ЕВРАЗИЯ http://evrazia.org/article/1048
Регионализация рынков как фактор геополитической интеграции
Ограниченный императивами геостратегического порядка как тяжелого наследия своего «однополярного момента» и задачами, диктуемыми процессом глобализации рынков, Вашингтон должен пересмотреть свою роль всемирной державы   3 ноября 2015, 09:00
 
XXI век в масштабах экономики всей планеты будет отмечен противоречием, которое возникнет между глобализацией и процессами, направленными на создание экономически дополняющих друг друга континентальных пространств

Американские аналитики П. Даллэнн и А. Нонжон предлагают в качестве ключа к пониманию такого сложного феномена как процесс всемирной интеграции и унификации, или глобализации (термин употребляемый в англосакской культурной зоне), геоэкономический анализ, целью которого объявляется необходимость «избежать произвола какой-либо геополитической перспективы». Оставляя в стороне всякую полемику по поводу геополитики, звучащую в приведенной цитате, мы полагаем, что бесспорной заслугой геоэкономического анализа, исследовательским полем которого стало изучение торгово-экономических и финансовых стратегий государств, крупных примышленных предприятий, международных организаций (например, ООН, МБР и МВФ), явилась оценка как макро-, так и микроэкономических тенденций, которые вызывают, предполагают и подкрепляют такое типично геополитическое поведение.

Эволюция экономических процессов в сторону регионализации может быть истолкована в социально-экономическом плане как ответ на потрясения, вызванные процессом глобализации, произошедшим на обширной части планеты.

Экономические переменные величины, будучи тщательно изучены на планетарном уровне вне всяких идеологических схем или историцизма позволяют более полно понять некоторые явления геополитической практики и лучше разглядеть возможные сценарии будущего миропорядка. Кроме того, подобный подход позволяет обнаружить вес (и стратегии) некоторых важных групп финансово-экономического давления, влияющих на принятие решений национальными правительствами и нарушающих социально-политическое равновесие целых регионов на планете в угоду своим особым интересам и правительств, поддерживаемых ими.

Приведем только один пример: общеизвестно то влияние, которое оказали военно-промышленный комплекс США и тесно связанное с ним нефтяное лобби на принятие стратегических решений, касающихся все еще продолжающейся «войны терроризму», объявленной в мировом масштабе администрацией Буша после событий 11 сентября 2001 года. Как, впрочем, в качестве другого примера, всем известна и та роль, которую сыграла могущественная ONG (Oklahoma Natural Gas Company) вкупе с известным финансистом «филантропом» Джорджем Соросом в дестабилизации обстановки в бывшей Югославии, в потрясениях в российском «ближнем зарубежье» (Белоруссии и Украине), в некоторых критических точках евразийского континента (Чеченской республики, Грузии, Осетии, Киргизстана, Мьянмара, Тибета и т. д.).

Относительно тесной взаимосвязи между экономической политикой США и процессом глобализации Жак Сапир пишет следующее: то, что в обиходе принято называть «глобализацией», на деле является сочетанием двух процессов. Первый - это всемирное распространение капитализма в его индустриальной форме в регионах, еще им не затронутых. Второй процесс в огромной мере есть не что иное, как претворение в жизнь американской политики и означает волюнтаристскую политику финансовой и коммерческой свободы.

Если рассматривать государства как крупные предприятия, можно определить мировую реальность как широкое поле действия сил, которые превращают мир в господствующие и периферийные пространства, более или менее интегрированные экономически. Такое понимание государственных единиц и их роли в пространстве и в раскладе сил, в стратегиях, направленных на приобретение торгового и технологического превосходства (двух характерных элементов современной глобализации), приводит нас к признанию того, что современный процесс глобализации переживает глубочайший кризис еще и потому, что экономическая, торговая и финансовая активность все более проявляется на региональной основе и в масштабе отдельного континента.

С точки зрения политической, то есть суверенитета, мы считаем, что торговый регионализм, иными словами, региональная интеграция на экономико-финансовой и коммерческой основе, приводимая сегодня в действие такими инструментами как межгосударственная кооперация, зона свободного обмена, таможенный союз, общий рынок, единая валюта - выражает важнейшую геополитическую силу, способную стать рычагом политического объединения любой территориальной зоны, о которой идет речь.

Такая эволюция экономических процессов в сторону регионализации и континентализма может быть истолкована в социально-экономическом плане как ответ на потрясения, вызванные процессом глобализации, произошедшим на обширной части планеты. Процесс этот, о чем стоит напомнить, уже спровоцировал (и продолжает провоцировать) дальнейшее раздробление территориального суверенитета некоторых отдельных пространств Земного шара на исключительно хрупкие, трудно управляемые государственные образования в угоду западной системе, то есть в интересах весьма незначительной части мирового населения, если вообще не особых и малочисленных элит.

Формирование крупных, экономически самодостаточных и политически суверенных пространств, начиная от консолидации / интеграции уже существующих, таких как Россия, Китай, Индия в Северном полушарии, Бразилия и Аргентина - в Южном, могло бы послужить элементом укрепления социальной и политической стабильности во всем мире. Другой элемент, который надо выделить особо, заключается в том, что глобализация, ведя к униформированию в мировом масштабе производства и потребления, одновременно стирает своеобразие культур разных народов и, кроме того, приводит к их ассимиляции миром западных «ценностей» в духе неоколониализма.

По поводу глобализации можно констатировать, что региональная интеграция диалектически сочетается с ней по правилу усиление / противодействие. Речь идет об усилении механизмов глобализации, когда целые регионы включаются во всеобщий рынок, исходя из принципа экономической взаимозависимости, и о противодействии им, когда, напротив, по политическим соображениям и / или геополитической необходимости целые пространства попадают в контекст так называемой самодостаточности или взаимодополнения, устраняясь тем самым от действия процессов глобализации. Таким образом, региональная интеграция имеет в глазах аналитиков двоякий характер.

Рассмотрим случай Южной Америки и как две противоположные тенденции - усиления процесса глобализации и противодействия ему - могут взаимодействовать в борьбе за влияние на будущие геополитические сценарии целого региона. С одной стороны, можно констатировать, что США давно уже стараются завлечь страны Центральной и Южной Америки в торгово-экономические сети типа Североатлантической зоны свободной торговли (ALENA / NAFTA - North Atlantic Free Trade Area) и Зоны свободной торговли стран Америки ALCA / FTАA - Free trade area of the Americas), а также в сферу военного сотрудничества по линии Межамериканского договора о взаимопомощи (TIAR) с очевидной целью поддержать собственную гегемонию во всем Западном полушарии, следуя традиции, которую положил еще президент Монро в 1823 году.

Создание таких сетей приведет к раздроблению территорий и ослаблению национальных суверенитетов во всей Южной Америке. Обычно раздробление и ослабление осуществляются путем деполитизации руководящих классов в странах, подвергающихся торгово-экономической интеграции, или, следуя указаниям сторонников так называемой «мягкой силы» (soft power), путем прямого, а зачастую и временного кооптирования некоторых избранных представителей местных олигархий (политической, культурной, экономической) в мировые экономические и финансовые структуры, или более грубо и резко, путем политической и экономической дестабилизации в зонах интереса, используя прежде существовавшую напряженность эндогенного характера или искусственно вызывая новые конфликты.

Главное условие США и крупных компаний при осуществлении интеграции, увязанной с процессом глобализации, это «распылить» суверенные территории, раздробив их на слабые и взаимозависимые государственные единицы. Вторым же условием является принцип экономической взаимозависимости целого субконтинента, а также его тотальный контроль.

Итак, препятствовать любой возможности сплочения региональных игроков, элементарно политическим последствием чего было бы оформление некоего геополитического пространства, обладающего определенной экономической самодостаточностью, становится насущной задачей сторонников (и «контролеров») создания «свободного рынка». Таким императивом, по всей видимости, и будет руководствоваться Вашингтон в стратегии, которую он применит в будущие годы для защиты собственных приоритетных интересов в своем уже бывшем «соседнем дворе».

С другой стороны, ведется постоянная работа по налаживанию согласия и отношений между различными южноамериканскими странами, в основном между Аргентиной и Бразилией, между Венесуэлой и Боливией, между Венесуэлой и Бразилией, по созданию необходимых региональных сетей, позволяющих освободить целый субконтинент от экономической и военной опеки со стороны Соединенных Штатов.

Для некоторых южноамериканских аналитиков и политиков, в числе которых бразильцы Самюэль Пинхейро Гуимараеш и Луис Мониц Бандейра, а также аргентинцы Альберто Буэла и Феликс Пена, такая форма региональной интеграции, как Южноамериканский общий рынок (Mercosur), Боливарианская Альтернатива для Америки (ALBA), Андская группа и др., называемые сторонниками неолиберализма «региональными блоками», чтобы подчеркнуть их негативную роль по отношению к процессам глобализации (процесс интеграции Латинской Америки поддерживается Китаем и Россией, которые, являясь «дальними друзьями», воспринимаются правительствами Каракаса, Буэнос-Аэреса и Бразилии как более надежные, нежели их североамериканские соседи), могла бы стать отправной точкой в создании валютного и геополитического объединения целого американского субконтинента. В этой связи вспомним, что с октября 2008 года Бразилия и Аргентина перейдут в своих взаиморасчетах на единую местную валюту (SML), которая должна заменить американский доллар. Принятие SML - первый шаг по пути валютной интеграции целого Южно-Американского региона.

На смену принципу экономической взаимозависимости - основному элементу процесса глобализации - приходит, таким образом, принцип дополнительности. Напряжение, порожденное противоречием между созданием южного экономически (и правильно) объединенного пространства и понятным сопротивлением США, по всей видимости, будет определять геополитическое будущее всего Западного полушария.

Заметим, что американские аналитики, такие, как, например, Роберт Пастор, прекрасно сознавая закат своей страны, считают, что для преодоления сегодняшней критической ситуации Вашингтон должен проявить «континентальный подход» в отношении Северо-Американского Сообщества, которое должно, по их мнению, включить Канаду, США и Мексику.

Что касается Евразии, вопрос представляется несколько более сложным. Здесь вступают в силу некоторые важные факторы геостратегического порядка, которые обуславливают, со времен Советского Союза, геополитическую и геоэкономическую стратегию США и некоторых лоббистских групп, заинтересованных в огромных ресурсах евразийской территории. Коротко перечислим, что вынужден делать Вашингтон исходя из своих геостратегических интересов:

Принцип глобализации и приверженности всемирной экономической взаимозависимости на планетарном уровне сменяется принципом дополнительности как новой основы для сплочения на континентальном уровне.

- сохранять присутствие в западной части Евразии (в Европе, как таковой), являющейся плацдармом для контроля за Россией и Ближним Востоком; - вызывать нестабильность в некоторых азиатских регионах, главным образом, на Кавказе и в зоне Гималайской дуги, с целью повлиять на позицию Москвы и Нью-Дели ; - попытаться раздробить территорию КНР как минимум на 4 региона: Тибет, провинцию Хинджанг, Внутреннюю Монголию и Центрально-Восточный Китай; - и, наконец, опекать Японию (восточную часть Евразийской земли), как плацдарм, зеркально расположенный по отношению к Европе, для контроля за Россией и Китаем, двумя легкими Евразии.

В средней и долгосрочной перспективе сохранять такое положение представляется невыполнимым для Вашингтона. Предпринимая широкий набор мер, направленных на поддержку экспансионизма, ему следует учитывать финансово-экономический кризис, изнутри поразивший сегодня страну. Кроме того, бывшая супердержава должна осознать созревание многополярной системы, основанной на крупных континентальных пространствах, расположенных как на Севере, так и на Юге планеты, и хотя это очень дифференцированное пространство, с политической, экономической точки зрения, а также с учетом задач коллективной безопасности оно очень сплоченное. В Северном полушарии оно представлено российско-китайско-индийскими соглашениями, а в Южном - по многим аспектам оно является еще более однородным и построено на новых взаимоотношениях между Аргентиной и Бразилией.

В недавнем прошлом, по мнению Жака Сапира, «центральным моментом в стратегии гегемонии США после 1991 года было сочетание политики ослабления России, чтобы в мировом масштабе она никогда уже не смогла стать опять таким конкурентом, каким был СССР, с вовлечением этой страны в лоно интересов американской политики. Политический выигрыш от такого ослабления был очевиден. Что же касается интеграции, с ее помощью предполагалось предотвратить любой возможный альянс России и Китая, с риском для Соединенных Штатов стать свидетелем соединения технической мощи в военной области первой державы с предсказуемым экономическим динамизмом второй».

Ограниченный, с одной стороны, императивами геостратегического порядка как тяжелого наследия своего «однополярного момента», а с другой - насущными задачами, диктуемыми процессом глобализации рынков, Вашингтон должен глубоко пересмотреть свою роль всемирной державы.

Что касается Европы, североамериканская держава, с согласия своего особого партнера, Великобритании, за короткий срок сумела заставить встать на свои позиции не только правительства ее восточной части (стран Балтии, Украины, Польши, Словакии, Чешской республики, Венгрии и Румынии) , то есть Новую Европу, по выражению бывшего министра обороны США Рамсфилда, а главное, Францию и Германию. Европейский Союз, контролируемый «атлантистами-модернизаторами», на деле является уже не «европейским», а «атлантическим». Такая Европа, созданная в канцеляриях Лондона, Парижа, Берлина и Вашингтона, далека от того, чтобы усиливать политическую унитарность своего пространства, но, кажется, более склонна к размежеванию по трем основным линиям раскола: континентальная Европа (Германия и Франция), Новая Европа (Восточная Европа) и Средиземноморский союз.

Что касается процессов глобализации, средиземноморско-европейская интеграция атлантистов вместо того, чтобы создать средиземноморский «региональный блок», ставит своей целью деполитизировать правящие классы арабских стран, включив их в мировые механизмы рынка и финансов, повысив тем самым уровень взаимозависимости этих стран с мировой экономикой, а главное, помешав Турции Эрдогана, заинтересованной в интенсификации отношений с Москвой и Тегераном, стать важной и автономной фигурой, принимающей решения в Средиземноморье и на Ближнем Востоке.

Эта новая «трехчастная» (а значит, еще более слабая) Европа является элементом сегодняшнего трансатлантического стратегического расклада Соединенных Штатов, исходящего из необходимости укреплять отношения с Европой как «политическим партнером», но в то же время не допускающего и малейшего риска того, чтобы этот партнер стал хоть сколько-нибудь, пусть даже потенциально, независимым. Европа, не совсем трансатлантическая, и впрямь могла бы пересмотреть собственную роль в духе отказа от «западного» американоцентричного контекста, сближения с Россией и интенсификации взаимоотношений с Китаем и Индией - на основании принципа дополнительности, а не экономической взаимозависимости, в Западном же полушарии - со странами ЮжноАмериканского общего рынка (Mercosur).

В «кризисных зонах» (Закавказье, Средний и Ближний Восток, Гималайская Дуга), процессы глобализации происходят с применением хорошо отлаженной стратегии дестабилизации, направленной на дальнейшее ослабление в политической и социальной сферах (Афганистан, Ирак, Пакистан, Мьянмар), а также «исключительных» кредитов, выдаваемых тем организациям и/или государственным образованиям, которые намерены встать на путь строительства демократического общества и, значит, принять правила свободного рынка (как в случае с Грузией, Азербайджаном и Узбекистаном).

На пространстве Индокитая процесс глобализации, по всей видимости, протекает не в соответствии с макроэкономическими и финансовыми прогнозами. Экономические курсы, выбранные правительствами Пекина и Нью-Дели, хотя и различны, но на деле исходят из перспективы создания в ближайшие годы интегрированной системы экономик двух азиатских колоссов, начиная с китайских инвестиций в развитие индийской инфраструктуры и поддержки, оказываемой Индией китайскому сектору услуг и информации, нуждающемуся в информационных технологиях для дальнейшего развития национальной экономики.

По сути, речь явно идет об оформлении настоящего «регионального блока». Следует также учитывать, что потребности в энергетических ресурсах двух азиатских стран, Китая и Индии - потребляемая ими нефть соответственно на 70% и на 40% является импортной, - заставляет их правительства следовать евразийскому курсу, то есть заключая прочные экономические соглашения с Россией и Ираном (дополнительными партнерами) и «южно-американскими» партнерами (соглашения с Бразилией и Венесуэлой), всеми теми, кого Вашингтон не очень-то любит.

Индо-китайсткие соглашения могли бы способствовать новым взаимоотношениям между Пекином и Токио. Два исторических антагониста в контексте экономической коммерческой интеграции всего Восточно-Азиатского региона могли бы найти общие политические точки в деле построения многополярной системы. И в этом случае можно было бы перейти от принципа экономической взаимозависимости к принципу дополнительности. Если бы это произошло, упадок США как мировой державы мог бы стать неизбежным и быстрым. При такой потенциальной угрозе США, особенно в момент финансово-экономического кризиса и роста Китая и Индии, имеют возможность глубоко пересмотреть свою позицию, в том числе и в отношении Японии, так же, как и свою трансатлантическую политику в отношении Европы как по очевидным стратегическим причинам, так и в интересах экономической экспансии.

Бжезинский, рассматривая новые мировые политические реалии, весьма явно указывающие на закат «Запада», считает, что «Европейское Сообщество (должно) продемонстрировать свою открытость к большему участию со стороны неевропейских стран». Бывший советник Картера отводит некоторую роль Японии (а также Южной Корее) в рамках НАТО, с целью привязать еще больше Токио к национальным интересам США.

Как было кратко указано выше, такое явление как регионализация рынков в двух полушариях планеты, до недавнего времени тесно связанное с процессом глобализации, а главное, органически вытекающее из геополитических доктрин мирового господства, которыми руководствуются США в последние десятилетия, кажется все более эволюционирует в сторону крупных континентальных образований и способствует в среднесрочной перспективе геополитической интеграции обширных самодостаточных пространств. Принцип глобализации и приверженности всемирной экономической взаимозависимости на планетарном уровне сменяется принципом дополнительности как новой основы для сплочения на континентальном уровне различных экономик при уважении специфики и культурных традиций народов мира.

XXI век в масштабах экономики всей планеты будет отмечен противоречием, которое возникнет между глобализацией и процессами, направленными на создание экономически дополняющих друг друга континентальных пространств.


Тиберио Грациани  
Материал распечатан с информационно-аналитического портала "Евразия" http://evrazia.org
URL материала: http://evrazia.org/article/1048