Лужков пошёл в политику

Больше двух недель подряд теперь уже бывший мэр Москвы затмевает собой всех отечественных ньюс-мейкеров. Лужков был отставлен с формулировкой «утрата доверия» лично президентом, покинул ряды «Единой России» и написал Медведеву открытое письмо. Последовательность событий не так важна, поскольку теперь уже ясно, что приготовлялись они задолго до того, как стали предметом всеобщей осведомлённости.

Наверняка можно сказать одно: Лужкову предлагали уйти «по-хорошему», но он не согласился. И это несогласие вылилось в подлинное общественно-политическое событие – что и обеспечило теме беспрецедентную популярность. Что мы имеем в виду, говоря о подлинном общественно-политическом событии?

Подавляющее большинство политиков и комментаторов, не связанных какими-то жёсткими обязательствами с Кремлём, сходятся во мнении, что с начала 00-х сообщество власть предержащих загерметизировалось, и коммуникация власти с народом осуществлялась исключительно в плоскости политтехнологий, которыми так виртуозно владеет кремлёвский «серый кардинал» Владислав Сурков.

Реальные конфликты и переделы в структуре властной элиты происходили в закрытом режиме. Действовал негласный пакт: перед лицом народа власть обязана демонстрировать относительное единство, «сор из избы» - не выносить. Если кого-то и «пускали в распыл», как Ходорковского, то этому предшествовал консенсус. Никто из крупных политиков эпохи 00-х не рисковал обращаться прямо к народу в реализации своих конкретных политических амбиций.

Отказавшись поступиться своими позициями под нажимом «новых», «медведевских», Лужков продемонстрировал готовность в реальной политической схватке за власть и богатство разорвать «антинародный» пакт элиты и апеллировать к народной поддержке собственной позиции – позиции против Медведева и его команды.

Первым знаком такого поворота можно считать недавнее заявление, недвусмысленно читающееся как «националистическое». Из этого уже примерно становится ясно, к каким именно социальным группам намерен Лужков обращаться в своём политическом «броске». «Броске», который может стать его последним движением, а может и обеспечить прорыв к политической субъектности нового качества.

Следующим шагом стало сакраментальное письмо к Медведеву, опубликованное в отчаянно-оппозиционном «The New Times». Здесь Лужков прямо увязывает кампанию по его дискредитации с грядущими «большими выборами», в перспективе которых самостоятельный мэр может быть «неудобен» режиссёрам политического театра из администрации президента. По сути, обвиняя Медведева в недостаточной демократичности, Лужков настаивает на том, что его «убирают» именно из-за его политического веса. Способов «сохранить лицо» опальный мэр предлагает президенту только два: либо предъявить более веские основания для отставки, либо – изменить своё решение и «публично отмежеваться» от всякого рода «немцовых».

Про «немцовых» - это, может быть, самое неслучайное место во всём письме. Чтобы раскрыть его подоплёку, достаточно обратиться к источнику «Коммерсанта», утверждающего, что доследственная проверка деятельности Лужкова и Батуриной ориентируется по материалам доклада Бориса Немцова «Лужков. Итоги». В этой связи хочется спросить, знают ли в СКП, какие у Немцова ещё доклады есть – «Путин. Итоги», например – и не собираются ли они в перспективе «больших выборов» обратиться и к этим материалам?

Квачкова отпустили и подумали «Так держать!»

29 сентября Московский областной суд вынес оправдательный приговор по уголовному делу о покушении на бывшего главу РАО ЕЭС Анатолия Чубайса, совершённого в марте 2005 года. Обвиняемые Владимир Квачков (полковник ГРУ в отставке), его сослуживцы Роберт Яшин и Александр Найденов, и историк Иван Миронов признаны непричастными к совершению покушения на основании вердикта присяжных.

Суд присяжных уже не в первый раз оправдывает легендарного Квачкова и его «соратников». Впервые это произошло в 2009 году – и это после того, как Мособлсуд дважды распускал присяжную коллегию. Тогда приговор был обжалован в Верховном суде, а дело направлено на доследование. Так произойдёт и на этот раз – в том случае, если приговор снова будет обжалован.

Интересно, что представители интересов потерпевшего уже заявили о том, что обжаловать приговор не собираются – несмотря на то, что уверены в виновности подсудимых. В ходе прений адвокат Чубайса Андрей Шугаев даже просил судей «проявить снисхождение» к подсудимым, дабы избежать «ненужной героизации» и не вызвать ответной волны насилия от их сторонников.

И он знает, о чём говорит. На каждом заседании по делу в здание суда приходят многочисленные участники «группы поддержки» обвиняемых, красноречиво выражающих ту симпатию, которой пользуется Квачков в статусе «народного мстителя».

Разумеется, «болельщики» в этой игре распределились отнюдь не по принципу убеждённости в виновности или невиновности подсудимого. Скорее они разделились на тех, кто считает, что «чубайсов» убивать можно и нужно, и тех, кто с ними не согласен. Политическое измерение проблемы подавляет и перекрывает правовое.

Суд идёт на…

Вообще, что касается места судов в структуре российской власти, то по сути, сегодня перед нами стоит вопрос о возможности или невозможности реабилитации идеи независимых судов в общественном сознании. Смешно же ведь, например, думать, что в контексте «дела Лужкова» решение Мосгорсуда о незаконности запрета горадминистрацией ряда гражданских акций есть торжество независимого правосудия. Нет, россияне поголовно убеждены, что «телефонное право» – самое могущественное право в России: просто на этот раз с той стороны провода поступило другое внушение.

Абсолютно та же ситуация и с Ходорковским, чья история сейчас выходит на новый виток интенсивности: какими бы ни были в дальнейшем решения суда по этому делу, гражданская установка не изменится. Выпустят сейчас Ходорковского, патриоты скажут, что Медведев показал своё «истинное лицо». Не выпустят – либералы скажут, что у Медведева же мочи не хватило.

Суды же присяжных в этой ситуации становятся отнюдь не «антикоррупционным фактором», а буквально местом политического высказывания народа. Естественно, что к абстрактной идее права всё это имеет последнее отношение.

Складывается впечатление, что постсоветская попытка установления в России судов в качестве одной из равноправных ветвей древа разделённой власти, показывает то, что в России это самое древо растёт… корнями вверх.