Россию, которая является крупной кавказской державой, тесно связанной своей историей и культурой с народами всего Большого Кавказа, нестабильность в этом регионе затрагивает напрямую. Карабахский конфликт, напряженность на границе Грузии с Абхазией и Южной Осетией, сложная обстановка в Каспийском регионе негативно сказываются на проблемах российского Северного Кавказа, поскольку сепаратистские настроения имеют во многом общий характер и взаимно подпитывают друг друга. Осложняется ситуация на южных границах России, а также ее отношения с государствами Закавказья, тормозятся экономические и деловые контакты в этом важном регионе, где у России есть значительные экономические интересы.

Соответственно, российские приоритеты в Закавказье состоят в обеспечении здесь прочной и устойчивой стабильности. Поскольку негативные тенденции в Закавказье непосредственно затрагивает национальную безопасность России, она стремится сохранить здесь свое военное присутствие. Это и фактор ее влияния в регионе, и важный компонент российской стратегии безопасности. При этом Россия стремится придерживаться сбалансированного подхода, что не исключает возможности развивать углубленные отношения в той или иной области с теми государствами, которые готовы к встречным адекватным шагам.

Между тем в Закавказье заметно активизировались и другие посредники и миротворцы – Турция, США, западноевропейские государства. Действуя параллельно России, а чаще – в обход ее, эти геополитические игроки ставят своей целью невоенными средствами закрепиться на экономическом и политическом пространстве Закавказья.

Благоприятные условия для их деятельности создает заинтересованность государств региона в капиталовложениях и военной помощи Запада. В частности, политики в Грузии и Азербайджане считают, что пребывание в блоке НАТО будет лучше способствовать обеспечению национальной безопасности их стран. Многие закавказские политики и государственные деятели связывают надежды на урегулирование конфликтов именно с нероссийскими посредниками и миротворцами, полагая, что последние справятся с этой задачей лучше, чем Россия. Есть ли для таких надежд реальные основания?

Действительно, западными политиками и экспертами было выдвинуто немало предложений, нацеленных на достижение стабильности в Закавказье. Большая их часть основывается на инициированной Соединенными Штатами и в основном поддержанной государствами Евросоюза новой мировой стратегии, отвечающей, по их мнению, «реалиям постконфронтационной эпохи».

Суть этой стратегии состоит в следующем: поскольку этнические конфликты как наиболее распространенный вид движений за самоопределения выросли в реальную угрозу для многих стран и регионов, превратившись в глобальную проблему, ответом на этот вызов должна стать ревизия ключевого принципа «хельсинского мира» - незыблемости послевоенных границ в Европе.

Симптоматично, что Хартия европейской безопасности, принятая на стамбульском саммите ОБСЕ (18-19 ноября 1999), содержала положения, направленные на совершенствование защиты прав национальных меньшинств. При этом идее территориальной целостности государства отведено подчиненное значение. Таким образом, движение за национальное самоопределение в Нагорном Карабахе теоретически может получить поддержку – по крайней мере, теоретико-правовая база для этого имеется.

На практике же НАТО пытается превратить международный контроль за кризисами в один из приоритетов собственной деятельности. Эта организация наделяет себя с некоторых пор полномочиями проводить военные операции, в том числе и за пределами сферы действия альянса, не дожидаясь принятия соответствующих резолюций ООН.

Напомним, что с 1993 года по инициативе США в программу действий НАТО была включена идея разработки механизма проведения миротворческих операций на Кавказе, возможно, и по югославской модели (как известно, в бывшей Югославии вооруженные силы альянса использовались для нажима на конфликтующие стороны). В стратегической концепции НАТО, принятой 24 апреля 1999 года в Вашингтоне, Каспийский регион и Кавказ не упоминаются, но они явно подразумеваются, когда там говорится о возможности возникновения региональных, затрагивающих безопасность альянса кризисов.

Эта стратегия НАТО, в случае ее реализации на Кавказе, усилила бы там напряженность и породила обстановку недоверия. Взяв на себя функцию арбитра в разрешении конфликтных ситуаций и оттеснив от их урегулирования других региональных игроков, в первую очередь Россию, НАТО де-факто превратилась бы в альтернативу Совета Безопасности ООН, девальвируя тем самым роль ООН как субъекта международного права.

Может ли в таком случае идти речь о появлении в Закавказье нового сильного посредника, который способен бы был применить «дипломатическую силу», чтобы либо заставить противоборствующие стороны разрешить конфликт либо навязать им компромиссное решение?

Представляется, что закавказским политикам пока не стоит связывать завышенных ожиданий с возможностью проведения в регионе «гуманитарной интервенции» с «целью принуждения к миру силой», наподобие косовской. Во-первых, результаты последней, с точки зрения стабилизации ситуации – более чем сомнительны. Во-вторых, не похоже, чтобы НАТО особо спешило на Кавказ. Большинство западных политиков весьма скептически относятся к возможности реализации в этом регионе модели урегулирования конфликта по тому же образцу, по которому НАТО действовала в Косово. К такому выводу подталкивает их оценка ситуации в регионе. Просчитывают они и реакцию России, для которой этот путь изначально неприемлем и которая к тому же не настолько ослабла, чтобы терять статус одного из ведущих игроков в большой политике.

Еще один момент, формально препятствующий проведению операции такого рода: она противоречит Уставу ООН. Последний предписывает в качестве необходимого условия миротворческой операции согласие на нее обеих сторон конфликта. Трудно предположить, чтобы в том же карабахском конфликте армянская стороны согласились на миротворчество такого рода. Да и как показывает мировая практика, спорные проблемы решаются в большинстве случаев только тогда, когда учитываются на основе компромисса интересы всех сторон, вовлеченных в конфликт.

Уходом от реальных проблем, нацеленных на достижение в Закавказье устойчивой стабильности, виделись и планы по формированию здесь с западной или турецкой помощью неких новых региональных структур безопасности. В свое время получил широкий резонанс сценарий урегулирования конфликтных ситуаций в Закавказье под эгидой ОБСЕ либо других европейских структур. Он содержался в документе, разработанном в мае 2000 года группой экспертов Европейского Союза (по аналогии с принятым в 1999 году Пактом стабильности для Балкан) с целью найти приемлемый контекст урегулирования отношений между странами региона на базе подписанного ими некоего «Пакта стабильности для Кавказа». Документ содержал также предложения по региональной интеграции государств Закавказья и их безопасности. За образец при этом бралась Европа, объединенная в рамках Европейского Союза.

Сравнение с Европой выглядит, пожалуй, несколько некорректным, ибо народы Закавказья находятся на той стадии обретения национального самосознания и на том этапе национально-государственного строительства, которые были присущи Западной Европе в XIX веке. Чтобы осознать свою взаимозависимость, закавказским странам необходимо преодолеть путь, который европейцы прошли за целое столетие. Было бы наивно полагаться на то, что глобализация или помощь мирового сообщества ускорят эти процессы. Стоит отметить также, что надежды на коллективное сотрудничество в рамках общекавказской системы едва ли оправданны еще и потому, что в современном мире государства все же больше отдают предпочтение развитию контактов не на коллективной, а на двусторонней основе.

Трудно представить себе реальное приложение к ситуации в Закавказье и ряда других европейских инициатив в рамках означенного «Пакта стабильности для Кавказа». Во-первых, время для подписания здесь конкретных документов в области региональной безопасности еще не пришло. Это станет возможным только после того, как народы Закавказья уладят свои наиболее острые споры. Ведь неясно, как можно достичь сотрудничества в сфере безопасности между Арменией и Азербайджаном, являющимися сторонами конфликта.

Во-вторых, уже имеющийся опыт ОБСЕ по урегулированию конфликтов на Кавказе нельзя признать особенно удачным: так, в деятельности Минской Группы ОБСЕ по урегулированию конфликта в Нагорном Карабахе особых прорывов не наблюдается, а инициатива проведения двусторонних переговоров в формате регулярных встреч президентов двух государств принадлежит другим посредникам.

В-третьих, ни Европейский Союз, многонациональные военные структуры которого еще не созданы, ни тем более ОБСЕ не обладают механизмами принуждения своего миротворчества, какой есть у ООН, НАТО или у Содружества Независимых Государств, имеющего в своем распоряжении Коллективные Миротворческие Силы СНГ. Нельзя в таком случае исключить, что свои миротворческие функции в кавказских конфликтах ОБСЕ может переложить – по обкатанной балканской модели - на НАТО.

Стоит ли говорить, что такой вариант неприемлем ни для России, ни для ее стратегических партнеров в регионе. Он способен также создать новый узел напряженности, особенно если учесть, что гарантом мира в Закавказье в последнее время поспешно самовыдвигается член НАТО - Турция. Поддержка же ее миротворческих инициатив со стороны Евросоюза и США в России расценивается как контрмера, нацеленная на то, чтобы ограничить российское влияние в регионе.

Можно ли в такой ситуации рассчитывать на мир в Закавказье в обозримом будущем?

Представляется, что сейчас самое серьезное препятствие к миру – не техническое, а скорее психологическое: стороны (Армения и Азербайджан, Грузия и Южная Осетия с Абхазией) не желают (или не могут) отказаться от своих односторонних стратегий и оценить по достоинству основные позиции оппонента. Нет доверия к другому участнику конфликта, независимо от той роли, которая ему приписывается. Общества не готовы еще в полной мере к политике взаимных компромиссов для создания «позитивного» мира. Не достигнута внутренняя консолидация общества относительно необходимости перехода от конфронтации, от силовых методов к мирному, переговорному процессу. Сама внутриполитическая ситуация в каждой из сторон конфликтов близка к состоянию, которое можно определить как «скрытая неустойчивость», что также не слишком располагает к уступкам и компромиссам. Да и само перемирие в закавказских конфликтах зиждется не на международных гарантиях, а на балансе сил.

Переход к постконфликтному периоду осложняет, как правило, не народ, а преступные и коррумпированные деятели. Избавиться от них обществу достаточно сложно: некоторым удается проникнуть во властные структуры. Кроме того, для влиятельных сторонников условной «партии войны» нестабильность, смута, экономическая военная и политическая неразбериха – благоприятная среда для личного обогащения, и потому они прилагают все силы для создания препятствий для развертывания мирного процесса.

Как показывает опыт урегулирования целого ряда международных конфликтов, активность многочисленных посредников и миротворцев не обязательно и не всегда приводит к позитивным результатам. Далеко не во всех случаях оправдала себя столь полюбившаяся Соединенным Штатам и другим странам НАТО тактика «принуждения к миру силой». Многие миротворческие операции (например, в свое время в Сомали и Руанде, сегодня - в Ираке и Афганистане) закончились провалом. Лишь в отдельных случаях натовские миротворцы могли оперативно прекратить кровопролитие или же предотвратить его, однако осуществить постконфликтное миростроительство им оказывается не под силу. Расчеты на то, что международные посредники, представляющие интересы нефтяных компаний, помогут разрешить застарелые спорные проблемы в Закавказье, чтобы появилась возможность беспрепятственно добывать и транспортировать каспийскую нефть, прокладывать новые торговые маршруты и т. п., также весьма призрачны.

Международный опыт свидетельствует и о том, что иногда стороны можно принудить подписать мирные соглашения, заставить их взять на себя некие обязательства. Однако вот выполнить их в полном объеме удается в очень редких случаях. А потому быстрые, принятые под давлением (иногда и под воздействием политической конъюнктуры) решения не всегда оказываются результативными. Об этом, вероятно, стоит задуматься тем, кто пытается побыстрее «дожать» стороны карабахского конфликта, заставить их пойти на кардинальные уступки без учета того, что кулуарные переговоры с формальным выведением из нынешнего переговорного процесса карабахской стороны, а также поспешно заключенные договоренности могут иметь нежелательные последствия для сторон-участниц конфликта.

Уводят противоборствующие стороны от достижения разумного компромисса и попытки добиться решения спорных проблем с помощью сближения двух противоречащих друг другу международных норм - принципа территориальной целостности и права народа на самоопределение, или же ссылок на международные прецеденты.

Как в таком случае достичь на Кавказе мира и стабильности?

Переговоры о статусе самоопределяющихся территорий в Закавказье должны принимать во внимание объективные обстоятельства: здесь в ходе прошедших в начале 90-х годов войн изменился этнический баланс. Абхазия, Южная Осетия и Нагорный Карабах далеко продвинулись по пути реализации идеи национального самоопределения. Первые две республики, независимость которых признала Россия, равно как и ряд других стран, в этом плане вышли на принципиально новый этап. Вернуть политическую ситуацию здесь в довоенное состояние без масштабного кровопролития невозможно. Потребуется длительный долгосрочный переговорный процесс, в ходе которого механизмы достижения мира должны будут соизмеряться с имеющимися ресурсами и возможностями.

Но вот предотвратить насильственные формы межэтнического противостояния в регионе - сегодня эта проблема наиболее актуальна в случае Карабаха, обеспечить безопасное возвращение беженцев в места их проживания – задача вполне решаемая. И здесь может быть задействован и миротворческий потенциал России, и опыт международных организаций по развертыванию гуманитарных миссий. В таком партнерстве с Россией заинтересован и Запад: наше государство стабильно сохраняет свое присутствие на Кавказе и оно обладает многолетним опытом в содействии разрешению на постсоветском пространстве конфликтов, порождающих серьезные угрозы и вызовы международной безопасности.

Нужно время, чтобы стороны избавились от инерции конфронтационного мышления, перешли от категорического неприятия позиций оппонента к их пониманию, к диалогу, основанному на осознании возможностей альтернативных решений и взаимных компромиссов. Прежде чем начать переговоры о таких принципиальных вопросах, как статус, разграничение полномочий, компенсация за нанесенный ущерб и пр., важно привить сторонам идеи диалога, доверия, гласности. Этому способствует знание сторон друг о друге, взаимная информация о позициях и выдвигаемых требованиях.

Переговорный процесс сдвинется с «мертвой точки» только в том случае, если стороны начнут слушать друг друга и попытаются пойти хотя бы на минимальные уступки. Если вспомнить, предположим, палестино-израильские мирные переговоры, то здесь в основу мирного соглашения и взаимного признания Израиля и ООП лег компромисс, который стороны смогли достичь (при посредничестве нейтральной, негосударственной и неправительственной «третьей стороны») в результате взаимных реальных уступок, в том числе и территориальных.

Есть немало примеров в мире, когда в рамках формально единого государства десятилетиями отдельные территории (свободно ассоциированные либо кондоминиумы и пр.) живут по своим законам. Но де-факто – это независимые государства, не желающие по тем или иным причинам порывать с «метрополией». Такой путь решения территориальных или этнических споров оправдывает себя по меньшей мере на переходный период – до того, как стороны решаться на подписание мирного договора.

Международный опыт постконфликтного строительства также дает примеры успешного использования различных факторов, которые могут способствовать приближению общества, находившегося в состоянии конфликта, к мирной жизни. Это - развитие местного самоуправления, предоставление национальным общинам квот в парламенте, поощрение неправительственных организаций, развитие культурной автономии (образования, искусства, языковой политики), запуск новых социально-экономических программ. Один из возможных выходов из существующих в регионе конфликтных ситуаций состоит в том, чтобы этническим группам было предоставлено право на беспрепятственное развитие своей культуры, языка, разрешение экологических проблем.

Проблемы разрешения и предотвращения конфликтов не решаются силой оружия. Они требуют гибкого сочетания политико-дипломатических и экономических средств. Игнорирование интересов ближайших соседей и ставка исключительно на внешние силы, которые одни только якобы и способны разрешить противоречия, – глубоко ошибочны. Также ошибочна надежда на то, что силой можно заставить оппонента признать свою правоту. Все это не принесет в регион ни долгожданную безопасность, ни устойчивого мира.

Очевидно также, что никакой внешний нажим не заставит противоборствующие стороны пойти на уступки, которые будут угрожать их жизненным интересам. Для Грузии - это вопрос о статусе Абхазии и характере отношений последней с Тбилиси. Для Армении и Нагорно-Карабахской Республики – это безопасное проживание армян на территории карабахского анклава и снятие экономической блокады. Для Азербайджана – это решение вопроса о статусе самопровозглашенной Нагорно-Карабахской Республики, отделившейся от Азербайджана и считающей себя независимым государством; возвращение своих территорий, захваченных в ходе боев и остающихся под армянским контролем. Все государства Закавказье заинтересованы в скорейшем решении проблемы беженцев.

Многие аспекты мирового опыта решения конфликтных проблем уникальны. Однако они применимы только к определенному, конкретному случаю, поскольку проблемы самоопределения – а они-то и лежат в основе всех конфликтных ситуаций на Кавказе – не поддаются решению на прецедентной основе. Каждый из конфликтов в рассматриваемом регионе имеет сложный внутренний характер. Для их решения нет единого сценария. Невозможно отыскать магическую формулу, с помощью которой мгновенно удалось бы преодолеть разногласия. Иностранный опыт и предлагаемые модели могут в лучшем случае стать источником вдохновения для поисков приемлемого пути решения конфликта. Дело самих сторон - разрабатывать их.