнует опасность всеобщего распространения шиитских политических идей в лице таких организаций, как «Хизболла» и «Хамас», и отождествление в рамках этих организаций современных, усиливающихся идей арабизма с шиитской идентификацией.

При этом арабские лидеры постепенно отходили от непримиримых позиций по отношению к Израилю, и одновременно во внутренней жизни этих стран зарождались усиливающиеся исламские движения с антиизраильской риторикой. В такой ситуации многие иранские политики во главе с Али Акбар Рафсанджани ощутили неизбежность выхода из революционных параметров, созданных в свое время аятоллой Хомейни. В частности, они отмечали, что идеология, десятилетиями опиравшаяся на радикализм, уже в ХХI веке не отвечает национальным интересам Ирана. Однако, малейшая интервенция в эту идеологию становится причиной обратной реакции со стороны всех силовых структур, в которых налицо влияние Хомейни. Естественно, источником появившихся при этом идеологических ловушек и стратегических антагонизмов традиционно считали США.

Конфликты, существующие между Ираном, США и Израилем, уходят корнями в период 1990-1999 годов. Во многих случаях споры между этими странами, возникшие в геополитическом аспекте, постепенно расширились на фоне борьбы за культурную идентичность и получили наибольшую драматичность. Сторонники радикальной политики в Иране считают, что борьба, начатая стратегическим соперничеством в регионе, может закончиться ударом по национальной идентичности Ирана.

Для подобной обеспокоенности у иранской элиты были свои доводы. После Исламской революции многие авторитетные западные политики, писатели, научные деятели и даже многие лидеры стран требовали «вежливого» вмешательства в иранский вопрос. После иранской революции начался процесс возрождения традиционных обычаев и религиозных ценностей новой, послереволюционной элиты. В контексте новой «шиитской солидарности» и «экспорта исламской революции» подобное возрождение в прямом смысле серьезно волновало региональные государства.

Конечно, в этот период США, имевшие обыкновение привлекать к себе многочисленных союзников, в рамках своих интересов не могли оставаться равнодушным на эти «просьбы» - был приведен в действие весь механизм специально подготовленных политических комбинаций.

Для иранского электората США традиционно имели имидж носителя «Большого Сатаны», что и определило резкую политику Ирана. Наибольшее воплощение подобное отношение получило свое выражение в лице Хаманейи. Критикуя опустошительную деятельность культуры Запада против иранской культуры, он говорил: «Иранская исламская революция была событием, опиравшаяся на мусульманские ценности, и это событие постоянно подвергается интенсивным культурным интервенциям наших врагов».

После разгрома иракской армии США расширили в регионе свои политические претензии и, естественно, этот процесс не мог не раздражать иранское правительство. Вооружив ускоренным темпом этот регион, США за короткое время добились предъявления «кучи великих претензий» малых государств в этом регионе к Ирану. На самом деле большая часть этих «претензий» была мастерски направлена против политики Ирана в данном регионе и имела своей целью нанести удар на последовательное развитие концепций «шиитско-мусульманской солидарности».

Таким образом, вместо ожидаемой долголетней стабильности в Персидском заливе возродилась долголетняя напряженность между двумя государствами, которая вскоре стала выступать как основной элемент политики «Большой Ближний Восток».

При всем этом нельзя не учитывать и пристального внимания геополитических противников к государствам, расположенным на периферии Ирана. Отношения между США и Ираном, считавшиеся «жемчужиной» всех политических процессов на Ближнем и Среднем Востоке, образовались в целом на фоне их борьбы за привлечение в круг своего влияния государств этого региона.

После распада Советского союза перед США, которые успешно закончили иракскую кампанию, открылась запутанная и одновременно привлекательная картина этого региона. США, неустанно и декларативно выступающие перед мировой общественностью за вечную преданность принципам демократии, все-таки вынуждены были строить отношения с антагонистическим обществом Ближнего Востока. В конечном итоге американская дипломатия временно попала в фарватер политических процессов. Такая временная передышка открыла перед иранскими стратегами новые возможности.

Иранские политики прекрасно знали, что лидеры арабских стран уже давно политически «выдохлись», и арабский народ в политическом отношении нуждается в новой силовой опоре, опирающийся на исламские политические ценности. Эти политические ценности обнаружили себя в усилении шиитского большинства в Ираке, в расширении деятельности таких организаций как «Хезболла» в Ливане, «Исламский освободительный Фронт» в Алжире, «Аль-Джамаае Аль-Исламийа» в Египте. Иран, тесно сотрудничая с такими организациями, которые имели сильные идеологические, политические и военные возможности, получил возможность нанести любой удар позициям США и Израиля в данном регионе.

Одновременно такие организации, как «Аль-Каида», остатки бывшей Арабской Социалистической Партии Возрождения (БААС), нашедшие неофициальное убежище в Сирии, и маленькие группировки, вышедшие из-под контроля, могли в любой момент нарушить в Ираке до того уже хрупкую систему безопасности. Все это говорило о парализованном состоянии американской политики в этом регионе.

Президент США Джордж Буш считал, что, если Америка одержит победу в Персидском заливе, то она навсегда освободится от «вьетнамского синдрома». Как он сильно ошибался. Афганистан, который в определенном религиозном и этническом отношении был близок Ирану, в прямом смысле слова превратился в головную боль для Америки.

Как известно, Афганистан находится на низкой стадии развития аграрной и племенной культуры, но юридически остается в статусе государства. А Ирак, наоборот, считается довольно сильным государством, имеющим исторически централизованную систему управления городского типа, обладающим большими ресурсами и имеющим сравнительно высокий уровень проживания.

Оба государства имеют своеобразную историю. Интересно, что их история во многом формировалась под влиянием внешних сил. Намерения США несмотря ни на что взять под контроль эти страны всегда волнует мировую общественность. Официально иракская кампания была проведена под эгидой нераспространения ядерного оружия, а военные действия в Афганистане – под эгидой борьбы против международного терроризма во главе с «Аль-Каидой».

Борьба с терроризмом в Афганистане ведется в нескольких направлениях. Основное из них заключается в сохранении и защиты стабильности в Пакистане, обладающим ядерным оружием, а также в предотвращении захвата афгано-пакистанскими террористами ядерного арсенала этой страны. Известно, что Пакистан и Индия, обладающие ядерным оружием, всячески стараются вовлечь Афганистан в сферу своего влияния.

На фоне подобных политических и военных последствий политика Ирана в отношении Афганистана хоть и кажется интересной и стратегической, в реальности также опирается на исторический прагматизм и находится на позиции ожидания. Бывший посол Израиля в Германии, нынешний руководитель центра «Gerсsli» в Европейском исследовательском центре Ави Примор дал подробную интерпретацию данной стратегии: «Барак Обама в иранских отношениях стоит не только перед дилеммой предотвращения развития ядерной технологии Ирана. Без помощи Ирана вряд ли можно развязать иракский узел. Сложнейшим остается афганская проблема, так как, несмотря на всеобъемлющую поддержку Запада, правительство Афганистана уже не в силах контролировать ситуацию в стране».

Это прозвучит парадоксально, Иран заинтересован в том, чтобы помочь американцам в Афганистане: Тегеран боится как суннитского «Талибана», так наркоторговцев и потока беженцев из Афганистана. При этом намерение Ирана сотрудничать в данном регионе с США не является чем-то новым. Оно зародилось после конструктивной позиции Ирана на войне в Персидском заливе. Кроме того, Иран сделал многое, чтобы освободить американских заложников в Ливане. Естественно, Иран ждал за эти «услуги» на политической арене своего «вознаграждения». Однако, официальный Вашингтон после взятия Ирака под свой контроль, стремился заново реструктурализировать весь Ближний Восток. Этот процесс открыл новые страницы ирано-американских отношений.

Американские дипломаты в вопросе решения проблемы на Ближнем Востоке прекрасно сознают, что они обречены на признание иранского фактора. Военные вопросы, параллельно сосуществующие на единой плоскости в Ближнем и Средневосточном регионе, также не отрадны. В большей части западных стран многие уверены, что ядерная программа Ирана носит сугубо военные цели. На основе мнений исследовательской группы, созданной при парламенте Франции, первое ядерное оружие Иран сможет заполучить уже во второй половине 2011 года. В качестве доводов для подобного умозаключения отмечается, что Иран обладает 1 600 кг обогащенным ураном и схемами атомного оружия, нелегальным путем приобретенные через Пакистанские каналы. Кроме того, есть веские данные о разработке иранскими учеными программы по минимизации атомной бомбы.

С распространением подобной информации в мировой прессе страны региона, в первую очередь Израиль, выражают свое недовольство и часто декларируют, что пришло время дать всему этому адекватный ответ. Дело в том, что Палестинский вопрос превратился в масштабную борьбу против сионизма. Ведение этой борьбы не арабскими, а иранскими лидерами, еще более сгущает политические процессы региона. Конечно, данная риторика Ирана раздражает не только Израиль, но и арабских суннитских лидеров. Усиление влияния Ирана в регионе и наличие в руках официального Тегерана атомного оружия в ближайшем десятилетии коренным образом изменят политическую ситуацию на Ближнем Востоке.

По мнению специалистов, занимающихся вопросами системы глобальной безопасности, процесс создания атомного оружия Ираном более всего имеет цель который носит не военный, а политический характер, и никто не считает, что Ахмадинежад или другой иранский лидер нанесет атомный удар по Израилю. Все понимают, что развитие событий на подобной плоскости поставит под вопрос будущее этого региона. Единственный выход из положения специалисты видят в том, что нужно без каких-либо условий вести конструктивные переговоры между сторонами.

С каждым днем уменьшается число желающих урегулировать политические процессы в регионе мирным путем. Однако американская администрация, образумившаяся после «практики» в Ираке и Афганистане, пока что выбрала путь экономических санкций и ждет, чем закончится внутренние политические катаклизмы в Иране.