Выйдя из забытья, геополитика обрела в России, как некогда в Германии, чрезвычайную популярность. О степени ее официального признания красноречиво свидетельствует факт существования в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации соответствующего комитета, публикации забытых теоретиков евразийства, большое количество учебной и публицистической литературы. Вместе с тем, геополитике присущ некоторый налет изотеризма (как учения о таинствах мировой политики) и ее место окончательно не определено в системе традиционной классификации академических дисциплин, а многие даже оспаривают научную ценность геополитической парадигмы.

В СССР геополитики официально, как академической дисциплины, не существовало. Ее функции выполняли другие дисциплины - география, стратегия, военная география, теория международного публичного права и международных отношений, этнография, этнопсихология и т. д., которые изучались в соответствующих учебных заведениях. Но вся внешнеполитическая деятельность советского руководства - стремление укрепить свои позиции на юге Евразии, проникновение в Африку, Южную Америку (в пику доктрине Монро), вторжение в Афганистан - наталкивает исследователей на мысль, что неофициально должен был существовать какой-то центр принятия геополитических решений, в котором синтезировались наработки других наук.

В классическом смысле под геополитикой («гео»+«политика») понимается детерминация жизненных интересов народов территорией, природным пространством, на котором они проживают (его климатом, размером и прочими характеристиками), т. е. воздействие географической среды, природных условий на народы, их стремления и историю. По мнению Збигнева Бжезинского, «для большей части истории международных отношений фокусом политических конфликтов являлся территориальный контроль. <...> Территориальный императив был основным импульсом, управляющим поведением государства-нации».

Пространство (нем. - der Raum) для геополитики как метода - отправная точка анализа государственного устройства, внутренней политики, этнографии, этнокультуры и этнопсихологии. Совокупность этих факторов определяет, дескать, принятие внутри- и внешнеполитических решений. Однако, развитие коммуникационных средств, авиации, космических технологий существенно снижают значение территориального фактора в международных отношениях и не обязательно делают его доминирующим.

Кроме этого, главный недостаток геополитической парадигмы состоит в том, что она не дает ясного ответа на вопрос: кто и как осуществляет управление тем или иным историческим процессом в глобальном масштабе и, таким образом, отвлекает научный анализ от первопричины и предыстории важных проблем современности.

Учитывая сказанное и пытаясь восполнить указанный недостаток, предпримем, тем не менее, умозрительный эксперимент: применить геополитическую парадигму, рассматривая роль Кавказа через призму глобальной политики.

Размышления на данную тему следует предварить одним важным социолингвистическим примечанием. Забота о пространственном и военном величии в России всегда трактовалась как идея ДЕРЖАВности («ДЕРЖать», «уДЕРЖивать», т. е. как семантическая идея «сохранять», «сберегать»). Если язык рассматривать как символическую среду существования этничности (а еще Николай Бердяев указывал на роль просторов в формировании русской этничности), то в любопытном ракурсе предстают этимология и семантика однокоренных русских слов «СТРАНа» и «проСТРАНство».

Неслучайно, что для русского служение отечеству (например, на военном поприще) было более престижным, чем гражданская служба. Собирание земель и сохранение собранного пространства было первостепенной задачей для любого российского государя, задачей, ради которой часто жертвовали благополучием своих подданных. Русские всегда гордились размерами своей страны («одна шестая суши»), поэтому распад СССР, как показывают эмпирические исследования, воспринимается не иначе как геополитическое унижение, как трагическое сжатие исторически освоенной территории. Поэтому потеря статуса сверхдержавы ущемляет национальное самосознание многих больше, чем бедственное состояние русской культуры, науки и традиционное бездорожье.

У русских интерес к Кавказу давний. Георгий Вернадский, изучая монгольский период русской истории, указывал, что русские военные отряды «ходили с татарскими царями далеко за Дон, из которого раньше половцы мешали им испить воды шеломом». Так, ростовские и ярославские князья с царем Мегу-Тимуром наведывались в Дагестан «на ясский град Дадаков» в 1277-1278 годах, а «гости Рустии» - русские купцы - были в большом числе в Орде на Северном Кавказе во время убиенья князя Михаила Ярославовича Тверского (1319). По всему Северному Кавказу можно было найти в это время «церкви христианские», где молились эти купцы.

Связи Московского государства с Кавказом стали постепенно устанавливаться после ослабления татаро-монгольского владычества над Русью (победа на Куликовом поле в 1380 году, стояние на реке Угре 1480 год) и разброда в самой Орде. В то время на мелкие разрозненные кавказские общества начали распространять свое влияние турецкий султан и крымский хан, которые разоряли хозяйство горцев, угоняя скот, брали в плен рабов. Из рабов они формировали войска для борьбы с другими, прежде всего, славянскими народами, а женщины, особенно, девушки, представляли собой доходный товар на невольничьих рынках и пополняли гаремы султанов и ханов. В связи с этим горцы стали положительно смотреть на Московское царство. Впоследствии мелкие горские князья стали союзниками Москвы.

Два века (середина XVI - середина XVIII) Россия большой активности на Северном Кавказе не проявляла, сконцентрировавшись на укреплении своих западных границ и борьбой со Смутой и прочими внутренними проблемами. Наибольшую активность в освоении северокавказских земель и Причерноморья Россия стала проявлять при Петре I в конце XVII века с момента похода на Азов. Екатерина II, правившая Россией с 1762 по 1796 годы, противодействуя поползновениям Франции и Англии, проявлявшим интерес к утверждению своего господства на Кавказе, стала строить военно-оборонительные линии и крепости от устья Кубани до устья Терека. Именно сюда переселялись многочисленные казаки, обустраивая свои станицы и хутора.

История борьбы за влияние на Кавказе между Россией, Турцией и Ираном насчитывает несколько столетий. (С конца ХХ века в нее стали вмешиваться нетрадиционные игроки: Саудовская Аравия, Иордания, Афганистан и другие.) Апофеозом этой борьбы в XIX веке стала развязанная Европой Крымская война 1853-1853 годов, являвшаяся, по сути, мировой. Англия и Франция для реализации своих интересов всячески подстрекали Турцию, обещая ей мощную поддержку. Турция охотно поддалась подстрекательству, преследуя свои реваншистские цели - возвращение северного побережья Черного моря, Кубани, Крыма. Но военные действия между Россией и Турцией были всего поводом к войне всего объединенного Запада против России: Европа сделала вид, что защищает мирную Турцию от русской агрессии. Для этого был использован миф, будто Россия стремится к расчленению Турецкой империи. Нейтралитет Австрии и Пруссии был переходной ступенью к открытой вражде. Под благовидным предлогом «спасения» Османской империи, готовилось вытеснение России с Ближнего Востока и Балкан и утверждения здесь британского влияния.

В своих письмах, трижды опубликованных в Лондоне в середине XIX века, британский путешественник Эдмонт Спенсер, выполнявший, судя по содержанию своих сообщений, разведывательную миссию, тем более, прибывший в Черкесию в 1830 году нелегально на судне контрабандистов под видом генуэзского врача, размышляя, по сути геополитически, о значении Кавказа отмечал: «Сама природа образовала этот барьер в скалистых горах и сильных ущельях Кавказа. Именно здесь она (Россия) наиболее уязвима; развитие событий и природа страны указывает на это нам, как на место, где мы можем выступить против нее с уверенностью в успехе».

Сильное беспокойство у Спенсера вызывала возможность России утвердиться на Кавказе: «Ибо мы можем быть уверены, что когда Россия будет полностью обладать кавказскими ущельями, мы в течение нескольких лет увидим Турцию и Персию включенными в ее и без того уже разросшуюся империю и ее победоносное оружие диктующие условия нам самим в Калькутте!»

Любопытно, что приблизительно в это же время русский поэт и дипломат Федор Тютчев, осмысливая роль России в мировой истории в стихотворении «Русская география» писал:

Москва и град Петров, и Константинов град -

Вот царства русского заветные столицы...

Но где предел ему? и где его границы -

На север, на восток, на юг и на закат?

Грядущим временам судьбы их обличат...

Семь внутренних морей и семь великих рек...

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...

Вот царство русское... и не прейдет вовек,

Как то провидел Дух и Даниил предрек.

Русь стремилась на Кавказ, омываемый теплыми водами Черного моря, издревле. От Рюрика до Владимира I в источниках отмечается «удальство воинов и постоянное опустошение ими константинопольских пределов. Добыча и корыстолюбие награждали и обогащали и воинов, и великих князей. ... под крепостью Доростелем герои наши оказывали чудеса храбрости, которая доходила до остервенения». Известно, что русские ладьи господствовали на Черном море, называвшимся прежде Русским, еще во времена Олега, который прибил свой щит на ворота Константинополя в качестве символа этого господства.

Читаем у Тютчева:

«Аллах! пролей на нас твой свет!

Краса и сила правоверных!

Гроза гяуров лицемерных!

Пророк твой - Магомет!...»

«О наша крепость и оплот!

Великий бог! веди нас ныне,

Как некогда ты вел в пустыне

Свой избранный народ!...»

Глухая полночь! Все молчит!

Вдруг... из-за туч луна блеснула -

И над воротами Стамбула

Олегов озарила щит.

В настоящие дни Кавказ (его северное пространство) в геополитическом отношении - один из наиболее уязвимых регионов Российской Федерации. До 1991 года Черное море являлось отправной точкой России в плане проекции своей военно-морской мощи на район Средиземноморья. Но уже к середине 90-х годов Россия была оттеснена от береговых зон (римленда) и осталась с небольшой береговой полосой на черноморском побережье, в полном соответствии с «теорией анаконды», которая является компонентом концепции «Морской силы» (талассократии). Согласно этой концепции путь к мировому господству лежит через доминирование в Мировом океане, что позволяет контролировать береговые зоны, а, значит, и международную торговлю.

На то, что потеря Россией Кавказа будет способствовать возобновлению влияния Турции в регионе, также указывает геополитик атлантизма и глобализма, один из руководителей Центра стратегических и международных исследований США, член Совета по международным отношениям, Трехсторонней комиссии, Бильдербергского клуба и Мирового форума (все - центры управления глобальной политикой) Бжезинский. Новые независимые государства Закавказья - Грузия, Армения, Азербайджан - усилили возможности Турции по восстановлению однажды утраченного влияния в этом регионе. Турция наращивает военное сотрудничество с Азербайджаном, которое вплотную приблизилось к уровню военно-политического союза.

Это геостратегическое сближение представляется вполне логичным. Определенными кругами в Турции Туран истолковывается не как политическое, а как географическое понятие, которое могло бы стать названием для будущего турецкого государства, которое объединит турок мира. Поскольку создание пантюркского государства напрямую связывается с распадом России, то Турция всегда вступала в союзнические отношения с ее геополитическими противниками. Она поддерживала гитлеровскую коалицию во Второй мировой войне, и ее нейтралитет был фиктивным: 27 турецких дивизий, оснащенных немецким и английским вооружением, зимой 1943 года стояли в готовности у южных границ СССР. Лишь разгром коалиционных войск под Сталинградом удержал Турцию от вторжения.

Бывшему президенту Турции Тургуту Озалу ХХI век виделся как «век Турции», имеющей перспективу нового исторического объединения тюркских народов Средней Азии и Кавказа под турецкой эгидой. Не случайно Турция в числе первых признала независимость республик Центральной Азии и Закавказья, установив с ними дипломатические отношения, а также интенсивно создает совместные предприятия в Азово-Черноморском регионе - на своих бывших подконтрольных пространствах.

По мнению Бжезинского, Турция, как важная фигура на Евразийской «шахматной доске», стабилизирует регион Черного моря, контролирует доступ из него в Средиземное море, уравновешивает Россию на Кавказе и служит южным якорем НАТО. Дестабилизированная Турция обеспечила бы России восстановление контроля над получившими независимость государствами Кавказа.

Небезучастна в этом процессе и Украина, которая, преследуя свои цели, подыгрывает глобалистам в кавказской шахматной партии. Бжезинский положительно отзывается о ее роли в ослаблении позиций России: «... Украина вступила в сотрудничество с Турцией, чтобы ослабить влияние России на Черном море, и поддержала ее усилия направить потоки нефти из Средней Азии на турецкие терминалы».

В соответствии с рекомендациями геостратега американского могущества Николаса Спикмена, которые он изложил в первой половине 40-х годов, геополитическую мощь государств можно сравнивать по следующим 10 критериям: поверхность территории, природа границ, объем населения, природные ресурсы, экономическое и технологическое развитие, финансовая мощь, этническая однородность, уровень социальной интеграции, политическая стабильность, национальный дух.

Целесообразным представляется изучать те или иные процессы развития и политики государств как систему влияния следующих факторов: географических, политических, экономических, военных, экологических, демографических, культурологических (религиозных, этнических и т. д.). То есть, предлагается осуществлять сравнительный анализ природных, социальных, экономических и других черт регионов, выявлять взаимозависимость между элементами территориальных систем, циркуляции ресурсов и товаров, - проецировать полученные результаты на историко-культурный фон.

Попытаемся сформулировать некоторые возможные подходы к моделированию Кавказа в глобальном геополитическом аспекте. При создании геополитической модели такого важного региона, если эта модель должна быть многомерной, объемной, необходимо учитывать множество географических, этнографических, экономических, исторических и прочих факторов.

1. Следует уяснить, какую роль Кавказ играл, играет (и) или потенциально может играть в мировой политике. Исторически роль Кавказа определялась его пограничным расположением на стыке Европы и Азии, т. е. значительно отличавшихся друг от друга, но частично проникавших друг в друга цивилизаций. Являясь для европейцев воротами на Ближний Восток, он на протяжении длительного времени становился ареной противоборства континентальных империй Средиземноморья, Восточной Европы и Ближнего Востока.

Кавказ часто причисляют к более крупному геополитическому Кавказско-Каспийскому региону. В 90-е годы этот регион приобрел глобальное значение в качестве одного из источников нефтегазовых ресурсов (около 3% мировых запасов). Но российский шельф Каспия наименее богат нефтяными запасами, поэтому в настоящее время Кавказ представляет скорее геоэкономический интерес для транзита нефти из Казахстана и Азербайджана в Европу. При этом, российский маршрут является конкурентным для транзита нефти через Грузию, Турцию, а также Центральную Азию и Иран. До ликвидации СССР Каспийское море являлось, по сути, внутренним озером, небольшой южный сектор которого находился на границе с Ираном. Появление Азербайджана, Казахстана и Туркменистана в качестве новых фигур (пешек?) на мировой геополитической «шахматной доске» сделало Россию лишь одним из пяти претендентов на нефтяные ресурсы Каспия.

Важное геоэкономическое и геополитическое значение Бжезинский придает Азербайджану с его энергетическими ресурсами. С его точки зрения эта республика - «пробка в сосуде, содержащем богатства бассейна Каспийского моря и Средней Азии... Азербайджан, соединенный с рынками Запада нефтепроводами, которые не проходят через контролируемую Россией территорию, также становятся крупной магистралью для доступа передовых и энергопотребляющих экономик к энергетически богатым республикам Средней Азии». Один исследователь такую геополитическую конструкцию называл «шашлык по-бжезински»: указанные республики как лакомые куски кавказского шашлыка нанизываются на шампур нефтепровода. Кому этот шашлык будет сервироваться, Бжезинский пояснил недвусмысленно. Тюркоязычный Азербайджан с трубопроводами, тянущимися в этнически родственную и оказывающую ему всяческую поддержку Турцию, «помешал бы России осуществлять монополию на доступ к региону и таким образом лишил бы ее главного политического рычага влияния на политику новых государств Средней Азии».

2. В любопытном ракурсе предстает роль Кавказа, если его рассматривать через призму классической англосаксонской геополитики. Так, например, с позиции концепции «Морской силы» (талассократия), компонентом которой является упомянутая выше доктрина «анаконды». Суть этой доктрины сводится к тому, чтобы территориям континентальных держав перекрывать выходы к морским пространствам. Усилия, направленные на вывод из-под контроля России Прибалтики, Украины и Грузии (а ранее Польши, Афганистана и Восточной Германии из-под контроля СССР), несмолкаемые дискуссии по вопросу Курильских островов, попытки отторжения от России Чечни и Дагестана, - все это звенья одной цепи попыток сдавить континентальную массу России, отодвинув ее тем самым от береговых зон. Кстати, еще при подготовке Крымской войны идея стран-союзников по антироссийской коалиции как раз состояла в том, чтобы загнать Россию в глубь степей и лесов, т. е. вернуть ее к статусу-кво времен царя Алексея Михайловича. Также любопытно, что во времена Александра III Россия добилась у Персии концессии на строительство железной дороги, которая должна была соединить сеть железных дорог России с Персидским заливом. До самой ликвидации Советского Союза западные геостратеги стращали мир прогнозами, что третья мировая война начнется со вторжения СССР в район Персидского залива с целью установления полного контроля над глобальными ресурсами нефти.

В соответствии с позицией другого течения в геополитике, концепцией теллурократии, напротив, средоточение континентальных масс Евразии (haertlend) рассматривается как наиболее благоприятный плацдарм для контроля над всем миром, т. к. огромные внутренние пространства Евразии играют роль осевого региона мировой политики в силу того, что хартленд непроницаем для морских империй и богат природными ресурсами. Вместе с Африкой Евразия образует, как сплошной континентальный пояс, Мировой остров. Государство, занимающее господствующее положение на Мировом острове, будет господствовать и в остальном мире. Путь к мировому господству лежит через хартленд, ибо лишь он имеет прочную основу для концентрации силы, исходящей из сердцевины Евразии. Отсюда максима классика британской геополитики Хэлфорда Маккиндера: «Кто правит Мировым островом, господствует над миром».

А в интерпретации одного из последователей Маккиндера, Спикмена, эта мысль уточняется: «... тот, кто доминирует над Евразией, держит судьбу мира в своих руках». Поэтому следует-де противодействовать силам, исходящим из источника потрясений - из области, расположенной на стыке континентальных масс Европы и Азии, т. е. между Уралом и Кавказом. Вектор противодействия должен быть направлен на нейтрализацию контролируемого Россией хартленда и недопущение ее доминирования над Мировым островом.

Бжезинский считает, что Евразия - «главный геополитический приз для Америки»: «Сегодня в Евразии руководящую роль играет неевразийское государство, и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохранятся ее превосходство на Евразийском континенте». Бжезинский поясняет, почему Америка должна удержать контроль над этим пространством: «Государство, которое господствует в Евразии, контролировало бы два из трех наиболее развитых и экономически продуктивных мировых регионов ... контроль над Евразией почти автоматически повлечет за собой подчинение Африки, превратив Западное полушарие и Океанию в геополитическую периферию центрального континента мира. Около 75% мирового населения живет в Евразии, и большая часть мирового физического богатства также находится там как в ее предприятиях, так и под землей. На долю Евразии приходится около 60% мирового ВНП и около трех четвертей известных мировых энергетических запасов ... Все потенциальные политические и/или экономические вызовы американскому преобладанию исходят из Евразии». При этом Россия «несет ответственность за крупнейшую в мире долю недвижимости. Эта доля охватывает 10 часовых поясов, и ее размеры в 2 раза превышают площадь США или Китая, перекрывая в этом отношении даже расширенную Европу. Поэтому, «превосходство над всем Евразийским континентом служит центральной основой для глобального главенства».

Учитывая сказанное, становится очевидным, что антироссийские тенденции, откуда бы они ни исходили, хотя они осознаются или преподносятся как идеологические, политические, религиозные, в целом - культурные разногласия, могут рассматриваться как геополитические, а Кавказ, наравне с Прибалтикой, Украиной, Казахстаном и другими становится важным геополитическим полем на мировой «шахматной доске». Кстати, в этом ключе объяснима озабоченность глобалистов по поводу союза России и Белоруссии, а также действий федеральных сил в Дагестане и Чечне, в результате которых были сорваны планы по воссозданию объединенного теократического (скорее клерикально-экстремистского) государства на территории этих (а также и других) регионов, наподобие того, что в свое время удалось сформировать на Кавказе Шамилю. Сжатие континентальной массы приостановлено, хотя такие попытки могут быть возобновлены.

3. Наконец, необходимо разобраться, в какой внешний геополитический контекст модель региона будет помещена. То есть, важно определить, идет ли речь о монополярном мире (в таком случае модель региона следует соотносить с мондиалистскими концепциями), биполярной глобальной системе или же наш конструкт будет помещен в полицентрический мир.

Так, во всех трех глобальных геополитических моделях ключевая роль их авторами отводится трансатлантической проекции англо-саксонской цивилизации, т. е. США. Даже в условиях полицентрического мира считается, что для проведения своего внешнеполитического курса США должны использовать все остальные центры. Таким образом, для США мир является единым стратегическим театром, в котором они должны, играя главную роль, поддерживать равновесие сил.

Согласно полицентрической концепции каждый геополитический регион состоит из одной большой страны и нескольких малых стран, причем каждый из них имеет собственные политические, экономические, социальные и культурные характеристики, которые обуславливают его специфику. Очевидно, что Россия и Кавказ является характерной иллюстрацией этого тезиса. Если исходить из данной концепции, то Кавказ следует рассматривать как формировавшуюся и сохранявшуюся длительное время иерархическую структуру, в которой с некоторых пор доминирующее ядро представляла собой Россия как региональный центр мощи, контролирующий свои иерархические структуры и, в то же время, встроенный в глобальную систему центров власти.

В германской геополитике выдвигалась концепция большого пространства, которая выходит за рамки понятия обычного государства. Большое пространство является формой наднационального объединения, основанного на стратегическом и идеологическом факторе. Но в отличие от других панидей (пангерманизма, панамериканизма и т. д.), а также от идеи советского интернационализма, большое пространство основывается на культурном и этническом плюрализме, на широкой автономии, ограниченной лишь стратегическим централизмом и тотальной лояльносью к высшей в иерархии властной инстанции. Создание большого пространства зависит только от политической воли, распознающей историческую необходимость такого геополитического шага. Такой поход можно было бы применить в качестве теоретического геополитического упражнения для моделирования Кавказа. Вопрос лишь в том, кто возьмет на себя функцию высшей властной инстанции. Мозаика геополитических регионов не всегда является стабильной, а при определенных условиях подвергается изменениям, происходящим вдоль линий культурных разломов, а также вдоль устаревших политических границ, что в настоящее время наблюдается на Кавказе. В этих условиях, перехватывая инициативу, роль ядра региона стремятся играть другие державы, например, Турция, которая пытается распространить свое влияние не только на Кавказ, но и на степи Приазовья - когда-то принадлежавшие ей территории.

Если предпринять попытку, разместить геополитическую модель Кавказа в контексте монополярного мира, то целесообразно было бы обратиться к опыту активного вмешательства НАТО в политические процессы на Балканах, а также (через Турцию, Азербайджан и Грузию) в кавказскую политику России. В этом случае продуктивным представляется сравнительный геополитический анализ Балкан и Кавказа. Эти два региона обнаруживают целый ряд любопытных, хотя и весьма условных, параллелей, которые можно классифицировать следующим образом.

Географические параллели:

Достаточно беглого взгляда на карту Балканского полуострова и Кавказа, чтобы заметить множество чисто географических совпадений. Так, оба региона имеют схожую географическую конфигурацию, протянувшись с северо-запада на юго-восток. Оба региона омываются с двух сторон теплыми морями (соответственно: Адриатическим и Черным, а также Черным и Каспийским), причем одно из морей является для них общим. Характерным для обоих регионов являются протянувшиеся почти в одном и том же направлении горные хребты.

Исторические параллели:

До недавнего времени значительная территория Балкан входила в состав единого государства - СФРЮ. До начала 90-х годов кавказские республики являлись частью единого государства - Советского Союза. После развала мировой системы господства, именуемой как коммунистическая, составные республики Югославии, а также закавказские республики Советского Союза проявили чрезвычайно интенсивные центробежные устремления, в результате которых, при массированной политической поддержке государств-членов НАТО были провозглашены самостоятельные независимые государства, а республики Северного Кавказа, максимально воспользовавшись конституционными реформами в России, добились значительной автономии в составе Российской Федерации.

Любопытно, что даже в квантитативном аспекте оба региона обнаруживают сопоставимое количество возникших государственных и государственно-территориальных образований. Балканы: Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина, Македония, Албания и, наконец, Югославия с Черногорией, проявляющей центробежные тенденции после бомбардировок НАТО и отторгнутым западным альянсом автономным краем Косово и Метохия. Сюда же целесообразно отнести и Болгарию, проявившую активную пронатовскую ориентацию во время войны на Балканах. На Кавказе, кроме трех закавказских республик: Армении, Азербайджана и Грузии, сталкивающейся с сепаратизмом Абхазии и Южной Осетии, насчитываются десять Северо-Кавказских субъектов Федерации: Адыгея, Дагестан, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Чечня, Северная Осетия, Краснодарский и Ставропольский края, а также Ростовская область. В последнее время к Северному Кавказу стали причислять и Калмыкию, но это скорее обусловлено социально-экономическим тяготением жителей Черных земель Прикаспийской низменности к ресурсам и инфраструктуре Северного Кавказа, а также географической близостью столицы Калмыкии - Элисты к Ростовской области и Ставропольскому краю.

Этнические и религиозные параллели:

Как Балканы, так и Кавказ являются полиэтническими регионами.

Любопытно, что между двумя регионами существует исторически обусловленная этническая связь: в Албании и Косово проживают потомки адыгов, некогда перекочевавших на Балканы с Кавказа. Как на Балканах, так и на Кавказе представлены две мировые религии христианство и ислам. Характерным для обоих регионов являются межэтнические вооруженные конфликты, возникающие (или вызываемые) на почве религиозного экстремизма, порой трудно дифференцируемого от тривиального бандитизма. Религиозно-этнические противоречия, как на Балканах, так и на Кавказе интенсивно используются внешними силами для активного вмешательства в политические процессы, протекающие в двух регионах.

Как на Балканах, так и на Кавказе архитекторы однополярного мира, преследуя цели глобализма, активно используют этноцентризм. Хотя объективно Россия, казалось бы, наименее уязвима против обвинений в подавлении всего национального. Тот факт, что на в пространстве России издавна жили и не исчезали десятки народов истолковывается пропагандистскими мифами диаметрально противоположно истинному смыслу этого исторического факта. Россия, будучи региональной цивилизацией как до, так и после 1917 года берегла самобытные культуры всех вошедших в нее народов и племен. Огромное количество этносов сохранились в ее составе не вопреки российскому «империализму», а благодаря национальной политике России. Ни одна страна Запада не может продемонстрировать нечто подобное в своей истории. В силу благоприятнейших для жизни условий западноевропейских климатических условий, а также географическому многообразию рельефа, разделяющего пространство континента на множество отдельных относительно замкнутых территорий, Западную Европу должны были бы населять многочисленные народы, и в свое время многочисленные народы здесь обитали. Но по мере роста и укрепления национальных государств Запада эти народы или были уничтожены, или превратились в «этнические реликты». Такая участь постигла кельтов, иллирийцев, ряд славянских, романских и балтийских народов (например, пруссов). От балтийского народа пруссов в Германии осталось лишь одно название, которым, кстати, обозначают коренных немцев, проживающих в Берлине и вокруг него, а «прусская дисциплина» соотносится с германской военщиной. (Освальд Шпенглер указывал на то, что в Париже немцев в 1814 году называли алеманами, в 1870 году пруссами, а в 1914 году бошами.) Англы стерли с лица земли бритов, французы - бретонцев (до миллиона убито во время Французской революции), немцы - пруссов, возможно это коснулось бы и литовцев, латышей и эстонцев, находись они достаточно долго в составе Германии. Этническими реликтами можно назвать басков, шотландцев, лужичан (сорбов), рето-романцев. При восстановлении в 1918 и в 1945 годах Польского государства оказалось, что на польских территориях, входивших с конца XVII века в состав Германии и Австрии, поляков уже почти не было, между тем как на пространствах, принадлежавших России, их стало гораздо больше, чем до раздела Польши. Если уж к России (принимая во внимания некоторые трагические страницы в истории народов, населявших ее) прикреплять сомнительное клеймо «тюрьма народов», то Западную Европу следовало бы, справедливости ради, назвать «кладбищем народов».

Всем известны многочисленные исторические примеры того, как нерусские, представители различных «покоренных» народов занимали высокие государственные посты на русской государевой службы и в различных сферах социальной жизни: от царей (татарин Борис Годунов) и военачальников (много кавказцев), до ученых, деятелей церкви (патриарх Никон и протопоп Аввакум) и искусства, как в прошлом, так и в настоящем. Вероятно, имея в виду данную черту русского национального характера Федор Достоевский полагал, что «назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, может быть, и значит только ... стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите».

Ярлык России «тюрьма народов», введенный в оборот маркизом де Кюстином был охотно подхвачен Лениным. В этой связи любопытно мнение Отто фон Бисмарка, которому приписывается высказывание насчет того, что англичане ведут себя в Азии менее цивилизованно, чем русские: они слишком презрительно относятся к коренному населению и держатся на расстоянии от него. Русские, напротив, включая народы в свою империю, знакомятся с их жизнью и сливаются с ними. Поведение англичан объясняется тем, что затаенной мечтой европейца является полное обезличивание всех народов, разрушение их своеобразия, национального облика и культуры. Взамен предлагается ассимиляция в европейскую культуру, преподносимую как общечеловеческую, в то время как она, в сущности, является национальной, а именно, кельтско-германской или романо-германской.

Русский народ, скрепляя империю, никогда не жил за счет других народов, как это бывало в колониальных империях. Метрополии, обычно обогащаются за счет ограбления колоний, поднимая тем самым у себя уровень жизни. В Российской империи все было как раз наоборот: жизненный уровень в Финляндии, в Царстве Польском, Бесарабии был всегда выше, чем в исконно русских губерниях, а в Прибалтике и Закавказье он оставался таким вплоть до развала «Советской империи». Это связывают с тем, что в соответствии с православной этикой стяжание духовного богатства традиционно считалось более высокой целью, чем стяжание материальных благ. Лидерство русского народа проявляется не в его господстве над другими народами, а в его центрообразующей функции.

В отличие от цивилизованных немцев, французов и англичан, которых переполняет чувство национальной самоуверенности и самодовольства, русским чужды национальная гордость и национальное достоинство. В этом усматривают причину той легкости, с которой именно русские в недалеком прошлом с наибольшей готовностью сменили свою этническую идентичность на идеологическую - советскую. Массовые установки русских в сфере межэтнического общения сочетают в себе самомнение и смирение, доходящее до самоуничижения; мы бы добавили: вплоть до этнического и духовного эксгибиционизма. В этом русские, пожалуй, не знают меры. Неслучайно академик Дмитрий Лихачев указывал еще на одну черту русского национального характера - стремление доводить все «до крайностей, до пределов возможного».

В своем стремлении демонтировать крупные суверенные государства глобалисты поощряют племенной сепаратизм и экстремизм: Югославия и Косово, Россия и Чечня. Международная поддержка сепаратистов в Чечне на протяжении всех лет конфликта была всем очевидна. Глобалистов нисколько не смущало, что «борцы за независимость» являются цивилизационными изгоями, взявшими на вооружение самые криминальные и варварские практики: идеология «прав человека» оказалась вполне совместимой с наркобизнесом и работорговлей, т. е. с правом человека определенной национальности на свободную торговлю рабами и наркотиками, а также на отрезание голов своим пленникам как разновидность национального спорта. Племенная архаика при поддержке глобалистов повернула в свое время развитие Чечни в сторону демодернизации и децивилизации в чрезвычайно гротескных формах. Гротескно уже то, что отрезание голов, как практика глубокой варварской древности, снималась на видеокамеры - достижения технологии конца XX века и транслировалась некоторыми СМИ - символом века информационных технологий.

При поиске подходов к созданию геополитической модели Кавказа полезным может оказаться не только сравнительно-исторический анализ империй, но географический, антропогеографический и геосоциологический анализ регионов. Разумеется, речь не идет о чисто механическом переносе контуров, в нашем случае, балканской модели на Кавказ. Во-первых, относительная схожесть не означает абсолютную тождественность, во-вторых, сравнительный анализ, как правило, способствует выявлению существенных отличий, оттеняющих те или иные особенности исследуемого объекта.

Современные реалии вынуждают, так или иначе, увязывать разрабатываемую геополитическую модель с установившейся монополярностью современного мира. Последовательная однополярность, при которой США получают из рук глобалистов монополию на силовое поддержание нового мирового порядка, несовместима с существованием крупных суверенных государств. Последовательный демонтаж этих государств, очевидно, входит в замыслы архитекторов глобализма. Россия - обладательница природных ресурсов, которые становятся все более дефицитными. Цивилизация «золотого миллиарда» не намерена отказываться от нынешнего уровня потребления и стоит перед дилеммой: либо «нулевой рост» ввиду экологических, энергетических и сырьевых ограничений, либо передел мирового пространства, позволяющий осуществить доступ к недостающим ресурсам. Высокий уровень жизни «золотого миллиарда» достигается не за счет собственного производства, а за счет перераспределения прибылей от производства в «третьем мире» и неэквивалентного обмена, основанного на монопольно высоких и монопольно бросовых ценах в глобальном объединении труда. Новые производства в США и Западной Европе создавать уже не выгодно и не всегда экологично. Их выносят за пределы «заповедника». Но производству нужны ресурсы. Россия искушает сочетанием своей ресурсной емкости и ослабевшей мощи. А Кавказ, как отмечалось вначале, всегда рассматривался как ее наиболее уязвимое место, т. е. как «солнечное сплетение Евразии».

Рассмотрим проблему с чисто геоэкономической глобалистской точки зрения. Глобальный «свободный» рынок предполагает свободное перемещение капиталов, перераспределение всех ресурсов через национальные границы. Открывшись мировому рынку Россия, будучи неконкурентоспособной по всем производственным факторам, теряет свой капитал, который можно переместить за границу: сырье, энергоресурсы через алюминиевый экспорт, человеческий (кадровый) ресурс и т. д. Исключение пока составляет земля, ибо территорию не переместишь за государственную границу, если, конечно, границы не пересматривать. Но здесь возможны и другие способы и открытая глобальная экономика - удобное средство: территории государств, также являются капиталом (основными фондами). Значит, по замыслам глобально мыслящих геоэкономистов, они должны переходить в управление к тем, кто продемонстрировал наивысшую экономическую и экологическую эффективность. В результате падения границ в глобальном «открытом обществе» земля и ее недра должны перейти в более «умелые», а значит и «достойные» руки. Это означало бы ликвидацию национального суверенитета над той или иной территорией и установление на промежуточном этапе, как на Балканах (Косово), внешнего, а точнее - наднационального протектората. Развитие ситуации на Кавказе дает основания полагать, что в мозговых центрах глобалистов такая участь не исключалась и для России.

Та часть Кавказа, которая ныне входит в состав Российской Федерации, в геополитическом плане представляет собой искусственное образование, которому насильственно ампутировали важные части организма, с которыми у него веками складывались этнические, духовные и экономические связи. Впрочем, то же самое можно сказать и о бывшем Советском Союзе, который понес колоссальные территориальные (»пространственные», если пользоваться германской геополитической терминологией) потери благодаря усилиям тех, кто, в свое время, бесструктурно и эффективно направляли усилия последнего советского руководства в нужное русло. В результате произошло сжимание континентальной массы России в форме отрыва от нее исторических территорий с почти параллельным распространением влияния НАТО на пространства, прежде подконтрольные России - Украина, Прибалтика, Казахстан, Средняя Азия, Азербайджан, Грузия.

Кстати, о Грузии. В своей речи в Гарвардском университете третьего октября 2001 года бывший член ЦК КПСС, бывший министр иностранных дел СССР, бывший президент Грузии Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе указал на то, что без материальной помощи Америки Грузия не состоялась бы как государство, не могла бы охранять границы, а пограничные силы республики были полностью созданы при содействии и постоянной помощи США. Если принять во внимание, что эти самые пограничные службы в свое время отказались от предложения России, совместно с ФПС РФ охранять грузинско-чеченский участок государственной границы России и Грузии, то высказывание Шеварднадзе, по сути, - открытое признание того факта, что ситуация в Панкийском ущелье, нарушение государственной границы РФ террористами с территории Грузии являются элементами некого плана, реализация которого контролируется даже не в Грузии, а на другом управленческом уровне (глобальной политики).

Создание марионеточных государств, разжигающих своими действиями межнациональные конфликты, поднимающие волны террора на основе «исламского» фундаментализма, далекого от истинного коранического откровения, есть давнишний и испытанный прием наднационального управления. Оказание политической и экономической помощи «основным вновь обретшим независимость странам является, по Бжезинскому, неразрывной частью более широкой евразийской стратегии. Республики Закавказья и Чечня лишь звенья в этой цепи. Сюда же следует отнести Афганистан, индийские штаты Джаму и Кашмир, волну террора в Южной Азии и на Ближнем Востоке, бомбометание в Югославии. Бжезинский открыто указывает на методы глобалистов, которыми они намерены сохранить свое господство: «три великие обязанности имперской геостратегии заключаются в предотвращении сговора между вассалами и сохранении их зависимости от общей безопасности, сохранении покорности подчиненных и обеспечении их защиты и недопущении объединения варваров».

Поскольку в других частях света, как элемент процесса глобализации, форсируется интеграция экономических национальных пространств (объединение Европы, центростремительные тенденции Китая, Гонконга и Тайваня, панамериканские тенденции), то развал прежнего российского геоэкономического пространства воспринимается не иначе как процесс фрагментации, направленный на включение дезинтегрированных территорий в новые силовые геополитические узлы: Дальний Восток и Восточная Сибирь представляют интерес для США, Японии; сибирские территории, граничащие с северными китайскими провинциями привлекают к себе последние (процесс синизации этих пространств идет полным ходом); Северо-Запад европейской части России, включая бывшую Восточную Пруссию, привлекает Германию, а Поволжье и Кавказ, естественно, Турцию, давнего союзника талассократической державы - Великобритании.

Естественно, что на начальных этапах реструктуризации голабальных силовых узлов между ними не исключена определенная напряженность, вызванная конфликтом временно несбалансированных интересов. Так, например, США естественным образом стремятся к сдерживанию своего стратегического противника - Китая. Одним из способов такого геополитического сдерживания может стать вычленение Уйгуростана из состава Китая при традиционном идеологическом обеспечении: лозунги о праве народов на самоопределение и независимость, о соблюдении прав человека, о демократических свободах, о гражданском обществе. (Кстати, один из создателей теории «гражданского общества» Джон Локк участвовал в написании конституции рабовладельческих штатов Америки и вложил все свои сбережения в акции английской компании, имевшей монополию на работорговлю.)

Как могли бы развиваться события на Кавказе в дальнейшем можно смоделировать на примере глобалистской практики в Афганистане. Кстати сказать, Афганистан и Кавказ входят по мнению Бжезинского в состав «дуги нестабильности», силовой конструкции, опирающейся на фактор «мусульманского радикализма». То, что Афганистан также, как и Кавказ стал бы лакомым куском шашлыка, нанизанным на нефтепровод, соединяющий Среднюю Азию с Аравийским морем, где господствует американский флот, вполне открыто признавал Бжезинский: «в недрах региона Центральной Азии и бассейна Каспийского моря хранятся запасы природного газа и нефти, превосходящие такие же месторождения Кувейта, Мексиканского залива и Северного моря». «Если основные трубопроводы (в из Средней Азии и Каспийского бассейна в Европу) будут по-прежнему проходить по территории России к российским терминалам в Новороссийске на Черном море, то политические последствия этого дадут о себе знать без какой бы то ни было открытой демонстрации силы со стороны России... Москва при этом будет занимать сильные позиции, решая, как делить новые богатства региона. И наоборот, если еще один трубопровод проляжет через Каспийское море к Азербайджану и далее к Средиземному морю, а другой протянется через Афганистан к Аравийскому морю, то не будет никакого единовластия в вопросе доступа к региону». Это может объяснить причины событий 11 сентября в Нью-Йорке и связанное (самим американским руководством) с ними напрямую вторжение американской военной машины и НАТО в Афганистан. Кстати сказать, такое развитие вряд ли было бы возможным во времена Советского Союза, когда вместо 201 российской дивизии и Московского пограничного отряда в данном регионе присутствовал мощный Среднеазиатский военный округ; а вторжение Советского Союза в Афганистан 1979 году можно рассматривать как попытку рассечь американскую «анаконду», стремившуюся приблизить стратегические границы талассократии вплотную к южным границам «центральной арены мира» (Бжезинский).

Что же касается российской элиты и приверженности ее части в те или иные времена интересам глобализма, то следует помнить, что в любом государстве правящий слой живет только за счет прибавочного продукта. В России он всегда был меньше, чем в странах с более благоприятными геоклиматическими условиями. Поэтому российская элита в прежние времена была более обделенная по сравнению с западной. У некоторой, не особенно патриотической ее части, это обстоятельство могло спровоцировать комплекс неполноценности, зависть, злобу на свой народ. Это, кроме прочего, могло стать достаточной мотивационной (и/или вербовочной) базой для переориентации на интересы глобализма, временно гарантирующим более высокий уровень потребления.

Так, например, перед спецслужбами нередко встает выбор: довольствоваться скромными заработками в прежнем ведомстве, освоить новую квалификацию или воспользоваться спросом на спецуслуги на глобальном рынке. В последнем случае мы также имеем разрыв с интересами национального государства и своего общества. Те, кому была доверена безопасность государства, обладая значительным административным ресурсом, отныне могут выполнять глобальные заказы со стороны, связанные с подрывом безопасности этого самого государства. Это обстоятельство вполне может объяснить «слепоту» американских спецслужб, не уберегших «свое» общество от катастрофы 11 сентября 2001 года. У каждого свои представления об уровне потребления.

Но вернемся к Кавказу и к Крымской войне. Рассмотрим роль тогдашнего канцлера (т. е. министра иностранных дел) Карла Нессельроде в развязывании Крымской войны. Любопытно, что за более чем полувековое пребывание в России он не соблаговолил овладеть русским языком, что само по себе весьма примечательно. Характеризуя роль Нессельроде в подготовке Крымской войны Тютчев, не только поэт-лирик философского направления, но и проницательный дипломат, писал, что «только глупцы и изменники этого (международного компота европейских держав) не предвидели». В письме к своей супруге 18 августа 1854 года он высказал свое негодование: «О, негодяи! Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного ясновидения, как заживо погребенный, который внезапно приходит в себя. Но, к несчастью, мне даже не надо приходить в себя, ибо более пятнадцати лет я постоянно предчувствовал эту страшную катастрофу, - к ней неизбежно должны были привести вся эта глупость и все это недомыслие». Другими словами, глупцы и изменники руководили внешней политикой России.

В другом письме к супруге (17 сентября 1855 года) Тютчев, характеризуя созданную тогда внешнеполитическую ситуацию и управлявшего ею Нессельроде отмечал: «Для того, чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная тупость этого злосчастного человека, который в течение своего тридцатилетнего царствования (в должности канцлера), находясь постоянно в самых выгодных условиях, ничем не воспользовался и все упустил, умудрившись завязать борьбу при самых невозможных обстоятельствах <...> Это безрассудство так велико и предполагает такое ослепление, что невозможно видеть в нем заблуждение и помрачение ума одного человека и делать его одного ответственным за подобное безумие». Перед Крымской войной Россия, по мнению Тютчева, в течение десятилетий отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охраны чужих интересов.

Если исходить из того, что люди могут принимать неверные управленческие решения или в силу своей глупости, или враждебности к объекту управления, то много становиться объяснимым. И в том и другом случае они сами легко (осознано или неосознанно) превращаются в объекты структурного или бесструктурного управления более высокого (в данном случае - глобального) уровня. Тютчев не считал возможным видеть в чиновниках внешнеполитического ведомства России «нечто большее, нежели пассивные орудия, движимые невидимой рукой».

В этой связи любопытен ряд обстоятельств. Отец Карла Нессельроде, выходец из Саксонии, принадлежав западноевропейскому масонству, служил поочередно в дипломатических ведомствах Австрии, Голландии, Франции, Пруссии и лишь затем перешел на русскую «службу». В момент рождения сына (будущего «злосчастного человека») он был посланником России в Португалии. Опять-таки любопытная деталь: Нессельроде-младший родился в лиссабонском порту на британском (?!) корабле и там же был окрещен в англиканскую веру, в которой остался до конца своих дней. Сделать карьеру ему помогли обширные международные связи( ?!).

В ходе Крымской войны вражеские эскадры вошли в Черное, Баренцево, Белое, Берингово моря, Финский залив и атаковали Одессу, Севастополь, Керчь, Колу, Соловки, Петропавловск-Камчатский, Свеаборг, Кронштадт. Эта была очевидная попытка сдавить континентальную массу, оттеснив Россию от римленда. Но Россия, как держава континентальная, должна была бы иметь разветвленную сеть железных дорог, соединяющих береговые зоны с глубинным материковым пространством (римленд с хартлендом).

Но всесильный как и Нессельроде, министр финансов Канкрин сумел убедить Николая I, что железные дороги, которыми в начале XIX века стала покрываться Европа, - развлечение для бездельников. Канкрин, славившийся своим умом и проницательностью, до самой смерти непримиримо противостоял железнодорожному строительству. Весьма странная недальновидность проницательного чиновника. Присутствие в Кронштадте вражеского флота приковало к Петербургу основные русские силы, и под угрозой мощного нападения на столицу, союзники обрушили главный удар на Крым. Если бы существовала железная дорога в Крым, в Севастополь, то армия имела бы возможность быстрого маневра, переброски сил по континенту, что, однако, не представлялось возможным. Да и продажу Аляски «протолкнули» Великие князья - дяди Александра II, особенно Константин, а главным посредником в переговорах с американцами выступил некий барон, о судьбе которого историкам ничего не известно. Не случайно Тютчев усматривал самых опасных врагов России отнюдь не за ее пределами.

Но и морской вариант противодействия был реален. Ситуация с Крымской войной была бы, как полагают некоторые исследователи, исключена фактом пребывания главных сил Российского флота в Мурманске, т. к., например, упреждающее развертывание из Балтийского моря двух русских эскадр в Атлантике и в Тихом океане (чего не сделал Николай I перед Крымской войной), в период гражданской войны в США, заставило Англию (морскую державу!) отказаться от вмешательства в «польский вопрос», которым была занята Россия, и сократить свою поддержку южным конфедератам в США. (Значимость русских эскадр, базировавшихся на порты США, для исхода гражданской войны в них - мало известный исторический факт.) Если у Великобритании в те времена было достаточно сил, чтобы запереть русский флот в Балтийском и Черном морях, обезопасив свои морские пути, то до появления авиации и радио развертывание главных сил русского флота из Мурманска - пресечь было невозможно.

Процесс глобализации - глобальное планирование, объединение национальных рынков (реальных и виртуальных), форсированное стирание культурных различий, долгосрочное перераспределения ресурсов - отчасти объективен и, скорее всего, необратим. Но скрыто, по умолчанию, - интимная сторона глобализма заключена в последовательном отстранении национальных элит от всех местных интересов, норм и традиций. Если в эпоху формирования великих европейских наций, феодальному местничеству противостояло единое суперэтническое пространство государства-нации, то позднее само это государство стало третироваться как носитель местничества. Сегодня этика глобализма, рождая последовательную отстраненность элит от местных национальных интересов, сопровождается отделением финансового капитала от производящей экономики. Спекулятивная прибыль вытесняет предпринимательскую и знаменует господство банка над предприятием, надгосударственной профкорпорации ростовщиков и международных финансовых кланов - над нациями, теряющими экономических суверенитет.

Подводя итог своим геополитическим размышлениям, Бжезинский отмечает, что впервые государством, превосходящим все другие в мировом масштабе, стала неевразийская, талассократическая держава, и «центральная арена мира - Евразия - находится под превалирующим влиянием неевразийской державы». Поэтому ближайшая задача состоит де в том, чтобы ни одно государство или группа государств не обладали потенциалом, необходимым для того, «чтобы изгнать Соединенные Штаты из Евразии или даже в значительной степени снизить их решающую роль в качестве мирового арбитра».

Россию, как известно, никто в «золотой миллиард» на приглашал. Она, играя на «великой шахматной доске» по установленным глобалистами, заведомо невыгодным для себя правилам, стоит перед важным выбором: быть сырьевым придатком «золотого миллиарда» с собственным населением в несколько десятков миллионов человек, предназначенных лишь для технического обеспечения территории и сырьевых интересов глобалистов или перехватить управление глобализацией и создать новые правила игры в интересах всех тех, кто не желает допустить реализацию фантасмогорий (экстраполируемых на уровень глобальной политики) британского писателя Джорджа Орвуэлла, изложенных в его знаменитом пророческом романе «1984».

Одно из таких новых правил игры можно сформулировать следующим образом: принципы свободного мирового рынка должны применяться лишь до тех пор, пока это России объективно выгодно. Как тут не вспомнить все те меры, которыми США ограничивают «свободу мирового рынка» на своей территории (антидемпинговое законодательство, пошлины и т. д.). Здесь можно было бы сформулирвать и многие другие правила. Но для их создания и реализации необходим другой тип управленческой личности, пробудившейся к планетарной ответственности. Для того, чтобы сформировать такой тип, нужна большая духовная и политическая власть - школа новой аскетической педагогики, альтернативной современному американоцентризму.

«Какой должна быть Россия», - задается вопросом Бжезинский, - «чтобы соответствовать интересам Америки?» И сам же отвечает: Россия должна быть устроена «по принципу свободной конфедерации, в которую вошли бы Европейская часть России, Сибирская республика и Дальневосточная республика». Такое членение «ускорило бы развитие самой России».

Возможно, когда-нибудь Россия, как континентальная держава, из пешек в глобальной политике (коль скоро Бжезинский навязывает такие метафоры) вернется в ферзи, как это было в 40-х - начале 50-х годов XX века. Но скорее всего, возвращение на верный путь будет сопряжено с долгими и весьма жестокими испытаниями. Кавказ как один из узлов мировой политики является для нее одним из таких испытаний, но далеко не единственным.