17 сентября 1939 г. - знаменательная дата в истории белорусского народа. В этот день начался освободительный поход Красной Армии в охваченную войной Польшу (II Речь Посполитую), о чем сообщил в своем радиовыступлении Председатель Совета народных комиссаров СССР В. М. Молотов.

Сегодня, когда в угоду политической конъюнктуре «переоцениваются ценности» и вместе с ними исторические события, важно верно расставить акценты над историческими фактами, являющимися аргументами в процессе выработки идеологической линии государства. Вызывает тревогу факт замалчивания данной даты и связанных с нею судьбоносных для белорусского народа событий накануне юбилея воссоединения белорусов в едином национальном государстве - первом подлинно национальном государственном образовании за всю историю белорусского народа.

Обратим внимание на ряд характеристик социально-экономического положения западнобелорусских земель. Факты красноречиво свидетельствуют о той «альтернативе», о которой восхищенно и с придыханием говорят «свядомыя» местечковые националисты.

В годы Первой мировой войны результате захватнической политики польских шовинистов, поддерживаемых Антантой, бывшая окраина Российской империи обрела формальную независимость (1916 г.). По сути, союзники воевали на два фронта: добивали ослабевшую Германию и своего бывшего союзника - Россию. Из лимитрофов антибольшевистская коалиция выстраивала «санитарный кордон», реализуя планы ослабления побежденной Германии и дальнейшего расчленения Советской России.

В марте 1918 г. в Брест-Литовске подписан мирный договор между Советской Россией и Германией в союзе с Австро-Венгрией. Россия теряла Польшу, Финляндию, Прибалтику, Украину, часть Белоруссии. В декабре 1919 г. Высший совет Антанты устанавливает временную восточную границу Польши по «линии Керзона». В 1919 г. по Версальскому договору к Польше отходят германские территории - Поморье и Познань (города Бромберг, Быдгощ, Познань и др.). В сентябре 1919 г. по Сен-Жерменскому договору Польша присоединяет к себе Галицию (города Львов, Станиславов, Перемышль, Тернополь и др.). Подстрекаемая и вооружаемая Антантой, в октябре 1920 г. она захватывает у Советской России часть белорусских и украинских земель - Новогрудок, Полесье, Волынщину. В марте 1920 г. польские легионы отторгают у Литвы Виленщину, населенную преимущественно белорусами. В марте 1921 г. в Риге Советская Россия и Польша подписывают Договор о границе: Западная Белоруссия и Западная Украина отходят к Польше. В 1921-22 гг. она снова укрупняется за счет германских территорий - Верхней и Южной Силезии. В марте 1923 г. союзные державы признают г. Вильно и Восточную Галицию территорией Польши.

В 1938 г. (после «Мюнхенского сговора») в союзе с гитлеровской Германией Польша участвует в захвате Чехословакии и присоединяет к себе Тешинскую область. Накануне польское правительство отклонило просьбу СССР предоставить «коридор» для ввода советских войск в Чехословакию, дабы гарантировать его безопасность. В ответ советскому правительству со стороны Польши было заявлено: подобного рода действия будут означать начало войны с СССР. К словам маршал Рыдз-Смиглы добавил в начале сентября крупнейшие маневры на польско-советской границе в районе Волыни. Видя такую решимость, 23 сентября Советское правительство заявило официальной Варшаве: вод польских войск в Чехословакию будет означать акт не вызванной агрессии, подразумевающий денонсацию польско-советского пакта о ненападении от 25.07.1932 г. По иронии судьбы, трагедии Чехословакии в 1938 г. и Польши в 1939 г. приобретут разительное сходство.

Примечательно, что молодое польское государство в своей внешней политике опиралось на ультиматумы, откровенную агрессию, разбалансировку шаткой системы мирообеспечения и коллективной безопасности. Без объявления войны и нарушая перемирия, Польша дважды нападала на Литву и оккупировала Вильнюс (в 1919 и 1920 гг.), а также на Советскую Россию в 1920 г. В 1938 г. Польша в ультимативной форме под угрозой военного вторжения решала территориальные проблемы с Литвой и Чехословакией.

Являясь одной из учредительниц Лиги Наций, милитаризированная Польша откровенно ее игнорировала 1920-30-е гг. Так, в 1934 г. польское правительство уведомило Лигу Наций об одностороннем расторжении договора о защите национальных меньшинств и совместно с Германией сорвало подписание «Восточного регионального пакта». В 1938 г., прибегнув к ультиматуму и угрозе военной агрессии, не дожидаясь выполнения Мюнхенского соглашения, Польша силой захватывает Тешинскую область, которую 28 июля 1920 г. уступила Чехословакии в обмен на нейтралитет в польско-советской войне.

Такое поведение Польши У. Черчилль (тонкий знаток колониальных животных) сравнил с «жадностью гиены». Таким образом, II Речь Посполитая приросла в результате захватнических войн и аннексий, на что обращают внимание не только советские историки, но и западные - Н. Ачерсон, Ж. Бувье, Ж. Гасон, Н. Вакар, Д. Далинин, К. Фармер, З. Коэтс, С. Хорак и др. В итоге, реализуя «ягеллонскую идею» («Дранг нах Остен» в версии пилсудчиков), II Речь Посполитая приблизилась к территориальным владениям времен I Речи Посполитой (1569-1795), «лоскутное одеяло» которой также прирастало захватническими войнами и аннексиями.

Относительно «крессов всходних» отметим: граница 1921 г., признанная великими державами и, вынужденно - Советской Россией, не отражала ни этнографической карты расселения поляков, ни границ прежнего Королевства Польского, закрепляя лишь status quo: здесь остановились польские легионы. Соседние страны под нажимом Антанты смирились с таким положением дел, не оставляя надежд на возвращение своих территорий. Фашистский режим Пилсудского, в свою очередь, столкнулся с рядом проблем: национальные меньшинства населяли половину всей территории страны и составляли почти 40% ее населения. Среди них: украинцев - 8 млн. чел., белорусов - 3 млн. чел., евреев - 3 млн. чел., а также литовцы, немцы, чехи и др. Собственно западнобелорусские земли, являвшиеся частью «крессов всходних» («восточных окраин») II Речи Посполитой, составляли 113 кв.км. - 24% ее территории с 11% населения. По состоянию на 1931 г. там проживало 4,6 млн. чел., из них: белорусов - 65%, поляков - 15%, евреев - 11%, украинцев - 4%, литовцев - 2,5 %, русских - 2%; в сентябре 1939 г. - 5 млн. чел.

Рассмотрим социально-экономическое положение «восточных окраин» подробнее.

Образование во II Речи Посполитой было доступным лишь буржуазии и аристократии. Даже зажиточному крестьянству и мещанству центральной Польши было доступно лишь среднее и, нечасто - средне-специальное образование. Подавляющее большинство жителей «кресов всходних» оставалось безграмотным (практически все село) и малограмотным. Например, в 1938 г. в Новогрудском воеводстве неграмотные среди взрослого населения составляли около 60%, а в Полесском - 70%. В то же время их братья в БССР прошли массовый ликбез и могли не только считать и писать, но и могли обучаться на родном языке в вузах и ссузах, развивать национальный театр и кинематограф. Для широких масс западнобелорусского крестьянства это являлось едва ли не пределом мечтаний: год обучения в гимназии стоил 220 злотых.

Пилсудчики рассчитывали на то, что забитые и темные массы «кресов» легче поддадутся полонизации и окатоличиванию. На это была направлена вся политика II Речи Посполитой. Национальное образование было ликвидировано: к 1939 г. не осталось ни одной белорусской школы (в 1920 г. таковых было открыто около 400, в 1924 г. осталось 37); общее количество украинских школ сокращено в 10 раз и переведено на польский язык обучения. «Права меньшинств», закрепленные в Конституции, выглядели откровенным фарсом: «Белорусы не допускались на государственную службу, а в польских почтово-телеграфных ведомствах не принимались письма и телеграммы, написанные на белорусском языке даже латиничным шрифтом», - отмечают И. Ковкель и Э. Ярмусик.

Дискриминировалась оплата труда учителей - белорусов и украинцев, в целях полонизации их замещали кадрами из центральной Польши. Православная церковь находилась под жесточайшим преследованием не смотря на ее насильственную автокефализацию, откровенное разграбление храмов и монастырей, преследование духовенства и дискриминацию православных мирян.

Социальная защищенность местного населения присутствовала в зачаточном состоянии и, если позволительно вообще говорить о таковой, то применительно к польской интеллигенции и бюрократии, а также к осадникам. Профсоюзы подавлялись в зародыше, о национальных профсоюзах речи идти не могло, попытки организовать стачки и забастовки жестоко пресекались. Диктатура Пилсудского была своего рода «витриной капитализма», точнее - его крайних форм. К примеру, та же Франция, - на которую ориентировалось польская элита, с которой связывала надежды на защиту в случае угрозы с третьей стороны, которой постоянно предлагала прожект «крестового похода» против большевистской России - давно и далеко продвинулась в социальных гарантиях, легализации и повышения роли профсоюзов и т. д.

Медицинское обслуживание «кресов всходних» находилось на крайне низком уровне, оставаясь недоступным широким массам. В 1929 г. на 3,3 млн. западных белоруссов приходилось 75 небольших больниц (1:44 000), визит фельдшера стоил 5 зл., лекарства в аптеке в среднем - 12 зл. Показатели по детской смертности указанных регионов значительно превышали аналогичные данные по центральной и западной Польше. Эпидемии «социальных» заболеваний, являвшихся спутниками нищеты и голода, выкашивали десятками и сотнями тысяч белорусов и украинцев. Крайне низкая производственная безопасность, отсутствие охраны труда и антисанитария ежегодно давали сотни увечий на производстве и, как их следствие - смертей. «Многие рабочие городских и местечковых предприятий жили в тесных холодных бараках, подвалах, где часто отсутствовала вода, тепло, электричество. В одной комнате жили по 5-6 человек. Квартплата к тому же забирала более 1/3 заработка», - отмечает Ю. Л. Грузицкий. В 1930-х гг. на треть снизилась рождаемость, в основном - за счет «кресов всходних».

Питание среднестатистического жителя «кресов всходних» не позволяло ему чувствовать себя гражданином цивилизованного европейского государства. Картину «зажиточности» белорусов в Польше характеризует потребительская корзина. Норма потребления практически всех продуктов питания у жителей белорусских и украинских земель значительно ниже, чем у поляка. Например, среднегодовое потребление мяса в Западной Украине и Белоруссии составляло менее половины от нормы жителя центральной Польши (20 кг. / чел. по стране), во многих населенных пунктах «кресов всходних» едва превышая 4 кг./чел., а хлеб вытеснялся картофелем. Велика была смертность от голода.

Правовое положение белорусов и украинцев на оккупированных II Речью Посполитой территориях существенно отличалось от поляков центральной Польши. Им фактически было отказано в национально-культурном самоопределении и развитии. Повсеместно ликвидировались школы национальных меньшинств. За короткий срок пилсудчики полностью ликвидировали белорусские школы, жестоко преследовали белорусскую интеллигенцию (даже сторонников «федерализации»), общественно-политический актив белорусских партий и общественных объединений. Гонениям подверглись национальные и религиозные меньшинства, прежде всего - белорусы и украинцы православного вероисповедания.

Осадничество в сфере землевладения было дополнено привлечением шовинистически настроенных педагогов и бюрократов из центральной Польши, откровенным фарсом выглядело т. наз. местное самоуправление «кресов всходних». В глубоком подполье оказалась национальная печать. Впрочем, фашистский режим жестко цензурировал и преследовал практически все издания, хотя бы на йоту отступавшие от официозных идеологем. Любая попытка хотя бы заявить о своем униженном и бесправном положении подавлялась жестокими репрессиями.

Как следствие - возникло партизанское движение, поддерживаемое из СССР. Костяк его составляла белорусская и украинская беднота, хотя были и польские отряды. Власти усилили репрессии, прибегли к откровенному террору и правовому произволу, массовым экзекуциям и показательным процессам с чудовищными приговорами. В ходе военно-полицейских карательных операций пилсудчики не жалели ни женщин, ни детей, ни стариков, выжигали целые деревни, устраивали массовые порки и изнасилования.

В экономическом, политическом, социальном, культурном отношениях «восточные окраины» целенаправленно были превращены в колонию центральной Польши, ее аграрно-сырьевой придаток с полунатуральным низкодоходным производством.

Состояние промышленного производства характеризуют современные отечественные историографы: «Ее основу (промышленности - С. Ш.) составляли предприятия пищевой и мясоперерабатывающей отраслей. На их долю приходилось 2/3 от общего количества предприятий и числа рабочих… Всего в 1928 г. в Западной Беларуси действовало около 2 тыс. предприятий, однако большинство из них имело полукустарный характер. На 80% предприятий работало от 5 до 20 человек», - указывают в своем учебнике профессора И. Ковкель и Э. Ярмусик. «Однако в 1928 г. на долю Виленского, Новогрудского и Полесского воеводств приходилось только 2% общего объема промышленного производства Польши и только 1,5% рабочих», - отмечает Ю. Грузицкий.

Постоянные кризисы не давали подняться ни экономике «восточных окраин», ни выбраться из нищеты их населению. В 1929-38 гг. в Западной Белоруссии было закрыто около 200 промышленных объектов, что явилось причиной ликвидации 17,4% предприятий и безработицы 85% рабочих. Многие предприятия были загружены едва на треть (деревообрабатывающая отрасль), на половину (силикатная) и т. д. Ю. Грузицкий дает просто убийственные характеристики промышленности Западной Белоруссии: «Оборудование фабрик и заводов было весьма примитивным. Почти не использовалась механизация и электрификация… Отсутствие капиталов не позволяло осуществлять реконструкцию…».

Массовая безработица сопутствовала голоду и эпидемиям. К концу 1930 г. около 50% трудоспособного населения (около 700 тыс. чел.) были «избыточной рабочей силой», перебивавшейся случайными заработками внутри страны, мигрируя на биржи труда соседних стран, эмигрируя в другие страны вплоть до Латинской Америки. Пособие по безработице в Польше составляло 4-5 зл. в месяц, на семью 6 и более чел. выходило 16-20 зл. Но так как выжить на это было невозможно, то «пособие» заменялось 2 тарелками баланды и 300 гр. хлеба в сутки.

В 1929 г. правительственная «Газета Польска» писала о массовом голоде в виленском воеводстве, когда сотни тысяч крестьян готовились к голодной смерти, закрывались семьями в хатах «вместе с женами и детьми лежали, ожидая, когда смерть сократит их голодные муки». В 1931 и 1932 гг. голод был особенно силен. Так, в 1932 г. голодало около 60% ошмянских крестьян - они не могли выбраться из долговой кабалы и угнаться за подорожанием, им нечем было сеять. В 1934 г. в Виленском воеводстве голодало 200 тыс.чел. Благодаря «ножницам цен» промтовары - плуги, косы и проч. - в 1935 г. выросли в сравнении с ценами 1928 г. в 2-3 раза. Неплатежеспособность населения повлекла массовое закрытие предприятий торговли.

В сельскохозяйственном производстве Западной Белоруссии было занято более 80% ее жителей. «В 1921 г. бедняки составляли 62%, середняки - 30%, кулаки - 8%. К середине 30-х эти показатели соответственно составили 78-80%, 15-17 и 5%», - отмечает Ю. Грузицкий. Отметим, что в данный период не было войн и необычных природных катаклизмов.

Жесткая эксплуатация крестьян породила малоземелье и массовое разорение крестьянских хозяйств, выбросив на рынок рабочей силы десятки тысяч нищих и полуголодных бродяг-батраков, готовых на любой труд ради спасения себя и своих детей от голодной смерти (некоторые прибегали к самоубийству от голода).

В 1933 г. польские власти принимают новое наступление на систему социального страхования и трудовых отношений, закрепляя это законами и решениями правительства: отпуск сокращается с 8 до 4 дней, на 50% сокращаются выплаты по больничному листу (ранее составлял 60% заработка), зарплата сокращается почти в 3 раза в сравнении с 1928 г. Средняя еженедельная зарплата рабочего Варшавского воеводства составляла 42 злотых, в Новогрудском воеводстве - 15 злотых. Но после налогов и многочисленных штрафов оставались гроши, которые порой выплачивались через 3-4 месяца или заменялись талонами в магазины с завышенными ценами. По сведениям белорусского исследователя Грузицкого, в сер.1920-х 1 кг. ржаного хлеба стоил 0,45 зл., пшеничной муки - 0,9 зл., масла - 6,3 зл. Исходя из доходов, не трудно представить питание семьи рабочего, которая, как правило, ютилась в съемном жилье.

Оплата труда батрака и рабочего «кресов всходних» существенно уступала таковой в сравнении с центральной Польшей - например, за более продолжительный рабочий день в 12-14 час. белорусский рабочий получал на 40-50% меньше рабочего Лодзи и Варшавы, а заработная плата 9/10 городского пролетариата Польши была значительно ниже прожиточного минимума. Крестьяне же работали по 16-18 часов в сутки, но благосостояние их падало: согласно официальным данным, с 1928 по 1932 г. их заработки уменьшились более чем на половину, выплачивались натурой. При этом жители Западной Белоруссии платили налоги в 7 раз превышающие царские (довоенные), около 90% безработных не получали никакого пособия по безработице. Лишь искусственное сдерживание миграции ретушировало очевидный кризис социально-трудовых отношений. Напомним, что в то же время в БССР была полностью ликвидирована безработица, голод, безграмотность, шла не виданными Европой темпами индустриализация.

Хищническое разграбление природных ресурсов Западной Белоруссии и Украины поощрялось центральным правительством, как и удушение любых отраслей, которые могли составить конкуренцию производителям центральной Польши. Такая система целенаправленно создавалась и основывалась на польских латифундиях и монополистическом капитале, полуфеодальных отношениях, ценовой и налоговой дискриминации, завышенных железнодорожных тарифах, откровенно разбойничьем военно-полицейском колониальном терроре. Разорение и глубокий экономический упадок отторгнутых польской военщиной белорусских и украинских земель превратил их в рынок сбыта промышленных товаров по искусственно завышенным ценам, произведенных в центральных и западных воеводствах.

Ценовая дискриминация также проявилась в искусственном занижении зоготконторами и синдикатами закупочных цен на сельхозпродукцию «восточных окраин». Непоправимый ущерб наносился экологии. Например, массовая вырубка леса, вывозившегося «кругляком» на переработку в центральные и западные воеводства, сопровождалась уничтожением флоры и фауны, в частности - реликтовых сокровищ Беловежской пущи; ограничивалось собирательство как форма прокорма нищенствующих крестьянских хозяйств. Перерабатывающие предприятия Западной Белоруссии и Украины деградировали - например, спичечное производство на Полесье (во многом - следствие установленной «спичечной монополии» Крейгера), текстильное в Белостоке, предприятия кожевенные, литейные, деревообрабатывающие и др.

Слабо была развита не только механизация, но сохранились реликтовые формы вспашки («новь»), массовый переход от плуга к сохе и т. д. В согласно переписи 1927 г., около 30% крестьянских хозяйств не имели коней вообще, около 60% - одного, около 15% - без коров, 51% имели одну корову. «Обследование отдельных районов, произведенное в 1935г., выявило деревни, в которых число безлошадных хозяйств достигало 80% всех дворов», - писал журнал «Проблемы экономики». Воеводства «кресов» потребляли лишь 7% всей электроэнергии, 15% железа, 20% сельскохозяйственных машин, искусственных удобрений и т. д.

Землевладение «кресов всходних» характеризуется засильем крупных польских помещичьих латифундий. В течение нескольких лет правительство добилось создания в районах Западной Украины и Западной Белоруссии около 20 тыс. военно-поселенческих хозяйств осадников - отставных офицеров и унтер-офицеров с целью колонизации этнографически непольских земель и выполнения полицейских функций. «Они получали бесплатно или по небольшой цене земельные участки по 15-45 га и на льготных условиях долговременные кредиты на обзаведение хозяйством, за государственный счет строили жилые помещения», - отмечает Ю. Грузицкий. На льготных условиях осадники могли расширять свои владения, однако, как отмечает тот же автор, «почти все осадники находились на государственной службе и не очень желали работать на земле, поэтому они нередко отдавали участки на обработку крестьянам за арендную плату».

Типичный надел белорусского и украинского крестьянина составлял около двух гектаров: 31 тыс. западнобелорусских крестьянских хозяйств имели от 0,5-2 га. земли, 112 тыс. - 2-5 га. Более 60 % крайне безземельных крестьянских хозяйств едва сводили концы с концами батрачеством и первобытным собирательством. Помещикам принадлежало в среднем ¾ земельных угодий. Например, на Полесье помещикам принадлежало 2/3 земель (латифундистам - около 1500 тыс. га.), а белорусской бедноте - 1/16. За аренду помещик забирал от ½ до 2/3 чистого сбора, использовал отработки, издоль­щину, натуральную оплату (оброк) за пользование помещичьим пастбищем, сбором ягод и грибов в помещичьем лесу, за воду из помещичьего колодца, за проезд по помещичьей земле, даже за хождение по помещичьей меже.

Если крестьянин не мог платить и отрабатывать, его штрафовали, еще больше загоняя в долговую кабалу. Сами помещики, в зависимости от которых находились суды и полиция, судили крестьян, а то и попросту подвергали избиениям, конфисковывали и распродавали за бесценок имущество должников. Насилие и издевательства над крестьянами со стороны помещиков носили массовый характер, отличались особой жестокостью и цинизмом (особенно - со стороны осадников), возвратив белорусов и украинцев в мрачное время крепостничества.

«Восточные окраины» были отброшены к экстенсивному производству, что подтверждает сравнительный анализ сбора зерновых и картофеля: в 2 раза ниже по сравнению с центральной Польшей. Сельское хозяйство Западной Белоруссии достигло уровня 1913 г. лишь в 1929 г., а промышленное производство так его и не достигло (даже в целом по стране). Однако с этого же года начинается очередной спад как в животноводстве, так и в урожайности агрокультур, продолжавшийся до середины 1930-х, сменившись стагнацией.

Тема «17 сентября» в последнее время приобрела особый интерес, приобрела оттенок идеологического противостояния. «Свядомые» оппоненты в качестве аргумента высказывают: у восточных белорусов не было земли. На самом деле земля в БССР была и находилась в общенародной собственности, большая часть сельхозугодий - в пользовании коллективных хозяйств. В Западной Белоруссии («восточных окраинах» РП) земля находилась в частной собственности, ее можно было купить: по парцелярии 1919-1929 г. 1 га стоил 610-830 злотых (не считая спекулятивных накруток) - совершенно «небольшие» деньги при массовой нищете и безработице.

Демонизируя советский строй (который, как и любой другой, не был идеальным), припоминая коллективизацию и трудодни, отсутствие паспортов у колхозников (ограничивающих миграцию) и низкий уровень потребления, оппоненты госидеологии стараются дискредитировать ее ценностно-мировоззренческие основания. Порой они откровенно игнорируют контекст событий, фальсифицируют исторические факты, опускаются до инсинуаций и грубых провокаций. Однако альтернатива советскому строю в форме «кресов» едва ли могла прельстить современников.

При более пристальном рассмотрении исторического мифа об «ужасном советском прошлом» оказывается, что паспортизация сельского населения Белоруссии носила массовый характер, таковая прошла и в Западной Белоруссии после воссоединения; коллективизация в БССР даже в 1930-х не закончилась, а в западной ее части закончилась после Великой Отечественной; натуральная и полунатуральная оплата по трудодням действительно не позволяла колхозникам жить «на широкую ногу». Тем не менее, голода не было, а медицина и образование (в т.ч. высшее, в лучших вузах страны) стали доступными практически всем и бесплатно.

Безусловно, коллективизация была необходима для индустриализации, и оба этих процесса имели издержки, которые не следует преувеличивать и недооценивать, но рассматривать в контексте эпохи и ее важнейших событий - войн, международной обстановки, политэкономических факторов развития. В итоге Белоруссия превращалась из аграрного закоулка империи в аграрно-индустриальную республику, с современным промышленным производством, мощным сельскохозяйственным сектором, развитой социальной инфраструктурой, национальными центрами науки и культуры.

Историографы 1930-х - очевидцы описываемых процессов - приводят следующие свидетельства «развития» Западной Белоруссии: «Об упадке сельского хозяйства и бедности крестьян Западной Украины и Западной Белоруссии свидетельствует уже тот факт, что даже до экономического кризиса 1929 г. потребление сахара здесь было в 3 раза меньше, керосина - в полтора раза меньше и железа - почти в 10 раз меньше, чем в Западной Польше. Даже буржуазная польская печать не могла замолчать чудовищной нищеты белорусских и украинских крестьян. Помещичья газета «Слово» в номере от 9/XI 1936 г. сообщала: «И в этом году деревня начала голодать с наступлением первых холодов. В связи с голодом в Виленщине и в Полесье свирепствует голодный тиф».

В монографическом описании деревни Ажевиче, Западной Белоруссии, известный сподвижник Пилсудского - генерал Желиговский вынужден был констатировать: «Потребление деревни находится на чрезвычайно низком уровне. Нищета и голод являются постоянными гостями восточных районов. Хлеб с примесью мякины и древесной коры - вот чем питаются в наших деревнях. Многие крестьяне большую часть года сидят обычно без хлеба. Только в наиболее урожайные годы деревня в Виленском районе имеет достаточно хлеба».

Польская печать сообщала о голоде в западноукраинской и западнобелорусской деревне и в 1937 и 1938 гг. На почве голода физиче­ское истощение крестьян дошло до крайних пределов. В изданном польским государственным «Институтом социальной экономики» сборнике крестьянских писем можно встретить такие сообщения: «Народ до того ослабел, что во время последней косьбы в имении помещика косари падали в обморок. Огромная часть крестьян больна туберкулезом». В особенно жутких условиях находились дети: «Уже в первые месяцы своей жизни, - писала в 1938г. газета «Роботник», - крестьянский ребенок испытывает чувство голода. Усталая от работы и изголодавшаяся мать быстро теряет молоко. Лишь только прорезываются у ребенка первые зубы, картофель начинает служить ему единственной пищей, даже сухой хлеб является роскошью. Вследствие недоедания, ужасающей грязи и кошмарных жилищных условий среди деревенской детворы распространены туберкулез, трахома, скарлатина, дифтерит и тиф».

Такова картина голода и нищеты украинских и белорусских крестьян, изнывавших под пятой польских помещиков и капиталистов. Лейбористский депутат английского парламента Беккет после своей поездки по Западной Украине писал: «Я знаю Индию и вы, конечно, также слышали о чудовищной нищете в индусских деревнях. Но никогда я еще не имел возможности видеть столь ужасающую и подавляющую нищету, как здесь...».

Нельзя сказать, что лишь «восточные окраины» стали жертвой циничного хищничества, авантюризма и самонадеянности польского правительства - все польское государство походило на гнилую тыкву. При гордиевом узле сложнейших проблем во всех сферах пилсудчики устанавливают и пышно празднуют «День колоний», со дня прихода фашистов к власти оправдывают их действия и набиваются в союзники. Так, Польша приветствовала все акты агрессии со стороны Германии, Италии и даже Японии, а после исключения Германии из Лиги Наций вызвалась представлять там ее интересы. Во время разрушаемой на глазах системы коллективной безопасности, польское правительство предлагает «западным демократиям» и Германии одновременно… свой пропахший нафталином прожект «антибольшевистского похода».

Летом 1939 г. руководство Польши прилагает серьезные усилия к срыву советской инициативы - подписания антифашистского пакта между СССР, Англией, Францией и Польшей, перед этим похоронив инициированную Лондоном декларацию о коллективной безопасности. Таким образом, оно к 1939 г. напрочь лишилось адекватного восприятия новой геополитической реальности. 28 апреля 1939 г. Гитлер заявил о расторжении польско-германской декларации о ненападении и дружбе 1934 г., что не помешало польскому правительству дважды отказать на предложение СССР подписать договор о помощи в случае германской агрессии (последний раз - 19 августа 1939 г.). В сложившейся обстановке Советский Союз был вынужден 23 августа 1939 г. подписать «Пакт о ненападении» с Германией, известный ныне как «Пакт Молотова-Риббентропа».

1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу и в течение двух недель наголову разгромила ее отсталую во всех отношениях армию. Польская элита в панике разбегалась: 1 сентября из Варшавы бежал президент, 5 сентября - правительство, 7 сентября - верховный главнокомандущий маршал Рыдз-Смыглы, перебазировавшийся в Брестскую крепость вместе с ПВО и авиацией. С этого времени столица была беззащитна перед люфтваффе, а оставшиеся без координации войска обречены на поражение. Но и оттуда Рыдз-Смыглы вместе со штабными офицерами вскоре бежал в Румынию.

17 сентября заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потемкин вручил польскому послу В. Гжибовскому ноту Советского правительства, в которой утверждалось, что польское государство практически перестало существовать:

«…Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства. В течение десяти дней военных операций Польша потеряла все свои промышленные районы и культурные центры. Варшава, как столица Польши, не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договора, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам.

Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными.

Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.

Одновременно советское правительство намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью...»

К этому времени, что признают также польские историки, правительство и военное командование покинули страну. По всей видимости, даже посол В. Гжибовский не знал, где в данный момент находится его правительство. То есть II Речь Посполитая превратилась в неуправляемую территорию, по которой маршировал вермахт в сторону советской границы.

Кроме мобилизованных в 3,5 миллионную польскую армию, нет оснований говорить о каком-либо участии белорусов и украинцев в защите II Речи Посполитой - например, партизанском движении.

17 сентября советские войска пересекли границу и вступили в охваченные хаосом Западную Белоруссию и Украину, где их встречали с цветами, целуя танки. Позднее выяснится, что вермахт и РККА остановятся согласно карте (подлинность документа дискутируется до сих пор) раздела сфер влияния между III Рейхом и СССР.

В таких условиях встретили народы Западной Белоруссии и Украины судьбоносный день избавления и воссоединения - 17 сентября 1939 г., отмечавшийся в Советском Союзе до создания «Варшавского договора» как праздник.

Сегодня возможно и необходимо восстановить памятную дату 17 сентября в качестве государственного праздника Дня воссоединения белорусского народа в календаре Республики Беларусь и Союзного государства.