Найти в сети и прессе объективный и непредвзятый материал по антифа-движению в России весьма затруднительно по ряду причин. Во-первых, антифа - это явление общественной жизни, развивающееся на стыке политики и молодежной субкультуры, а субкультура разнообразна, постоянно развивается, представители различных внутрисубкультурных течений характеризуются весьма разнообразными поведенческими моделями, эстетическими и социокультурными установками.

Для того, чтобы полностью ориентироваться во всех этих тонкостях, необходимо не только чтение литературы, но и длительное общение с представителями субкультур. Из этого возникает вторая сложность: большинство грамотных материалов по вопросу написаны людьми, разделяющими либо фашистские, либо антифашистские взгляды, и потому являются либо одой антифа-движению, либо злым его обличением. Подобное эпигонство порождает у обывателя неверное представление об антифа-движении, рождает множество социальных мифов.

Для начала следует отметить, что в разных странах антифа, в зависимости от внешних экономических и политических условий, культурных особенностей и стереотипов, присущих данной цивилизации, может принимать совершенно разные формы и включать в себя людей совершенно разных социальных слоёв и политических убеждений. Объединяя под своими знаменами любого, кто готов вести активную борьбу с неонацизмом на политическом и субкультурном уровнях, движение в разные времена включало себя и рабочих скинхедов из восточного Лондона, недовольных засилием ультраправой политики на сцене и в культуре, и немецких студентов-автономов, для которых борьба с фашизмом является частью леворадикальных убеждений, и болельщиков какого-нибудь европейского футбольного клуба, например, «Барселоны», «Олимпик» или «Ливорно», подводящих под свою неприязнь к фанатам команд-соперников ещё и политическую базу.

Из этого следует, что, изучая антифа-движение, не стоит зацикливаться на изучении борьбы с неонацизмом внутри одной субкультуры и уж тем более не следует проводить какую-то четкую классификацию представителей различных субкультур, описывая «виды скинхедов, виды панков» и пр. Границы субкультур размыты, наблюдается взаимное проникновение различных течений, постоянно появляются новые музыкальные стили и движения, субкультурные течения не имеют четких уставов, принципов.

Для стороннего исследователя задача разделения течений субкультуры по видам и классам равнозначна задаче для домохозяйки нарезать ровными квадратными дольками кастрюлю компота. Разумнее будет указать на общее направление развития движения и выявить закономерности этого развития. Антифа-активистом зачастую может быть и человек, не отождествляющий себя с той или иной субкультурой, хотя подобное явление всё же редкость [1].

В политическом плане не следует отождествлять антифа-движение исключительно с ультралевой идеологией. Да, левые составляют значительную часть антифашистов по всему миру, но кроме них существует ещё и условно-аполитичный сегмент движения - большая часть активистов во многих странах являются именно аполитичными. Кроме того, именно внутри условно «аполитичной» части движения порой делаются попытки построения идеологической альтернативы левакам на основе здорового патриотизма и консерватизма.

Так, например, американские SHARP’ы, прославившиеся «прыжками» на левые демонстрации и конфликтами с «комми» и анархистами, декларируют любовь к своей стране, неприязнь к левым и нелегальным иммигрантам. Подобные «аполитичные» скинхеды с консервативным мировоззрением есть и во многих европейских странах. Стоит заметить, что там, где неонацизм становится маргинальным явлением, а неонацистские активисты уходят в подполье, «аполитичные» субкультурщики как правило разрывают с антифа-активизмом, занимаясь исключительно музыкой, общением с друзьями и неидеологизированным (например, околофутбольным) насилием, оставляя борьбу с неонацизмом всевозможным левакам.

Да и внутри левого движения всё не так однозначно. «Левак» леваку рознь, и, если в северной и западной Европе среди левых антифа преобладают всевозможные «неавторитарные» течения, то в Испании и Латинской Америке довольно много позитивно относящихся к советскому опыту построения социализма «сталинистов». Кроме того, именно в Латинской Америке антифа-движение является одной из немногих сил, сдерживающих беспредел полувоенных ультраправых проамериканских формирований, т. н. «парамилитарес»; убийства и посадка в тюрьму на большие сроки в этом регионе далеко не редкость, противостояние антифашистов и фашистов предельно политизировано и жестоко. Хэдлайнер колумбийской антифа-сцены, группа Komintern 43, чей солист с ноября 2008-го года находится в тюрьме за нападение на ультраправого активиста и связь с террористами из РВСК, в текстах своих песен выражают восхищение советским опытом построения социализма, поют оды Сталину и боливарианским режимам Венесуэлы и Боливии [2].

Т. о. видно, что антифа-движение весьма неоднородно по всему миру, а декларируемое антифашистами «юнити» зачастую так и остаётся на уровне деклараций. В представлении американского скинхеда-антирасиста какой-нибудь защищающий геев и иммигрантов европейский анархист-«автоном» является просто сумасшедшим и клоуном, в представлении европейского автонома американский скинхед в свою очередь одурманенное «империалистической» пропагандой быдло. А с точки зрения колумбийского «красного скина», американец с его патриотизмом вообще злейший враг, ибо та страна, любовь к которой так активно декларирует американский скин, причастна посредством поставок оружия и денег к произволу полувоенных формирований неонацистов на родине колумбийца.

Неудивительно, что и у нас в стране антифа-движение в своём развитие приобрело ряд специфических черт и особенностей, качественно отличающих российских антифа от своих собратьев как на Западе, так и в Латинской Америке.

Но для начала следует дать общую картину изменения социального состава и общей политической, идеологической и культурной направленности среди всех социально-активных групп населения за последние десять лет. Политика Путина, заключавшаяся в ущемлении сырьевых олигархов, проникновении государства в добывающую сферу и перераспределении дохода от продажи ресурсов на социальные и экономические нужды, приведшая в итоге к стабилизации уровня жизни и снижению смертности, привела к отчуждению широких народных масс от участия в активной политической деятельности.

Сформировалось политически пассивное, относительно лояльное режиму большинство. Одна из ошибок режима состоит в том, что он так и не смог это большинство организовать, активизировать. Провластные взрослые и молодежные организации в итоге превратились в клубы молодых карьеристов, реагирующие на «сигналы» сверху. При наличии пусть малочисленной, но всё же идейной, пассионарной оппозиции, отсутствие «пассионарных лоялистов» может сыграть с режимом злую шутку.

Различная же оппозиция, лишенная массовой поддержки населения, но сплотившая вокруг себя группы студенчества, городского среднего класса, интеллигенции и маргиналитета, также существенно изменилась за последние десять лет по сравнению с 90-ми годами. Появился целый либеральный сектор в оппозиции, обслуживающий интересы желающей выйти из-под столь активной государственной опеки, вернуть свободный рынок 90-х годов крупной буржуазии, и именно либеральная оппозиция является на данный момент наиболее организованной и активной.

Кроме того, мировоззрение левой и националистической оппозиции также существенно сдвинулось в антигосударственническую, деструктивную сторону, пошло на сближение с либеральным мировоззрением. Русский национализм постепенно от имперских, государственнических идей переходит в область ксенофобии европейского типа, по сути ведущей к децентрализации и местечковому сепаратизму, развиваются всевозможные «национал-анархистские», национал-либеральные его ответвления. Преклонение части радикальных националистов перед Третьим Рейхом зачастую заключается не в признании идеи сильного централизованного государства, а носит откровенно провокационный, эпатажный характер протеста против традиционных культурных установок.

В левой среде в свою очередь культивируются всевозможные анархистские и троцкистские идеи с их антипатриотизмом, маниловскими мечтаниями о светлом будущем всего человечества, объявленном с сегодня на завтра, антииндустриализмом, защитой откровенно дегенеративных слоёв общества (геи, иммигранты, больные СПИДОМ, художники-авангардисты и пр.).

На поведенческом уровне среди оппозиционеров оторванность от широких масс населения породила чувство ложного элитаризма в виде немотивированного противопоставления себя «обывательской» массе, склонность к пустопорожнему критиканству и правовой нигилизм, парадоксально сочетающийся с стенаниями о «беспределе правоохранительных органов», «отсутствии гражданских свобод» и пр.

К сожалению, антифа-движение в итоге также оказалось инициировано в этот процесс разложения социально-активного меньшинства. Появившись на рубеже 1990-2000-х годов, оно изначально включало в себя как и малочисленных на тот момент анархистов (в начале 2000-х анархистский журнал «Автоном» регулярно посвящал свои статьи антифа-активизму, истории скинхед и панк-культур, анархисты издавали и распространяли через самодеятельные дистро диски с музыкой всевозможных зарубежных панк, ой, хардкор-групп), так и «аполитов», пришедших к антифа-активизму из панк-культуры, «околофутбола» и мотивирующих своё желание встать на борьбу с неонацизмом либо стремлением «очистить субкультуру», остановить неонацистский произвол [3], либо часто просто желанием экстремально развлечься.

Аполитичность на ранних этапах доминировала в движении, само оно было малочисленным (в районе полусотни-сотни человек по Москве и ещё нескольких десятков по разным городам), и активизм сводился к организации концертов и локальным городским потасовкам. Зачастую даже участвовавшие в движении анархисты предпочитали отделять свой политический активизм от «антифашистского».

Политизация движения, изначально носившего субкультурно-эскапистский характер и сконцентрированного на музыке и уличных драках, принявшая на данный момент ярко выраженный негативный, проатлантистский характер, проходила в несколько этапов и имела ряд причин.

Во-первых, анархисты изначально составляли пусть не основную, но всё же значительную часть движения. И, что более важно, в отличие от большинства антифа-активистов, они имели сколько-нибудь сформулированную позицию и не стеснялись её высказывать. В отличие от многих «аполитов», презрительно относившихся к «интернет-болтунам», анархи активно пропагандировали антифа-идеи в собственных интернет-блогах, писали статьи, создавали сайты. Впоследствии пиаром антифашистской темы в интернете и СМИ занялись «старые анархисты», не относящиеся изначально к антифа-движению, многие из которых били фашистов разве что в собственных ночных грёзах.

Подобная форма пиара рождала в глазах непосвященных обывателей представление об антифа именно как об анархистах и только анархистах. Не случайно, когда противоположная сторона, неонацисты, пытаются создать карикатурно-отрицательный образ антифа-активиста, они переносят тот комплекс идей, который проповедуют именно анархии (например, борьба за права сексуальных меньшинств, доведенный до абсурда интернационализм, экологический антииндустриализм и пр.), на всех антифашистов.

К слову в аполитичной среде периодически пытаются создать некую альтернативу ультралевому дискурсу, апеллируя к здоровому патриотизму, мачизму, воспеванию дружбы и взаимовыручки. В качестве примера можно привести известный слоган, использованный в качестве эмблемы аполитичной антирасистской группой Moscow Trojan Skinheads – «100%Patriot, 100%Antiracist!», творчество московской рэп-«группировки» Moscow Death Brigade, призывающей «гордиться своей страной»; или прошедший 4-го ноября прошлого года митинг под лозунгом «русские против фашизма». Однако, в силу с одной стороны низкого теоретического уровня и каши в голове «аполитичных» антифа, отчасти в силу внешних причин, толкающих всё движение в сторону «либерастии» и евролевачества, подобные «патриотические» инициативы либо не идут дальше фразерства, либо принимают комические, нелепые формы.

Во-вторых, политика государства и тактика правоохранительных органов по отношению к конфликту не отличалась последовательностью. С одной стороны, налицо декларация необходимости борьбы с фашизмом и реальные посадки по серьёзным статьям ряда националистических активистов. С другой стороны, периодически можно наблюдать заигрывание государственных структур с националистическими организациями, энтризм националистов во властные структуры и правоохранительные органы.

Однако, здесь следует иметь в виду, что русский национализм имеет под собой серьёзную почву в виде поддержки отдельных своих идей широкими массами населения, недовольными наплывом иммигрантов и не оправившимися от того национального унижения, которому подверглась широкая масса коренного населения, культурно идентифицирующая себя с русским народом, в 90-е годы. Государство просто не может не считаться с националистами и, понятное дело, что «Русский марш», на который придёт несколько тысяч человек, разрешат куда с большей вероятностью, чем шествие нескольких сотен леваков и либералов, для которых вовсе необязательно перекрывать движение в час пик в оживленной части города.

Наличие же националистов в правоохранительных органах зачастую объясняется не столько сознательным энтризмом, сколько объективными причинами, толкающими рядовых сотрудников в сторону национализма. Например, командировками на Кавказ или близким знакомством с беспределом этнокриминала.

Тем не менее, на фоне перехода нового поколения неонацистов к тактике небольших децентрализованных групп, занимающихся убийствами (в том числе и убийствами антифашистов), репрессивных мер по отношению к товарищам и равнодушия большинства населения страны к проблеме, антифа стремительно «политизируется». В сознании до этого не интересовавшихся политикой антифашистов начинает рождаться ощущение ненужности, покинутости и противостояния «режиму». С готовыми ответами тут же приходят анархисты, судящие о развитии страны и мира по полуграмотным статьям в модных самиздатовских зинах. Отсюда и стремительное «полевение» некогда аполитичного движения. Более или менее самостоятельные по мировоззрению «аполиты» возвращаются в «мирную» жизнь, остальные в той или иной степени проникаются левачеством. Неофиты же, пришедшие в движение за последние год-два, изначально тяготеют к анархизму.

В-третьих, на антифа давно уже обратили внимание представители «либеральной» оппозиции, которым катастрофически необходима «отмороженная» массовка для своих малочисленных акций. В последние несколько лет наблюдается сращивание антифа и либералов посредством информационной поддержки (через РЕН-ТВ, «Эхо Москвы» и «Новую газету»), правозащитного прикрытия («Мемориал» и пр.) и, по некоторым нашим данным, оказания финансовой помощи некоторым «неформальным лидерам» антифа-движения. Прошедший 19 января марш памяти убитых Маркелова и Бабуровой наглядно показывает, что либеральная оппозиция в лице антифашистов нашла прекрасное мясо для ОМОНа, пришедшее на смену выродившимся нацболам.

К слову, попытки консолидироваться с антифа со стороны либеральной оппозиции предпринимались и раньше, однако, первоначально успеха не имели по причине нежелания большинства антифа-активистов «ввязываться в политические игры». Однако, как мы видим, посредством систематической правозащитной и информационной поддержки, господа либералы в итоге «развели» малолетних антифашистов на подобную связь.

В завершение хотелось бы наметить некоторые возможные пути выхода из всё более и более обостряющейся критической ситуации. В первую очередь, правоохранительным органам необходимо выработать определенную тактику удержания молодежного насилия в умеренных границах. В частности, необходимо научиться работать с автономными националистическими группами, сведя к минимуму убийства на расовой и политической почве.

Ничего плохого в том, что часть молодежи выбирает в качестве досуга уличные драки, нет. Наоборот, это явление позитивно. В советское время те, кто в юности «ходил за район», в итоге становились вполне достойными членами общества. Те же, кто мало дрался и рос в тепличных интеллигентских условиях, в конце концов отпускали патлы и эмигрировали к нашим врагам за океан. Другое дело, что на этом не должны спекулировать сомнительные политические силы и «градус напряженности» в подобном досуге не должен подниматься до уровня регулярных убийств и жестокого членовредительства.

Со стороны же всевозможных общественных организаций и публицистов необходимо формирование здорового патриотического молодежного дискурса, понятного и близкого широким слоям социально активной молодежи, но в то же время той «искусственности» и казенщины, которая проглядывается порой в активизме прокремлёвских организаций.

* * *

[1] Внутри движения бытует разделение на милитантов (сторонников насильственных акций) и пацифистов (сторонников цивилизованной борьбы с фашизмом). Впрочем, как и любое разделение, оно условно и размыто.

[2] Следует заметить, что отсыл к творчеству музыкальных групп корректен, когда пишешь о субкультурах. Музыке в этой среде уделяется куда большее внимание, чем написанию умных статей в журналах и интернете. Зачастую именно развитие музыкальной сцены и политические взгляды музыкантов позволяют судить о многочисленности и степени политизированности движения в регионе.

[3] К слову, в первой половине 2000-х наци-скинхеды зачастую использовали мирных неформалов в качестве объекта для избиений в развлекательных целях. Многие сегодняшние активные антифашисты начинали свой путь именно в «неагрессивных» субкультурах, под напором нацистов будучи вынуждены объединяться и учиться отвечать насилием на насилие.