Александр Дугин

Интеллектуалы и интеллигенты

Сегодня следует оценивать политическую реальность в новой системе координат. И эта система координат относится к постмодерну. По сути мы стоим на пороге новой политологии – политологии постмодерна. Прежде чем перейти к теме евразийской интеграции следует сказать несколько слов относительно новой политологической парадигмы.

Интеллектуалы

В качестве главного субъекта политической реальности политология постмодерна предполагает фигуру интеллектуала. Не смотря на видимость понятности, это совершенно новая политологическая и социальная реальность. Интеллектуал постмодерна качественно отличен от своих предшественников в фазе модерна – от интеллигента и ученого. Интеллигент занят поиском смысла жизни, бытия, общества. Он увлечён разгадкой моральной, этической, онтологической и эстетической проблемы. Эта проблема довлеет над ним, составляет суть его бытия и его действий.

Интеллектуалы постмодерна отличаются следующими фундаментальными качествами: они дисперсны и сингулярны. Дисперсность означает, что они не интегрированы ни в какие структуры. Интеллектуал может занимать высокую управленческую должность, а может и не занимать. Может быть интегрированным в социальные структуры, а может пребывать на их периферии. Это ничего не меняет в его функции: он остаётся главным decision maker’ом постмодерна в обоих случаях. В системе он представляет индивидуальность, на периферии – системность.

Сингулярность интеллектуала постмодерна связана с тем, что он никого не представляет, кроме самого себя. Он есть ad hoc явившееся рационализирующее, диджействующее существо, манипулирующее смыслами. За ним нет ни класса, ни интереса, ни базы. Он – чистая автономная надстройка, свободная от всякого фундаментала, как «цена» фондового рынка, которая, как, мы знаем, discounts everything. Он учитывает только тренды, но одновременно и порождает их. Убрав его (чисто теоретически), мы выключим свет и звук политической истории (постистории).

Телемассы

Если интеллектуалы – это субъект постмодерна, то телемассы – объект. Массы в постмодерне переходят в новую плоскость. В традиционном обществе масс не было, были элиты. В обществах модерна массы есть и играют роль субъекта. Модерн создан для масс. Вспомним «societe des masses» и Ортегу-и-Гасета. В постмодерне массы есть, но их нет. Они всё, но они и ничто. Они переходят в новую реальность, становятся виртуальными массами. Виртуальная масса состоит из телезрителей. Всё, чем они живут, это плоскость телеэкрана. В этой плоскости есть потребление, события, желание, вожделение, фрустрация, наслаждение, насыщение, выбор, борьба, победа, поражение. В этой плоскости их жизнь. Телевизор – это судьба, говорят телемассы (говорят телемассам!). Всё, что делают телемассы, делает за них телевизор. Это дистанционная игра. Никогда ранее в истории массы не были точными эквивалентами физического определения массы, которая характеризуется одним качеством – инерцией. Телемассы в этом смысле идеальны, кроме инерции у них ничего нет. Вместо классового интереса базиса или остатков коллективного бессознательного, связанного с культурой и традицией, у телемасс лишь следы прошлой передачи. Они прикованы к экрану, как говорил Ги Дебор, крепче, чем каторжник к кандалам. Они даже потребляют виртуально: Кока-кола или Пепси-кола? Это «быть или не быть?» телемасс. Вопрос глубинный, даже никогда не пробовав ни один из этих напитков, телемассы проводят жизнь в постоянном выборе. О, нет, они не дадут себе засохнуть! Телелучи бодрят.

Телемассы – чистый объект. Они сделают всё, что захотят диджеи интеллектуалы, но те не хотят ничего. Они лишь синтезируют желание, производят нескончаемый ремикс политического либидо. Они рециклируют «старые песни о главном», и больше ничего не могут и не хотят. Телемассы открывают жадные жаркие зрачки, и созерцают ничто. Телемасс нет.

Сетевые

В политологии постмодерна существует промежуточная инстанция между интеллектуалами и телемассами. Это – сетевики. Сеть Интернет – это инструмент виртуальной десингуляризации интеллектуалов и индивидуализации телемасс. Когда телемассы переходят от пассивного восприятия спектакля к интерактивности, они становятся сетевиками. Сетевики – это телезрители, стремящиеся постоянно активно реагировать на потоки полученной информации. Они как бы сообщают телецентру: холодно, горячо, задело, мимо, да-да, да-нет, нет-нет и т.д. Сетевик – это активный телезритель, он экзальтирует свою пассивность до уровня «мнения». Сетевик – это непрерывная шутка, он ищет каналы покруче, порно пооткровеннее, слова погрубее. Он не соображает, как интеллектуалы, но и не безмолвствует как телемассы. Он издаёт сетевое шипение, повествующее о том, как его организм переваривает образы. Образец такого шипения – live journal. Это и есть квинтэссенция «сетевых». Каждый постинг в live journal это ровно посредине между сингулярной наглостью клипмейкера (интеллектуала) и запрограммированной предсказуемостью телемассы. Сеть, в ближайшем будущем – Web-TV, это реализованная бесконечность каналов, как неисчерпаемая вариативность порно-поз. Сетевик может задать вопрос интеллектуалам: Бжезинскому, Фукуяме, Павловскому. И они вполне вероятно ответят. Демократия.

Глобализация как проект постмодерна

Глобализация действительна только в той степени, в какой действителен постмодерн. Лень объяснять почему. Глобализация совершенно реальна на уровне контактов мировых интеллектуалов. Почему? Потому, что их очень мало. Интеллектуалы – это думающий класс (уже планетарное меньшинство), из которого вычли интеллигентов (людей с совестью) и учёных (людей со склонность к поискам истины, «ботаников»). Т.е. остаётся горстка на каждую из стран. Их можно собрать на пятачке, они по настоящему космополитичны, так как не представляют никого, кроме самих себя. Все сингулярности мира легко усядутся в зал на тысячу мест в любой из мировых столиц – от Нью-Йорка или Лондона до Тель-Авива, Парижа, Бангкока, Пекина или Бишкека. Только пригласи.

На уровне телемасс глобализация также совершенно реальна, так как спектакль СМИ легко становится планетарным: CNN, BBC и MTV реальны, и реально усвояемы телемассами в любом уголке планеты. Они мурлыкают под нос одну и ту же песню, потребляют одни и те же шампуни, смотрят одни и те же матчи, соболезнуют одним и тем же пандам. Массы остаются различными, но телемассы – интегрируются. Глобализм здесь стал фактом.

О сети и говорить не приходится. Она задумывалась как планетарный интерактив, таким она и является. Ведь паутина по определению world wide.

То, что реальность совершенно не глобализирована и не хочет быть таковой, не имеет никакого значения: реальность – пережиток модерна. Постмодерн оперирует в виртуальности. Отныне реально только то, что показано по TV. То, что не показано, того попросту нет.

Яд в лекарство: постмодерн на службе евразийства

Нет смысла выносить оценку этой новой политологии – политологии постмодерна. Лучше сосредоточить своё внимание на другом: как использовать постмодерн для реализации проектов евразийской интеграции, обсуждать которую накануне собрались президенты стран СНГ. Реальная интеграция стран СНГ в новую политическую модель чрезвычайно трудна. Всё, что мы имеем, основано на центробежной тенденции. Но всё это – модерн, его компетенция. Государства-нации, «национализмы», ressentiment, хозяйственные системы, валюты, языки и т.д. Выносим всё это за скобки.

Евразийская интеграция может быть осуществлена легко, просто и без всяких проблем, как только мы примем методики постмодерна. Для этого достаточно:

- интегрировать интеллектуалов стран СНГ (ЕврАзЭС),

- запустить единый «интеграционный канал» (где телемассы Евразии будут созерцать непрерывный «спектакль интегрпации»),

- зарегистрировать доменную зону «.ea» (E-r-A-sia). Ведь есть же «.su» (S-oviet-U-nion). Советского Союза нет, а доменная зона есть. Но доменная зона «.su» слишком хард. А вот «.ea» как раз. Вполне политкорректно.