ЕВРАЗИЯ http://evrazia.org/article/1549
Образ желаемого завтра
Есть два идеологических проекта, которые взаимоисключают друг друга - они конфликтны и несовместимы, но это и есть выбор, демократия, свобода   13 января 2011, 09:00
 
Баланс, выражавшийся в попытке российской власти балансировать в зоне либерального консерватизм, исчерпался - Россия подходит к точке бифуркации: либо либеральное западничество, либо консерватизм

Написанный недавно известным российским режиссером Никитой Михалковым «Манифест просвещенного консерватизма» вызвал в обществе бурную полемику. Интересно не столько само содержание «Манифеста» в его деталях, сколько возможные траектории его влияния на конкретную политику в России накануне 2012 года.

Историю развития российского консерватизма можно подразделить на несколько этапов. Он начал формироваться по мере вовлечения в политические процессы более широких слоев населения, а также по мере распространения современного научного и гуманитарного образования. Таким образом, в узком смысле этот консерватизм следует датировать началом XIX века. Те тенденции, которые можно отнести к «консервативным» на предыдущих этапах, например, антизападную и антибоярскую политику Ивана Грозного или реакцию старообрядцев на церковные реформы Никона и светские реформы Петра, относятся к совершенно иному историческому контексту и нуждаются в особом наименовании.

Мы видим в тексте Михалкова апелляции к обоим типам консерватизма - евразийскому и либеральному: все основные тезисы сводятся либо к Трубецкому, Савицкому, Алексееву и Вернадскому, либо к Чичерину, Струве, Бердяеву и Франку.

Русский консерватизм как идеология

Русский консерватизм, равно как и европейский, стал кристаллизоваться в выделенное идеологическое направление перед лицом революционных буржуазно-демократических, а позднее социалистических, коммунистических и анархистских течений. Переломным моментом была Великая французская революция, вызвавшая как бурную поддержку, так и не менее бурные протесты. Те, кто категорически отверг революцию, а также последующие буржуазные революционные преобразования в странах Западной Европы, стали называться консерваторами.

Русский консерватизм не исключение, складывался в общем контексте европейского консерватизма. Как и в Европе, российский консерватизм призвал сдерживать либерально-демократические процессы, смену буржуазными отношениями более традиционных феодально-сословных, препятствовать формированию политического оформления капитализма в новую модель общества с доминацией третьего сословия. Но в российском консерватизме были и своеобразные уникальные черты.

Первым поколением российских консерваторов можно назвать франкофобов-патриотов начала XIX века - Шишков, Растопчин, Глинка и близкие к ним фигуры. Они выражали лишь патриотические настроения русского общества той эпохи, но до уровня философских обобщений не доходили.

Впервые серьезным обоснованием русского консерватизма занялись славянофилы (Киреевский, Хомяков, братья Аксаковы, Самарин). Они заложили основу системного консерватизма. Его основные принципы состояли в следующем:

- У России свой путь развития и исторического бытия, а у Европы - свой (современный Запад «гниет»).

- Реформы Петра извратили и дисгармонизировали русское общество, произвели раскол на элиты и массы, пустили Россию не по тому пути.

- Идеальный период русской истории - Московское царство и свойственный ему традиционализм.

- Прогресс есть не линейный, а циклический феномен, в каждом обществе и в каждой культуре он имеет свои особенности. Прогресс относителен, материальное развитие не всегда влечет за собой духовное и нравственное начало.

- Православие - высшая духовная и культурная ценность.

- Русский народ является носителем древних традиций и устоев. Народ надо любить, знать, уважать, относиться к нему с достоинством, так как он и есть субъект истории.

- Будущее России необходимо строить на древних (вечных) народно-православных устоях, к которым должна обратиться и правящая дворянская элита, а не слепо копировать Запад.

Эти пункты заложили основу русского консерватизма и стали историко-философскими аксиомами для всей дальнейшей консервативной традиции.

Поздние славянофилы (Леонтьев, Данилевский, Ламанский) абсолютизировали антизападные установки славянофильства, призвали восстановить православную модель государства и общества («византизм» Константина Леонтьева), провозгласили православно-славянский историко-культурный тип ориентиром для будущего (Николай Данилевский).

Частично программа славянофилов была воспринята царским режимом в николаевскую эпоху в знаменитой формуле Уварова 1833 года (православие, самодержавие, народность). Но царский режим был далек от того, чтобы признать XIX век заблуждением, народ - высшей ценностью, а Европу - гниющим обществом, завершающим свой цикл. И на освобождение крестьян, и на высокую оценку самобытной крестьянской культуры существовали весьма разные взгляды. Поэтому нельзя ставить знак равенства между реакций или царизмом и славянофильством.

Славянофилы были лояльны к царской власти, но отстаивали систему взглядов, которые считали истинными и достойными, и не останавливались перед критикой тех или иных аспектов самодержавия. Они руководствовались консерватизмом идеологическим, идейным, ценностным, философским, а не просто конформизмом и стремлением оставить все, как оно есть. Царское правительство прекрасно видело эту грань и относилось к славянофилам с большим подозрением.

Неверно считать славянофилов «реакционерами» и «конформистами», они были именно консерваторами по идеологическим причинам, носителями, защитниками и поборниками консервативных ценностей. Если эти ценности шли вразрез с планами власти, они оказывались на стороне ценностей.

Во второй половине XIX века появилась и другая версия русского консерватизма - либеральная. К ней можно отнести либералов, осознающих особенности русского общества и предлагающих выстроить синтез между особенностями России и либеральной идеологии. К этому направлению можно отнести Бориса Чичерина, Константина Кавелина, Петра Струве, Семена Франка, Николая Бердяева и т. д. Они не ставили под сомнение ценности западной цивилизации, но считали необходимым соотнести их с российским контекстом, а не навязывать напрямую и жестко, к чему тяготели чистые западники и особенно революционные демократы и левые радикалы (например, социал-демократы).

Низовое проявление «охранительных тенденций» мы видим в различных монархических и «реакционных» организациях начала ХХ века - «Союз Михаила Архангела» или «Союз русского народа», называемых черносотенцами. В этих кругах, однако, никакой системной философии или политической идеологии создано не было, поэтому к консерватизму они имеют мало отношения. Их формула - «самодержавие + реакция».

После Октябрьской революции весь русский консерватизм полностью переместился в эмиграцию. Там продолжали по инерции развивать свои воззрения классические монархисты (реакционисты), либерал-консерваторы (Струве, Бердяев), но вместе с тем возникло и оригинальное течение евразийцев.

Евразийцы (Николай Трубецкой, Петр Савицкий, Николай Алексеев, Георгий Вернадский и др.) полностью приняли программу русских славянофилов, особенно поздних (Леонтьев, Данилевский, Ламанский) и довели ее принципы до последних самых радикальных выводов. Они построили оригинальную идеологию и политическую философию, которая представляла собой ответ на вызов России в ХХ веке и на драматические события большевистской революции.

Основные принципы евразийской идеологии таковы:

- Россия - это не страна, а цивилизация. Не западная, не восточная, но полностью самобытная.

- Западная цивилизация претендует на универсальность своих ценностей, методов, технологий, политических и философских систем, но на самом деле является лишь локальным историческим феноменом.

- Все народы мира должны объявить Западу и его цивилизации войну, чтобы сбросить политическое, культурное и экономическое ярмо и отвоевать себе возможность быть свободными и строить те общества, которые хотят создавать сами эти народы. А Россия должна возглавить поход народов против Запада.

- Большевистская революция была не продуктом заговора, но исторической закономерностью, так как стала возможной из-за внутренних противоречий романовской России между западническими элитами и русскими массами. Это было платой за «романо-германское» иго. В будущем большевистский режим должен эволюционировать в евразийский, восстановить православие и традиции, но сохранить права простых людей, из лучших представителей которых должна быть создана новая элита (евразийский отбор).

- Русские являются главной исторической силой, создавшей и культуру, и государство, но и другие этносы (в первую очередь восточные) сыграли в этом процессе важную роль. Поэтому Россия должна ценить свою полиэтническую природу, отдавать должное иным этносам в процессе державостроительства и активно включать их в процесс возрождения России на будущих этапах.

- В будущем надо строить на вечных устоях (православных, традиционных, духовных) современную, эффективную, технически и экономически развитую страну, управляемую идеократией, то есть новой элитой, свято верящей в высокие идеалы и свободной от материальных привязанностей.

С этой целью евразийцы предлагали создать евразийскую партию, которая должна была перехватить власть у большевиков после того, как атеистическая диктатура ослабнет и докажет свою несостоятельность.

Слева от евразийцев располагались близкие к ним идеологически национал-большевики (Устрялов, Ключников, Потехин), которые, разделяя основные принципы евразийства, надеялись на то, что в евразийском ключе сможет эволюционировать сам большевистский режим. Сталин в середине 20-х годов XIX века и позже давал им на это некоторые основания.

Все эти направления заложили основу современного русского консерватизма, который сегодня находится в переходном состоянии. Он еще только нарождается по мере того, как общество приходит постепенно в себя и после советской диктатуры, и после антисоветской истерии 90-х годов. Сегодня, в XXI веке, мы снова стоим перед дилеммой: либо последовательно западничество, либерализм и движение вслед за Европой и Америкой, либо поиск альтернативы. Этой альтернативой и является русский, российский консерватизм.

В этом консерватизме в ХХ веке мы встречаем два различных направления, так или иначе вырастающие из славянофильской традиции.

Первое направление - евразийское, то есть признающее за Россией статус самостоятельной цивилизации и призывающее к возрождению России как гигантского континентального государства, авангарда объединения народов и цивилизаций земли перед вызовом западной (американской, атлантической) гегемонии. Это наиболее последовательный и интегральный консерватизм.

Другое - консервативно-либеральное, которое предлагает идти вслед за Западом, но при этом учитывать особенности России, тщательно взвешивать каждый шаг и ни в коем случае не форсировать модернизацию и вестернизацию, адаптируя европейские методы к особенностям российской социальной среды. Это умеренная или мягкая форма консерватизма.

Если сложить эти два направления вместе, получаем поле альтернативы для тех, кто считает, что Запад, его ценности, технологии и его методологии являются универсальными и судьба России - в скорейшей интеграции в «глобальный мир», то есть в «глобальный Запад».

Мы имеем, таким образом, довольно ясную философскую, историческую и мировоззренческую картину: есть западники-модернисты и есть консерваторы (двух типов). В этой парадигме и будет развиваться идеологический дискурс России в XXI веке.

Если учесть, что либерал-консерваторов можно причислить, как к собственно консерваторам, так и к либералам, только умеренным, то мы получаем в их лице промежуточный идеологический градиент, обеспечивающий всей картине последовательность, логичность, цельность.

Градиенты российского идеологического спектра

У каждой позиции есть сторонники, являющиеся, естественно, противниками других позиций, и так мы получаем полный спектр для вполне демократического выбора. Одни думают так, другие - иначе. В спорах и полемиках должна выковываться российская политика в будущем.

Есть, конечно, и другие возможные позиции - целый веер экстремизма различного толка (как националистического, так и либерального, анархистского, коммунистического), а также значительный процент чистых конформистов, которые не имеют своих взглядов и принимают все то, что будет угодно «начальству». Конформизм не имеет отношения к идеологии, а, следовательно, не может быть рассмотрен в этом качестве. Экстремизм, напротив, вполне может быть идеологически состоятельным и связным, но имеет чрезвычайно мало шансов когда-то стать доминирующей идеологией. Хотя в России может быть все.

Теперь вернемся к «Манифесту» Никиты Михалкова. Анализ его содержания показывает, что речь идет о вполне последовательном и внятном описании именно классического российского консерватизма - с опорой на сложившуюся традицию, идейное наследие и историко-философские принципы. Мы видим в тексте Михалкова апелляции к обоим типам консерватизма - евразийскому и либеральному: все основные тезисы сводятся либо к Трубецкому, Савицкому, Алексееву и Вернадскому, либо к Чичерину, Струве, Бердяеву и Франку (многие из них упомянуты в тексте эксплицитно).

Михалков суммирует основные положения предшествующих поколений русских консерваторов и предлагает построить на этом фундаменте консервативный проект грядущей России. Сам проект, конечно, еще не создан, а лишь намечен, но принципы, которые должны лежать в его основе, выделены вполне внятно, корректно и с опорой на традицию.

Нет ничего удивительного в том, если этот «Манифест» станет стартом для консолидации усилий всех российских консерваторов, которые с опорой на собственные разработки и на огромное историческое идейное наследие включатся в работу над формированием видения консервативного будущего.

Консервативное будущее вполне возможно: человек - существо свободное, он может сделать будущее таким, каким посчитает полезным, благим и нужным. Можно отдать приоритет материи, а можно духу; можно комфорту, а можно чести; можно свободе, а можно ответственности; можно растлению, а можно любви. В будущем мы можем как распуститься, так и собраться; как открыться, так и закрыться; пойти как на Запад, так и на Восток, а можем остаться на месте. Время на стороне модернистов, зато вечность (как сказал Артур Мюллер ван ден Брук) на стороне консерваторов. Послезавтра вполне может оказаться более архаическим не только чем завтра, но и чем сегодня и даже вчера. Отношения между временем и вечностью сложны и диалектичны.

Уже сейчас можно выделить основные моменты консервативного проекта будущего:

- Россия должна быть великой державой и не растворяться в глобальном мире. То есть Россия должна остаться, даже если все предпочтут исчезнуть и раствориться.

- Россия должна сохранить народ как этическую, культурную, психологическую и религиозную общность. Космополитизм модернистов грозит русским как самобытному явлению исчезновением.

- Россия должна сохранить свою территориальную целостность и объединить все этносы в общем державостроительстве.

- Россия должна провести русскую модернизацию для создания современной промышленности, высокотехнологической сферы, коммуникационной системы, транспортной инфраструктуры и т. д. Но модернизация не должна затрагивать этику, культуру, традиционные ценности. Новые реально действующие технологии, а не гей-парады, должны стать мерой успешной модернизации. Экономика должна быть реальной, а не виртуальной, создавать товары, а не «знаки».

- Россия должна выпестовать новую элиту, преданную Родине, духовным ценностям, интеллектуальную и нравственную элиту, а не сборище олигархов, конформистов и коррупционеров (как сегодня). Только новой элите под силу оздоровление общества.

К этим пунктам можно добавить другие, но они так или иначе выражают основное направление консервативного будущего, определяют его горизонты. Своим «Манифестом» Михалков пригласил нас поработать в этом направлении. Приглашение, надеюсь, будет принято всеми, для кого именно идеи имеют значение.

Консерватизм и «проблема-2012»

Накануне выборов 2008 года и задолго до них все политологи как один говорили о «проблеме-2008». Так как российская традиция сопряжена с личностью властелина, то передача власти, как того требовала Конституция, или ее сохранение, что могло бы теоретически произойти при тех или иных чрезвычайных обстоятельствах, волновали всех без исключения. Это была действительно проблема, и не факт, что найденное решение - передача власти Владимиром Путиным преемнику в лице малоизвестному доселе Дмитрию Медведеву - оказалось оптимальным.

Но в любом случае на фоне широкого распространения выражения «проблема-2008» сегодня аналогичное выражение «проблема-2012» не используется вообще никем. В то же время «проблема-2012» стоит не менее остро, нежели «проблема-2008».

Медведев после 2012 года будет значить не то, что он значит в 2008 году - теперь мы имеем дело с особым идеологическим курсом, по которому политический лидер поведет Россию в XXI век.

В перспективе «проблемы-2012» консервативная идеология может сыграть весьма существенную роль. В период президентства Медведева наметились определенные идеологические тенденции, которые стали ассоциироваться с его именем. В частности, Медведев высказал свои стратегические ориентации в статье «Вперед, Россия!» Эти ориентации однозначно можно квалифицировать как либеральные и западнические. В таком прозападном ключе была выстроена в основных чертах и внешняя политика Медведева. Идеологической опорой стали проекты Института современного развития, председателем попечительского совета которого стал лично Медведев. В документе «Россия XXI века: образ желаемого завтра» ИНСОР изложены основные моменты либерально-западнического курса:

- ослабление роли государства;

- дальнейшая демократизация общества;

- сближение с США и возможное вступление в НАТО;

- демонтаж системы национальной обороны (из-за отсутствия врага);

- включение России в глобальные процессы;

- отказ от сохранения национальной идентичности и распространение космополитической культуры;

- внедрение образовательных стандартов западного образца;

- критика «российской самобытности» и «консерватизма».

Такой образ «желаемого завтра» полностью созвучен программной статье самого Медведева «Вперед, Россия!» Можно предположить, что проекты ИНСОР и мировоззрение Дмитрия Медведева до определенной степени совпадают.

До 2012 года Медведев волен проводить тот курс, который он считает для страны оптимальным. Но для консерваторов его продолжение после 2012 года становится реальной проблемой. Точнее, проблемой становится то, как сделать, чтобы этот курс больше не проводился, а проводился бы совершенно иной курс, прямо противоположный, - консервативный. Но до самого последнего времени либеральный проект ИНСОР был единственным более или менее оформленным документом, серьезность которому придавали и высокий патронат президента, и почти полное соответствие либеральных тезисов ИНСОР и программных текстов самого Медведева.

Образ желаемого либералами завтра был вполне четко обозначен. Были названы и препятствия на пути его реализации: сам Медведев сетовал на «архаизм» общества, председатель ИНСОР Юргенс считал преградой для модернизации «архаичный русский народ», а ведущий эксперт ИНСОР Евгений Гонтмахер обвинял во всем Владимира Путина и его сподвижников.

Итак, по модели видного теоретика либерализма Карла Поппера мы имеем дело с законченной картиной: «открытое общество и его враги»; в случае стратегии российской модернизации и описано желаемое открытое общество и названы его враги. В этой картине все ясно: если курс Медведева продолжится и после 2012 года, то западники будут наступать, а консерваторы - отступать.

До самого последнего момента такое положение вещей усугублялось следующим обстоятельством: либералы с опорой на поддерживающего их президента Медведева наступали и описывали то, чего они хотят и чего не хотят, а все остальные силы идеологического спектра отмалчивались или что-то угрюмо бурчали в сторонке.

Эту ситуацию взорвал «Манифест» Никиты Михалкова. Он был обнародован именно тогда, когда напряженность достигла пика и когда «проблема-2012» стала представляться чем-то зловещим и вообще лишенным какого бы то ни было политического измерения, на которое общество так или иначе могло бы повлиять. «Манифест» обозначил вторую позицию - консервативную, причем широким жестом пригласил в одну общую зону и евразийцев, и консервативных либералов на платформе общего неприятия чистого либерального западничества. То, что «Манифест» получил столь широкое обсуждение, столь жесткую и массированную критику, столь активное противодействие со стороны одних и столь искреннюю поддержку со стороны других, показывает, что острота «проблемы-2012» осознается в нашем обществе очень и очень многими.

Идеологическая симметрия в обществе восстановилась. Консерваторы были идеологически уравнены в правах. На противоположном конце от либерально-западнического крена официальной линии обозначилась альтернативная, уравновешивающая позиция. Консерватизм был впущен в общество как позиция, которую могут занять все те, кто разделяет этот набор тезисов, ценностей, принципов, ориентаций.

Вполне конкретная картина: доклад ИНСОР и «Манифест» Михалкова. Оба документа приблизительны, состоят из общих мест, по содержанию знакомы всем тем, кто интересуется идеями и концепциями. Но оба документа имеют историческое значение, и кульминацией этого значения станет «проблема-2012».

Современная Россия в 2012 году подходит к точке бифуркации: либо либеральное западничество, либо консерватизм. Ранее власть пыталась балансировать в зоне либерального консерватизма, категорически отказываясь делать шаг вправо или влево. Но при Медведеве этот баланс исчерпался. Сам президент Медведев и его идеологические единомышленник (ИНСОР и т. д.) четко обозначили свои мировоззренческие позиции и стратегические приоритеты.

Медведев после 2012 года будет значить не то, что он значит в 2008 году (тогда он не значил ничего, кроме того, что он молодой преемник Путина). Теперь мы имеем дело с особым идеологическим курсом, по которому политический лидер поведет Россию в XXI век. Этот курс либеральный, западнический, антиконсервативный и глобалистский. Все предельно ясно. Медведев обозначил свою мировоззренческую идентичность. Эксплицитно она изложена в его программных статьях и материалах ИНСОР.

Но «проблема-2012» в том и заключается, что никто не знает конфигурацию тех судьбоносных президентских выборов. Медведев и его либеральное западничество отнюдь не фатальность. Это лишь одна из возможностей. Какова же другая?

Всем прекрасно известно, что Владимир Путин является фундаментальной фигурой современной российской политики. Его рейтинги сопоставимы с рейтингами Медведева, а ранее существенно превосходили их. В любом случае его влияние на политические процессы огромно. Он глава правящей партии, властный руководитель правительства. Более того, он создатель современной российской политической системы. Если Путин однозначно подтвердит намерение участия в выборах 2012 года, то шансы его будут более чем внушительные. Но Путин как был, так и остается загадкой. Его действия непредсказуемы. Его убеждений до сих пор никто не знает наверняка. Вопрос, заданный в самом начале его президентства: «Кто вы, мистер Путин?», так и не получил вразумительного ответа. Если он выступит в 2012 году как альтернатива Медведеву, то какова будет его идейная платформа? Ведь ранее он ее тщательно скрывал.

В данном случае «проблема-2012» приобретает ясность в мировоззренческой области. Есть Медведев, который заявлял о готовности баллотироваться на второй срок в 2012 году. И самое главное, есть карта его идеологических предпочтений. Есть программа Медведева, его курс, есть его идеология. Это западнический либерализм. И вот теперь у нас есть вполне симметричный ответ Никиты Михалкова. Тоже курс, стратегия, мировоззрение, программа, тоже набор ценностей и интересов, только прямо противоположный.

Конечно, Михалков заявляет «Манифестом» не свои амбиции, но он действует, как Юргенс или Гонтмахер. Он обозначает идеологическую позицию, но только прямо противоположную либерально-западнической. Делает ли он это для собственного удовольствия или решив «поделиться наболевшим»? Если бы это было так, на «Манифест» никто не обратил бы никакого внимания.

Никита Михалков - известный режиссер, его знает вся страна, но вряд ли значительное число людей по-настоящему интересуются его философскими взглядами. И тем не менее обсуждение «Манифеста» прошло по всем федеральным каналам, широко освещалось всей национальной прессой, комментировалось всеми существующими в России экспертами. Тому есть только одно объяснение: мы имеем дело с первым шагом по оформлению мировоззренческой программы, альтернативной либеральному западничеству в свете «проблемы-2012».

В этом случае мы имеем дело на самом деле с уникальным документом, то есть с тем «планом Путина», которого до сих пор никто не видел в глаза. Другого объяснения просто нет. «Манифест» получил поддержку в «Единой России», чьи собственные идеологические документы предельно расплывчаты и неконкретны. Текст Михалкова, напротив, называет вещи своими именами. Следовательно, мы имеем цепочку: «Манифест» Михалкова (консерватизм) - «Единая Россия» - Путин - 2012. Она симметрична другой цепочке: доклад ИНСОР (либерализм) - Медведев - 2012.

Если бы дело обстояло именно так, то мы вправе ожидать редчайшего в нашей истории истинного момента демократии. Две крупные политические фигуры (Путин и Медведев), два мировоззрения (консерватизм и либерализм), две идеологические группы (консерваторы и либералы), два возможных образа будущего, две идеологически ориентированные группы населения. Вот это уже серьезно. Это называется свобода выбора. Мы знаем, что за кем стоит, и выбираем личностей вместе с идеями, а не котов в мешке.

И более того, победа Медведева будет означать победу либерализма, и он будет обязан и свободен двигаться в этом ключе. Во имя ИНСОРовского образа будущего он может совершать решительные действия, которые сегодня, очевидно, осуществить не в состоянии. Также и Путин: выбирая его в 2012 году, мы будем выбирать не только его, но и проект, мировоззрение, стратегию, но и реальный, а не виртуальный план. И Путин, если победит, будет свободен от всех обязательств и ответственен перед теми, кто с опорой на свои мировоззренческие ценности отдал голоса именно ему.

Могут сказать: «Раскол в обществе». Но это и называется демократией, ситуацией, когда мы можем выбирать, когда мы свободны знать, что собирается делать тот или иной политический деятель, и имеем возможность всегда призвать его к ответу. Если побеждает Медведев, мы (то есть не мы, а кто за него проголосует) всегда сможем спросить его: «Где обещанный образ будущего? Где модернизация? Где ослабление государства? Где дальнейшая демократизация, права и свободы?» Точно так же и в случае победы Путина. Тогда мы (на этот раз мы, консерваторы) спросим его: «Где ценности семьи? Где традиционные устои в культуре и образовании? Где мощное государство? Где религиозная мораль? Где новая элита? Где евразийская интеграция?»

Это сегодня Медведев, как и Путин вчера, могли и могут нам ничего не отвечать: мы вам ничего не обещали, а только намекали, а если вы намека не поняли, то это ваша проблема. И они будут правы. До этого работали только технологии. Сейчас доходят руки до идеологии и политики.

Может быть, мы переоцениваем значение «Манифеста» Никиты Михалкова. Но в любом случае для людей, способных проследить цепочку связей и взаимодействий идеология - политика - практическая жизнь, ситуация в нашем обществе становится намного более прозрачной и понятной. Есть два идеологических проекта, которые взаимоисключают друг друга. Они конфликтны и несовместимы, но это и есть выбор, демократия, свобода. Два пути, две системы ценностей, две стратегии. И все это становится особенно серьезным, если учесть, что есть тандем, то есть два лидера, и оба они намекают, что не прочь выставить свою кандидатуру на президентских выборах 2012 года.


Александр Дугин, «Однако» #48 (64), 2010  
Материал распечатан с информационно-аналитического портала "Евразия" http://evrazia.org
URL материала: http://evrazia.org/article/1549