Вот уже второй год президентства Дмитрия Медведева подходит к концу – а это как-никак половина срока. Достаточное время для подведения промежуточных итогов. В каких же политических, социальных и идеологических тонах являет себя «медведевская» Россия современникам, каких оценок удостаивается это двухлетие на фоне завершения декады нулевых?

Разумеется, характер оценок находится в неразрывной связи с субъективной позицией оценивающего, и само собой, что энтузиазма последовательного западника не разделит патриот, а то, что вызовет одобрение у либерала-рыночника, вряд ли вдохновит сторонника плановой модернизации. Однако, уже сам характер распределения оценок тех или иных событий, настроений, персон говорит о многом.

Характерным и примечательным в этом смысле примером является эссе Артёма Акопяна «Идеология "второго срока"», опубликованное в «Русском журнале». В своей статье автор предпринимает «опыт консервативной критики» медведевских лет с позиций приверженца политического опыта середины – второй половины двухтысячных, на которые пришёлся второй срок президентства Владимира Путина. Сам факт, что разрыв между двумя политическими циклами так или иначе фиксируется, уже заслуживает пристального внимания.

«Осень 2009 года выдалась совсем непростой для лоялистов», - пишет Акопян. – «Многие из принципов политики нулевых годов оказались де-факто искажены. Многое из достижений "путинских лет" находится под большим вопросом. Определенное ожидание реванша девяностых – символ этого времени. И стоит отметить, что ситуация в государстве оставляет желать лучшего. Происходит существенная деградация консервативных завоеваний нулевых. И если не предпринять срочных мер, то весь труд предыдущих годов может оказаться напрасным».

Итак, приверженец «идеологии второго срока» вопреки ожиданиям, связанным с идеей приемничества и «сохранения курса», констатирует существенное отличие политического климата, складывающегося при Медведеве, от того, которым дышала страна до 2008 года.

Наглядным и общеупотребительным символом борьбы либеральной и консервативной тенденций при Путине стало противопоставление двух условных политических лагерей – «силовиков» и «либералов». Причём лучшие надежды консервативно настроенной части общества были связаны с последовательным наступлением «силовиков» на позиции «либералов», занятые ими в 90-е годы, что и служило воплощением консервативно-патриотического, державно-силового вектора внутренней и, что немаловажно, внешней политики в жизнь.

Увы, отмечает автор, «с уходом с президентского поста Владимира Путина голос силовиков раздается исключительно, когда необходимо добиться от государства протекционистских мер по лоббированию их бизнеса». И далее: «Эта фактическая капитуляция силовиков на идеологическом фронте автоматически сводит данную группу в категорию политических деятелей более низкой ступени – крупных коммерсантов, озабоченных исключительно своими бизнес-интересами, и выводит их из пространства дискуссии о судьбах страны. В то же время условная группа "либералов", все более и более активно ссылающаяся в своей деятельности на Президента, и все более разрастающаяся за счет ранее нейтральных лиц во власти, откровенно заявляет свои претензии на определение государственной идеологии. И все больше их голос звучит как голос государства».

Аналогично этому тревожные с точки зрения «охранителя» тенденции отмечаются во всех важнейших сферах социально-политической жизни страны. Курс, о непременном продолжении которого так много говорилось в канун президентских выборов, по факту оказывается свёрнут или, по крайней мере, заторможен: «Абсолютно правильные и верные с точки зрения консерватизма преобразования во внутреннем государственном устройстве и отечественной политике, не были доведены до конца. Будучи заброшенными и находясь в состоянии стагнации, они выродились в свою противоположность по своей сути и оказались дискредитированы».

Это касается практически всех проектных амбиций Путина и его команды – от «Единой России», которая так и «не смогла стать «руководящей и направляющей силой» для чиновничества, до института полпредства. Вопреки всем усилиям региональные элитные кланы берут своё, а функционеры федерального уровня зачастую используют механизмы «вертикального» регулирования отнюдь не по назначению.

В это же время под лозунгом избавления коммерции от бюрократического произвола фактически оказалась похеренной идея социальной ответственности бизнеса. «Подобная популистская ультралиберальная политика грозит обернуться тем, что мы вернемся в ситуацию начала 90-х годов», - предостерегает автор.

Самые же тревожные сигналы поступают из сферы культуры и массовой информации. В качестве знакового события в этой сфере Акопян указывает на пресловутое «дело Подрабинека»: «Конфликт "вокруг шашлычной", безобразная статья Подрабинека и последующая поддержка этого журналиста на самом высоком уровне продемонстрировала, что в нашем обществе вновь распространяется позиция, что мнения самого циничного, глумливого и оскорбительного для людей толка теперь могут высказываться без всяких ограничений. Именно так и начиналось все в Перестройку, когда от робких статеек в сомнительных изданиях люди с подобной идеологией очень скоро устроили тотальную диктатуру во всех средствах массовой информации, и больше десятилетия помои рекой лились на нашу историю, культуру, народ и страну. Персоны, бывшие все это время персонами нон-гранта в приличном обществе и, казалось, уже окончательно вышедшие в тираж и списанные "на свалку истории" внезапно получают "второй шанс"».

Все вышеизложенные наблюдения автор берёт в качестве основания для констатации либерал-реваншистского крена в российской политике периода президентства Медведева: «Возникает такое чувство, как будто нам специально демонстрируют аналогии с перестройкой. Либеральные политики и СМИ, "антисоветские" скандалы, сеансы Кашпировского, громкое убийство священнослужителя, либертарианский подход к взаимодействию бизнеса и государства. Все это венчает на сегодняшний день последний штрих – теракт в пассажирском поезде. Не где-нибудь на Кавказе, а тут, в непосредственной близости от Кремля. "Путинская стабильность" официально закончена. И перечислять можно ещё долго. Однако, факт деградации, произошедшей всего за пару последних лет налицо. Консервативные реформы Владимира Путина оказались не закреплены и теперь оборачиваются своей противоположностью. В конце концов, Владимир Владимирович использовал свой авторитет для того, чтобы призвать страну проголосовать за человека, который по злому ли умыслу, по равнодушию ли, или по личным убеждениям, но последовательно уничтожает все им созданное».

В заключение автор указывает на то, что консервативный лоялизм, столь, по его мнению, уместный до 2008 года, сегодня нуждается в существенной корректировке: те, кто поддерживали вчерашний «курс», сегодня должны выступить с открытой критикой политики государства с позиций «идеологии второго срока».

Однако, история на этом не заканчивается. В тот же день на страницах того же издания публикуется рецензия Бориса Межуева на статью Акопяна, в которой подчёркивается знаковый характер публикации: «В тексте Акопяна по существу впервые открыто объявляется атака на линию президента, причем с подчеркнуто лоялистских позиций. Иными словами, с позиции верности курсу нынешнего премьер-министра, причем обозначившему себя наиболее внятно во "второй срок" президентства последнего».

В то же самое время Межуев обращает внимание на однобокость трактовки Акопяном «эпохи нулевых», благодаря которой последнему и удаётся столь эффектно подчеркнуть границу, отделяющую условно «политику Путина» от «политики Медведева».

«В тот же самый "второй срок" либералы по-прежнему определяли экономическую политику государства, Кудрин заведовал финансами, Фурсенко – образованием, а Зурабов – социальной политикой. Так что и оппонентам либералов нет вроде бы особой необходимости заявлять о полной приверженности всему, что делалось во второй срок путинского правления. И равным образом следовало бы отнестись более взвешенно к тому, что происходит уже при Медведеве», - отмечает Межуев.

Далее рецензент упрекает Акопяна в том, что всякий, даже малозначительный признак «перестроечной атмосферы», как, например, специфическая трансформация образа милиционера в масскульте, трактуется им как верный признак отката страны к «перестроечному» состоянию со всем из него вытекающим, включая сдачу внешнеполитических позиций и разбазаривание национальных богатств.

Главной ошибкой Акопяна, по мнению автора, является то, что в его представлении образы перестройки и доперестроечного правления довлеют в качестве неких архетипов, под которые неаккуратно подгоняются содержания современных политических процессов. От этого трактовка выходит слишком однобокой и тенденциозной, а образы действующих премьера и президента искажаются, превращаясь в абстрактные символы произвольных концепций.

Межуев предостерегает: «Нужно не чураться любых ассоциаций с концом 1980-х, а спокойно разобраться в том, что было сделано тогда неправильно, чтобы в следующий раз не повторять прежних ошибок. Но не нужно впадать в противоположную ошибку и надеяться на то, что все язвы Отечества можно залечить "каленым" комиссарским железом. Или их можно не лечить вообще».

Итак, сомнительность «идеологии второго срока» заключается в том, что путинское статус-кво не было завершено в себе, и последовательная ориентация на «завоевания нулевых» будет бесперспективна, если недостаткам нынешнего правления не будет противопоставлен конструктивный, а не реакционный проект развития.

При этом, с точки зрения Межуева, по-настоящему заслуживает внимания поставленный Акопяном вопрос о необходимости политического контроля над бюрократией, который вообще не может решаться в контексте достаточно условного противопоставления «путинского курса» и «медведевской оттепели»: «Если отвлечься от частностей, то общий пафос Артема Акопяна заслуживает понимания и признания. Его главная претензия к нынешней системе – отсутствие в ней политического контроля над бюрократией».

В конечном итоге, основной и принципиальной поправкой, которую критик стремится внести в набросок «идеологии второго срока», заключается в том, что российская политическая система сегодня нуждается в преобразованиях так же, как она нуждалась в них вчера. И если вектор этих преобразований не согласуется с целым рядом трендов «эпохи Медведева», то и к путинскому статус-кво он не имеет отношения. А отождествление тех чаяний, которые питали патриоты в период «второго срока», с его реальным содержанием и неосторожная идеализация этого периода путинского правления являются, по мнению Межуева, ничуть не меньшим злом, нежели некритический лоялизм в отношении курса действующей власти во главе с президентом Медведевым.

Что ж, будем надеяться, что представленный обмен соображениями послужит хорошим стимулом к началу полноценной и, по возможности, плодотворной гражданской дискуссии о перспективах реализации преемственности политического курса постлиберальной России.